Аргонавты Средневековья - Даркевич Владислав Петрович - Страница 6

6

Обычно купцы грамотны и умеют объясниться на языках стран, лежащих на их пути. Многие торговцы, которые в IX в. путешествовали из государства франков в Китай, могли изъясняться на франкском, греческом, персидском, арабском и славянском языках. Кочевой образ жизни, общность интересов и необходимость противостоять конкуренции заставляли купцов объединяться и приучали к взаимной поддержке. Так возникали купеческие корпорации – гильдии, или ганзы.

Крестьяне, рыцари и торговцы встречали на дорогах лиц духовного звания – епископов, аббатов, простых монахов, продавцов индульгенций и святых реликвий.

Одни из них ехали на церковный собор, другие – с докладом в Рим, третьи – читать лекции в университетский город. На верхнем Дунае основывали обители ирландские монахи-эмигранты. Подвижность духовенства, книжных людей, переводчиков типична для Средневековья. Общению южных и восточных славян в православных странах благоприятствовали единая церковная организация и языковое родство. Усиленный взаимообмен культурными ценностями происходил в монастырях Афона, Константинополя, Иерусалима, Синая, Болгарии. В пути часто находились и безместные клирики: священники, лишенные приходов, монахи, которые покинули свои монастыри из-за провинности или в стремлении к «правильному» уставу, неуживчивые еретические проповедники. Этих любителей бродячей жизни, которые «измышляют невиданное и свои слова выдают за Божьи», безрезультатно бичуют в постановлениях соборов и синодов. Нерадивого клирика, «поющего песни в застолье», лишают духовного сана и выдают светским властям.

В поисках знаний из города в город, из одной соборной школы в другую странствуют пытливые и бесшабашные студенты – ваганты (слово «вагант» означает «бродячий»). «Школяры учатся благородным искусствам – в Париже, древним классикам – в Орлеане, судебным кодексам – в Болонье, медицинским припаркам – в Салерно, демонологии – в Толедо, а добрым нравам – нигде», – говорили о них.[24] Любознательную молодежь притягивали знаменитые университеты или прославленные молвой профессора. Многие энергичные молодые клирики, получив образование, не находили ни прихода, ни места в канцелярии, ни учительского места и были вынуждены кормиться случайным заработком, подаяниями духовных и светских сеньоров. Они могли написать латинское славословие или прошение, дать юридический совет, оказать медицинскую помощь. Жизнь вагантов превращалась в вечное скитальчество.

Человеку нужен дом,словно камень прочный,а меня судьба несла, что ручей проточный,влек меня бродяжий дух, вольный дух порочный,гнал, как гонит ураган листик одиночный.Как без кормчего ладья в море ошалелом,я мотался день-деньской по земным пределам.[25]Архипиита Кельнский

Дружный бродячий «орден» вагантов, или голиардов, пополняли самые разные неприкаянные люди («в братии скитальческой все скитальцы – братья»). Среди них много неудовлетворенных мятежных натур.

Рады и монаху мы с выбритой макушкой,Рады и пресвитеру с доброю подружкой;Школьника с учителем, клирика со служкойИ студента праздного – всех встречаем кружкой…Принимает всякого орден наш вагантский:Чешский люд и швабский люд, фряжский и славянский,Тут и карлик маленький и мужлан гигантский,Кроткий нрав и буйственный, мирный и смутьянский.[26]«Чин голиардский»

Эти умствующие острословы-стихотворцы и озорные гуляки серьезно беспокоили церковные власти и благонамеренных бюргеров. «Поклонники Бахуса и Венеры» ночи напролет играли в кости (зернь), на велеречивой латыни сочиняли кощунственные песни об алчной римской курии, а при случае охотно брались за оружие, принимая участие в общественных смутах. В своих обличительных стихах они высмеивали невежество «люда под капюшонами», глумились над жирными прелатами, лицемерными постниками и кабинетными книжниками «Прославленные гульбою и прожорством» поэты-школяры, слагатели «золотых строчек», в которых слышался гогот безудержного кабацкого веселья, не принадлежали к баловням фортуны.

Прервав над логикой усердный трудСтудент оксфордский с нами рядом плелсяЕдва ль беднее нищий бы нашелсяНе конь под ним, а щипаная галка,И самого студента было жалко —Такой он был обтрепанный, убогий,Худой, измученный плохой дорогойОн ни прихода не сумел добытьНи службы канцелярскойВыносить Нужду и голод приучился стойкоПолено клал он в изголовье койки,Ему милее двадцать книг иметь,Чем платье дорогое, лютню, снедьОн негу презирал сокровищ тленных,Но Аристотель – кладезь мыслей ценных —Не мог прибавить денег ни гроша,И клерк их клянчил грешная душа,У всех друзей и тратил на ученье[27]Джеффри Чосер

Дорога уводила вдаль людей разных классов и состояний Одни искали чужие края ради «дел святых», другие бежали от врага, голода или моровой язвы (рис 9) Когда в 1128 г в Новгороде «люте бяше», голодающие, спасаясь от «казней божьих», «разидошася по чюжим землям» По словам летописца, дороговизна и «мор силен» приводили к массовому исходу за рубежи «И разидеся град нашь и волость наша, и полны быша чюжии гради и страны братьи нашей и сестр, а останок почаша изъмирати».

Опальные изгои спасались от политических и религиозных преследований Душевный разлад влек на Восток одержимых любовью рыцарей-трубадуров Цели путешествий переплетались подчас трудно было отличить оборванного монаха или «углубленного в божественное» паломника от расчетливого дипломатического агента.

Рис. 9– Нападение разбойников на странника (в искусстве эта сцена могла символизировать человека, осаждаемого грехами и искушениями) «Евангелие Генриха III», выполненное в Рейнской области около 1036 г.[28]

В числе странников – удрученные печалью и обездоленные, которым нечего терятьВ скитаниях по белу свету отверженные находили пропитание и нечто вроде утешенияСреди этих нищих больше несчастных людей,Чем среди других всякого звания людей, которые странствуют по этой землеИ те, которые живут такой жизнью, могут проклинать день,Когда они родились, когда им придется уходить отсюдаНо старые люди и седые, бессильные и беспомощные,И женщины с детьми, которые не могут работать,Слепые и больные со сломанными членами,Которые переносят это несчастье с кротостью, как и прокаженные и другие,Получат такое же полное прощение, как и сам ПахарьУильям Ленгленд[29]вернуться

24

Памятники средневековой латинской литературы Х-ХП веков М., 1972. С 282-283

вернуться

25

Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров Поэзия вагантов. М, 1974. С. 485

вернуться

26

Памятники средневековой латинской литературы Х-ХII веков С. 492–493

вернуться

27

Чосер Дж Указ соч. С 40-41

вернуться

28

LeGoffJKultura sredmowiecznej Europy Рис 53 на вклейке

вернуться

29

Ленгленд У. Видение о Петре Пахаре / Пер Д М Петрушевского М-Л, 1941 С 259