Не говори никому - Кобен Харлан - Страница 39

– Чертов Брюс Ли, весь на стероидах, – сказал Тириз.

Я снова кивнул.

Водитель опять завозился. Брутус занес кулак, однако Тириз остановил его.

– Эти двое не знают ни хрена, – сказал он мне.

– Я понял.

– Пришить их, или пусть гуляют?

Как будто это было одно и то же, вроде как монетку кинуть.

– Пусть гуляют, – решил я.

Брутус доехал до безлюдного квартала, видимо, где-то в Бронксе, я точно не знаю. Оставшийся в живых белый выскочил сам, второго, вместе с водителем, выволок Брутус и бросил у обочины, как старый хлам. Мы двинулись дальше. Несколько минут все молчали.

Тириз закинул руки за голову и развалился на сиденье.

– Здорово, что мы поблизости ошивались, а, док?

В ответ на это «заявление тысячелетия» я смог только кивнуть.

32

Результаты экспертиз хранились в архиве в Лэйтоне, Нью-Джерси, недалеко от границы с Пенсильванией. Специальный агент Ник Карлсон прибыл туда в нерабочее время. Он жутко, до зубовного скрежета, ненавидел склады. Открыты круглые сутки, никакой охраны, только маленькая камера на входе… Одному Господу известно, что могут скрывать эти бетонные стены. Карлсон знал о наркотиках, деньгах и контрабанде всех сортов и, честно говоря, мало переживал по этому поводу. А вот один случай врезался ему в память: несколько лет назад в таком вот здании заперли похищенного нефтяного магната. Человек задохнулся. Карлсон присутствовал при обнаружении тела. С тех пор, оказываясь на складе, он опасался, что где-то здесь, всего в метре от него, томятся несчастные пленники, потерянные, прикованные наручниками, тщетно взывающие о помощи.

Люди часто говорят о жестокости этого мира. Они даже не подозревают, насколько он жесток на самом деле.

Тимоти Харпер, окружной медэксперт, вышел из похожего на гараж помещения, держа в руках коричневый, перетянутый резинкой конверт. На конверте стояло имя Элизабет Бек.

– Нужно расписаться, – сказал он Карлсону.

Карлсон послушно подписал разрешение.

– Бек не сказал вам, зачем ему эти документы?

– Он назвался безутешным супругом, говорил что-то о фотографиях, больше ничего… – Харпер пожал плечами.

– А о вскрытии он вас расспрашивал?

– Так, задавал какие-то общие вопросы.

– Какие именно?

Харпер поразмыслил немного.

– Спрашивал, помню ли я, кто именно опознал тело.

– А вы вспомнили?

– Сначала – нет, потом – да.

– И кто же?

– Отец убитой. Потом Бек спросил, много ли ему понадобилось времени.

– Кому? На что?

– Отцу, на опознание.

– Странный вопрос. Зачем Беку эта информация?

– Честно говоря, я сам не понял. Он хотел выяснить, как скоро его тесть идентифицировал тело: сразу или через некоторое время.

– Для чего он хотел это выяснить?

– Вот уж не знаю.

Карлсон попытался хоть как-то объяснить услышанное. Не получилось.

– И что вы ему ответили?

– Правду. Что я не помню. Что, вероятно, все было, как обычно, а то бы я насторожился.

– Что-то еще?

– Нет, вроде нет. Послушайте, если мы закончили, мне надо идти – у нас тут двое мальчишек вмазались на «цивике» в телефонную будку.

Карлсон сжал документы в руке.

– Да, – сказал он. – Закончили. Если вы мне еще понадобитесь, где вас найти?

– Я буду у себя в офисе.

«Питер Флэннери, адвокат» – было набрано выцветшими золотыми буквами на поцарапанной стеклянной двери. В стекле зияла дыра размером с кулак, которую кто-то заклеил скотчем. Судя по виду скотча, лет ему было немало.

Я по-прежнему прятался за козырьком кепки. После «беседы» с азиатом нещадно болели внутренности. Мое имя звучало на всех радиостанциях вкупе с обещаниями каких угодно снисхождений в обмен на явку с повинной. Я официально числился в розыске.

К такому быстро не привыкнешь. И все-таки, несмотря на беды, я чувствовал невероятный подъем, будто все плохое происходило не со мной, а с кем-то лишь смутно мне знакомым. Я, сидящий тут, не переживал. У меня была одна цель – найти Элизабет, остальное казалось нереальным, как в театре.

Тириз вошел со мной. В приемной ожидало около полудюжины человек. У двоих на шеях гипсовые воротники. Еще у одного в руках птичья клетка. Для чего – понятия не имею. Никто не потрудился взглянуть на нас, очередь будто прикинула, стоим ли мы того, чтобы поднять глаза, и решила, что нет, не стоим.

Секретарша посмотрела на нас брезгливо, как на собачье дерьмо в траве. На голове у нее красовался на редкость отвратительный парик.

Я спросил, можно ли видеть Питера Флэннери.

– У него клиент.

Казалось, секретарша вот-вот надует пузырь из жвачки.

Тириз выступил вперед и жестом фокусника достал из кармана скрученную трубочкой пачку денег толщиной с мое запястье.

– Передайте вашему начальнику, что за нами не задержится, – ухмыльнулся он. – А если он примет нас прямо сейчас, так и вам перепадет.

Через две минуты мы входили в святая святых юридической конторы мистера Флэннери. В кабинете пахло сигарами и лимонным освежителем. Стояла мебель типа той, что вы можете найти в крупных универмагах – дешевая подделка под дуб и красное дерево, залапанная до черноты. На стенах не было дипломов, лишь сомнительные сертификаты, призванные, видимо, впечатлить легковерных посетителей. Один из них, в частности, сообщал, что хозяин кабинета состоит в Международной ассоциации дегустаторов вин. Другой доводил до вашего сведения, что Флэннери присутствовал на Лонг-айлендской официальной конференции в 1996 году. Большое дело. Висели тут и выцветшие фото молодого Флэннери с какими-то, надо полагать, то ли звездами, то ли политиками. Я не узнал ни одного. Венчали экспозицию фотографии улыбающегося Флэннери с клюшкой для гольфа в руках.

– Прошу вас, джентльмены, – повел рукой адвокат. – Садитесь.

Я принял предложение. Тириз привалился к стене, скрестив руки на груди.

– Итак, – начал Флэннери, выплюнув слово, как комок жвачки, – чем я могу вам помочь?

Питер Флэннери напоминал усохшего атлета. Его некогда золотые локоны выцвели и поредели, черты лица расплылись. Он был одет в вискозный костюм-тройку – я таких сто лет уже не видел, – из кармана пиджака свисала золоченая цепочка от часов.

– У меня к вам несколько вопросов по давнему случаю, – сказал я.

Глаза Флэннери, еще не до конца потерявшие юношескую голубизну, уставились на меня. На столе я заметил фотографию самого Питера с толстой женщиной и неуклюжей девочкой-подростком лет четырнадцати. Все трое напряженно улыбались, я бы даже сказал – морщились, будто собирались чихнуть.

– Давнему случаю? – переспросил мой собеседник.

– Моя жена посетила вас восемь лет назад. Мне нужно знать зачем.

Адвокат бросил быстрый взгляд на Тириза. Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди и спрятав глаза за темными стеклами.

– Я не понял. Вы что, разводились?

– Нет.

– Тогда… – Флэннери шутливо поднял руки вверх и пожал плечами. – Принцип конфиденциальности. Неразглашение информации клиента. Боюсь, я не смогу вам помочь.

– Думаю, моя жена не была вашей клиенткой.

– Вы совсем запутали меня, мистер… – Он выжидательно замолчал.

– Бек, – закончил я. – Не мистер. Доктор.

Когда я назвал имя, подбородок Флэннери дрогнул. Я забеспокоился, не в курсе ли он последних новостей. Нет, тут что-то другое.

– Мою жену звали Элизабет.

Флэннери молчал.

– Вы ведь помните ее?

Он опять задумчиво поглядел на Тириза.

– Она была вашей клиенткой, мистер Флэннери?

Юрист откашлялся.

– Нет.

– Но все-таки приходила сюда?

Флэннери завозился в кресле.

– Да.

– О чем вы говорили?

– Это было так давно, доктор Бек.

– Не может быть, чтобы вы вообще ничего не помнили.

Флэннери не ответил напрямую.

– Вашу жену ведь убили, верно? – начал он издалека. – Я помню, что-то такое было в газетах…