Смерть в ночном эфире - Браун Сандра - Страница 48

– Ты виделась с Дином еще раз? – спросил Джек, нарушая ход ее мыслей.

– Только один. Он выходил во второй половине дня, чтобы спросить сестру миссис Дорри о том, что любят дети, какие лакомства, какие игры и игрушки, есть ли в доме животные. Ему хотелось, чтобы разговор с мистером Дорри получился как можно менее официальным.

Джек задумчиво нахмурился:

– Если все кончится плохо, то Дин будет считать себя виновным в этом.

– Он старается изо всех сил.

– Я знаю. И ты знаешь. Все знают, кроме самого Дина. Но запомни мои слова, Пэрис. Если пять человек не выйдут из этого дома живыми, Мэллой изведет себя.

Джек пробыл с ней около часа, потом уехал, взяв с нее обещание позвонить ему немедленно, если ситуация изменится. Но ничего не произошло. Прошло несколько часов. Пэрис сидела на переднем сиденье фургона, приводила в порядок свои записи и думала о том, под каким новым углом можно показать эту историю. Но тут в ветровое стекло постучал Дин.

– Что-то случилось? – спросила Пэрис.

– Нет, ничего. Прости, если я тебя обеспокоил. – Он подошел к открытому окну. – Мне просто нужно немного пройтись и размять ноги.

– Джек просил передать тебе, чтобы ты не зарывался.

– Он приезжал?

– Привез нам с Томом поесть. А ты ел что-нибудь?

– Сандвич. Но от стакана воды я бы не отказался. Она передала ему бутылку со словами:

– Я пила из нее.

– Мне все равно. – Дин выпил воды, закрыл крышку и вернул ей бутылку. – Я хочу попросить тебя об одолжении. Ты не могла бы позвонить Гэвину? Как только я попадаю в подобную ситуацию, он пугается. – Он легко улыбнулся. – Слишком много полицейских шоу на телевидении. Позвони ему, пожалуйста, и скажи, что разговаривала со мной и что я в полном порядке. – Читая вопрос в ее глазах, Дин пояснил: – Я уже разговаривал с сыном, и Патрисия тоже. Но ты же знаешь, каковы дети. Гэвин поверит только в то, что услышит от постороннего человека.

– Я буду рада помочь. Что-нибудь еще?

– Это все.

– Совсем просто.

Дин распустил узел галстука, закатал до локтей рукава рубашки. Облокотившись о дверцу фургона, он продолжал смотреть на дом. Потом негромко сказал:

– Дорри может убить их, Пэрис.

Она промолчала, понимая, что Дин не ждет от нее ответа. Он делился с ней самым ужасным своим страхом, и ей было приятно, что он считает возможным сказать это именно ей. Ей только хотелось найти для него слова утешения, которые не прозвучали бы банально.

– Не представляю, как мужчина может убить собственных детей, но именно это он и обещает сделать. – Дин опустил голову и потер бровь. – Когда я разговаривал с ним в последний раз, я слышал, как в доме заплакала маленькая девочка. Она просила его: «Папочка, не убивай нас, пожалуйста, не убивай». Если Дорри решит нажать на курок, то я не смогу ничего сделать.

– Если бы не ты, он, вероятно, уже давно бы спустил курок. Ты делаешь все, что в твоих силах. – И без всякой задней мысли Пэрис коснулась его волос.

Дин резко поднял голову и посмотрел на нее, вероятно, гадая, откуда она знает, что он делает всё, что в его силах. А может быть, он хотел услышать это еще раз. Или просто ему захотелось проверить, действительно ли она дотронулась до него.

– Понимаешь, полицейские говорят, – голос Пэрис упал до шепота, – что ты невероятный человек.

Таким же шепотом Дин спросил:

– А что думаешь ты?

– Я тоже считаю тебя совершенно невероятным.

Она бы улыбнулась ему, как другу, но улыбка показалась ей неуместной по многим причинам. Во-первых, ситуация к этому совсем не располагала. Во-вторых, у нее перехватило горло, и она едва могла дышать. Но в основном из-за того, как смотрел на нее Дин.

В тот вечер, когда они впервые встретились, они смотрели друг на друга дольше, чем пристало друзьям. На этот раз они никак не могли отвести глаз друг от друга, и притяжение между ними оказалось еще сильнее. Пэрис готова была опустить руку, как злодей, застигнутый на месте преступления. Но если бы она это сделала, то жест ее стал бы только более заметным и наполнился бы смыслом, который она признавать не осмеливалась. Потом Пэрис не раз спрашивала себя, поцеловались бы они, если бы у него не запищал пейджер.

Но именно этот звук нарушил магию этой минуты. Дин проверил сообщение.

– Дорри хочет поговорить со мной, – объяснил он и бросился бежать к полицейскому фургону.

Только к полуночи Дин договорился о том, чтобы Дорри выпустил детей. Альберт Дорри боялся, что полицейские начнут штурм дома. Дин сумел убедить его, что этого не случится, если он отпустит детей. Дорри согласился только при одном условии: Дин должен сам подойти к крыльцу и забрать детей. Разумеется, Пэрис ничего не знала до тех пор, пока дети не оказались на свободе.

Она разговаривала с сестрой миссис Дорри, когда прибежал оператор и сказал, что Мэллой идет к дому.

Сердце билось у Пэрис в горле, когда она смотрела, как Дин с высоко поднятыми руками поднялся на крыльцо. Никто не слышал, о чем он говорил с Дорри через дверь, но Мэллой так долго оставался ничем не прикрытой целью для преступника, что Пэрис это время показалось вечностью.

Наконец дверь распахнулась, из дома вышел маленький мальчик, за ним появилась девочка постарше. Она несла младшую сестренку на руках. Все плакали и закрывали глаза ладонями от направленного на их дом света.

Дин обнял их и отвел к работникам социальной службы, которые ждали в стороне.

Одним из условий, выдвинутых Дорри, было то, чтобы детей не отдавали свояченице Кларе Хопкинс, которая всегда ненавидела его и настраивала против него жену. Но Пэрис узнала об этом позже.

Когда Пэрис рассказывала в прямом эфире о том, что детей отпустили, ее голос был хриплым от усталости, да и выглядела она не слишком хорошо. Закончила она свой репортаж словами о том, что все стали смотреть на ситуацию с большим оптимизмом.

– Много часов казалось, что все неумолимо движется к трагическому концу. Но теперь полиция надеется, что выход детей из дома стал поворотом к лучшему.

Ее последние слова заглушили два громких выстрела. Пэрис и остальные репортеры замолчали. Никогда раньше она не слышала такой внезапной и жуткой тишины.

И эту тишину разорвал третий, и последний, выстрел.

Пэрис еще раз взглянула на вырезку из газеты и, аккуратно сложив ее по прежним сгибам, спрятала за своей фотографией в бумажнике Джека. Она положила бумажник обратно в коробку, и ей стало нехорошо при мысли о том, что если бы Джек связал события того дня с тем, что произошло потом, он никогда бы не стал хранить эту заметку, а разорвал бы ее в клочья.

20

Она была маленькой женщиной. Руки, комкавшие мокрый носовой платок, могли бы принадлежать и ребенку. Ноги она скрестила в щиколотках и спрятала под стулом. Она нервничала так же отчаянно, как студент перед ответственным экзаменом.

Кертис представил их друг другу.

– Миссис Тони Армстронг, познакомьтесь с доктором Мэллоем.

– Здравствуйте, миссис Армстронг.

Кертис вел себя с этой женщиной так же галантно, как с Пэрис.

– Я могу предложить вам что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо. Как вы думаете, сколько времени это займет? Я должна забрать детей в четыре часа.

– Вы освободитесь намного раньше.

Дин прибыл на эту встречу через тридцать секунд после вызова. Этого времени ему хватило, чтобы проводить до дверей Гэвина и Лизу. Он не знал, зачем его вызвали и почему он должен присутствовать при этой беседе. Мэллой стоял, прислонясь к стене, и молча наблюдал за происходящим.

Миссис Армстронг явно не относилась к разряду хрупких фиалок, как можно было бы подумать, судя по ее внешности. Ей, вероятно, показалось, что ее не хотят выслушать, поэтому она положила конец обмену любезностями и прямо перешла к делу:

– Мистер Хэтавэй передал мне, что вы хотели со мной поговорить, сержант Кертис. Я пришла, но никто не объяснил мне, о чем вы хотите говорить со мной. Следует ли мне пригласить моего адвоката? Или у моего мужа неприятности, о которых я не знаю?