О смелых и умелых (Избранное) - Богданов Николай Владимирович - Страница 82

Тихо, тайно надо исчезнуть нам с танцев и сразу на сборный пункт. С бала на банду...

Без шума, по одному стали мы сматываться. А Ваня в такой раж вошел, что никак его выбить из круга не удается. Ему и так и сяк намекают, скачет себе, напевает с задором пышной поповне:

- Что танцуешь, Катенька?

- Польку, польку, папенька.

- С кем танцуешь, Катенька?

- С комсомольцем, батенька!

Ему уж и ножку подставляли и за ушастые галифе хватали. Никаких намеков не признает. Думает, обычные шутки. Пришлось попросить гармониста прекратить на минутку трель, чтобы осадить танцора.

- В чем дело, где заело? - спрашивает он, утирая пот рукавом.

Заметив любопытствующие взгляды, мы сделали ему знак помолчать и потопали вниз по лестнице.

Сматываясь вслед за нами, Ваня отдал приказ Бычкову продолжать вечер, как обычно. И по дороге успел шепнуть Вере:

- Постараемся управиться быстро... последний вальс за мной!

- Я жду вас, как сна голубого, - пропела вслед ему барышня голосом приятным, как музыка.

- Куда вы, братики, торопитесь? - поинтересовался красноармеец. И, узнав, что на банду, пожелал присоединиться.

И вот мы на сборном. Малая кучка. Одна молодежь. Основные силы ЧОНа под командованием Климакова устремились курьерским эшелоном на Пичкиряево - гасить восстание кулаков.

И этим воспользовалась банда. Ну ясно, та самая неуловимая, которую никак не может поймать даже сам Климаков. Выскочила из лесу, разгромила контору лесосплава и, захватив казенный спирт, приготовленный для расчета с плотовщиками, гуляет в избушке сторожа.

Гуляет, беды не зная.

- Вовремя получили сигнальчик, сейчас мы их и прищучим, - говорит Ваня, рассматривая карту уезда, - сюда вот прикажем выехать вялсинским комсомольцам, а сюда вот батьковским, бандам нужно отрезать беговые дороги. Из-за реки на них двинем охрану лесозавода. А мы ударим напрямик, через переправу...

И поясняет краснозвездному:

- Связь на войне - первое дело, сам знаешь. Но у нас ведь война особая. Вся связь у кого? В руках телефонных барышень. Известно, у них в ушах все новости уезда. А на устах замки. Пойди посторонний узнай, что подружка подружке за дежурство расскажет... Большинство ведь не нашего поля ягодки - дочки попов, монопольщиков, сельских лавочников... интеллигентки! А ты говоришь, танцевать не надо. Ищем ключи к девичьим сердцам, братишка. И, как видишь, находим. Успех нынешней операции чем подготовлен? Вальсами!

И Ваня самодовольно рассмеялся, намекнув на успех у Веры. Недаром, значит, танцевал, недаром провожал, недаром шептал про светлое будущее, склоняя на нашу сторону. И вот телефонная барышня сообщила ценный секрет.

...Мчимся на резвых конях, лежа на розвальнях-санях вповалку. Щелкаем затворами, проверяя оружие. Звезды над нами в черном весеннем небе тревожно мигают. Невидимые гуси крыльями шумят. Повернули на юг перелетные стаи, испугавшись крепкого весеннего заморозка, летят митингуя. И кажется нам, будто крылатые трубачи играют нам с неба тревогу.

Ветер вдруг подымается, ломая корку льда на залитых полой водой озерах. Уши режет стеклянный звон. В лицо летит острый ледок из-под копыт. Щеки колет ночной заморозок. Ребят пробирает дрожь.

- Собачья жизнь, - говорит, поеживаясь в своей кожаной курточке, Ванька, - бандитов у нас - как блох. Там ужалят, здесь куснут, только успевай почесываться.

Лежим мы в санях вповалку на свежем сене. Красноармеец жует былинку и сквозь зубы ему:

- А вы их к ногтю!

- Не трудно блоху давить, да хитро ее ловить. Это вам хорошо на фронте: вот тебе наши, вон они белые. Сошлись две силы в чистом поле и давай - кто кого! А у нас вся война - "кто кого обманет". Исподтишка. Нападут, набедят, скроются. Там Совет вырежут, здесь кооператив разгромят, нападут на заготовителей, убьют активистов. Не дают установиться новой жизни, - жалуется Ваня, - лишают народ радости, не дают нам, пролетариям, как следует вкусить...

- Плодов революции, - договаривает краснозвездный. - Это все буржуи на том стоят. Известно. Потому и напали со всех сторон.

- Вот так-то, брат, - вздыхает Ваня, - нам бы жизнью наслаждаться в тепле, под музыку... А тут в темную ночь к лешему на рога трусись.

Но вздыхает он притворно. Им уже овладел другой азарт, не терпится захватить банду, которую сам Климаков поймать не может. Разгромим, отличимся, знай комсомольцев! Климаков, уезжая, наказывал оберегать город, присматривать за ушаковским лесозаводом. Красному директору завода враги наши давно грозят расправой...

Но в городе тихо. Танцует молодежь. Да и лесопильный завод в порядке. Знать, банда побоялась с его охраной связываться и напала на сплоточный пункт, расположенный в лесу, далеко от завода. Ваня приказал заводским чоновцам снять охрану завода и прижать банду с тыла.

Мчимся по темным весенним дорогам на облаву.

Пусто вокруг. Холодно. Сталь винтовок руки обжигает. Лошади храпят, проваливаются в зажоры, разбивая копытами тонкий и острый, как стекло, ледок.

Неуютно нам. Жмемся друг к другу в санях и любуемся нашим исполкомовским кучером: а он в старинной ямщицкой шубе восседает, как бог Саваоф, на облучке, воздев руки и высоко держа вожжи. Богатырь старик. Борода белая, шире груди, нос красный, как морковь. Ему все нипочем...

А мы заледенели, закоченели, пока до реки доехали. Вот оно и плотбище*, рукой подать. И видно, как среди штабелей бревен огонек в сторожке теплится, мигает. Близко, а не прыгнешь. Перед нами река Цна-голубка. Летом мелка, а весной глубока.

_______________

* Место, где вяжут готовые к сплаву плоты.

Накануне с юга большая вода пришла, подняла лед, образовались закраины. Остановились. Как переправиться? Настил бы из бревен положить, да они грудятся на том берегу.

Бросились наши ребята, поискали, нет на луговой стороне ни одного бревна, ни подходящего дерева. Как через закраину переправиться?

Замерзли. Зуб на зуб не попадает. Рядом - вон она, теплая изба. Вот она, банда, бери ее... А тут такое проклятье. Не очень широкая полоса темной воды, чуть подернутая ледком, а не перепрыгнешь.

- Впору плыть, - почесал кнутовищем под шапкой наш кучер Савоськин.

- А чего ж, - усмехнулся Ваня Глухов, - тебе не привыкать, каждый год на крещенье в проруби купаешься, народ дивишь.

- А ну, распрягай коней, связывай сани оглоблями, - скомандовал старик, - сейчас наплавной мост сделаем!

Быстро исполнили мы команду дрожащими руками. Зябко. Ветер на берегу так и пронизывает. Вот связали мы из саней длинный поезд и, опустив его в воду, продвинули поперек закраины до коренного льда так, что оглобли передних саней легли на кромку.

- А ну, кто у вас лучший танцор, пробежись петушком по жердочкам! погладив бороду, пошутил Савоськин.

Пробежал Акимка - как припустился с разбегу, так и перескочил на лед. Смеется, пережив страх, и быстро хватается за оглобли саней. Придерживает, и мы один за другим перебегаем, как в танце. Затем молча вытаскиваем за собой наш санный поезд, и катим через лед до закраины правого берега, и, снова устроив наплавной мост, перебегаем по одному на тот берег и рысью бежим на огонек сторожки.

- Тише! Надо с разведкой! Смотри, не было бы засады, - осаживает нас умелый военный - красноармеец.

Ну, где тут! Мы до того замерзли, что не боялись никаких засад. Скорей бы хоть в драке отогреться.

Едва поспевает за нами Ваня Глухов с маузером в руке.

- Тсс! - шипит он, как рассерженный гусь. - Окружай, не все на крыльцо, давай вокруг избушки. Хоронись за бревна!

Бревен вокруг - горы. И мы по ним, как козы, скачем. Сапоги обледенели. Оскальзываемся. Кто кубарем, кто ползком. Вот она, сторожка. Вся такая уютная, тепленькая, окошки светятся, и из трубы дымок идет. И приглушенная песня доносится, то утихая, то усиливаясь. Пьют и поют бандиты. И, видать, давно: кони, привязанные вокруг сторожки, поели весь овес и мотают пустыми торбами.