Башня Королевской Дочери - Бренчли Чез - Страница 12

Сьер Антон расстегнул портупею и швырнул её на постель. За ней последовали кожаные со сталью фехтовальные перчатки, защитившие его от меча Маррона и, вероятно, от мечей товарищей в учебном бою. Сьер Антон провёл рукой по слипшимся потным волосам и взялся за воротник кольчуги.

— Будь добр, помоги, если не трудно…

Правой, здоровой рукой Маррон придерживал за локоть раненую левую. Теперь он быстро отпустил её и шагнул вперёд, взявшись за плечи кольчуги и мимоходом удивившись тонкости и прочности колечек, из которых она состояла. Сьер Антон наклонился, изогнулся, шагнул назад и выскользнул из кольчуги. Доспех всей тяжестью повис на руках Маррона, заставив его зашипеть от боли в мускулах раненой руки.

— Повесь вон там, — махнул сьер Антон в сторону рамы.

Кольчуга с журчащим звуком упала на дерево. Маррон повернулся к рыцарю и обнаружил, что тот уселся на постель и вытянул в его сторону одну ногу.

— Ты не мог бы помочь…

И Маррон — Маррон, поклявшийся дяде, что будет слугой только Господу, — обнаружил, что стоит на коленях и снимает сапоги с рыцаря. Не успев ещё встать, не понимая, что он тут делает и почему вдруг взялся прислуживать сьеру Антону, он почувствовал отдавшийся во всём теле звон Брата Шептуна.

Маррон едва не задохнулся и с молчаливой мольбой посмотрел на сьера Антона. «Мне надо идти, хоть я и не знаю дороги», — говорил его взгляд. И снова Маррон промолчал, снова не смог сказать ни слова. Рыцарь встал с постели и опустился на колени рядом с ним.

— Ты знаешь службу?

— Да, сьер. — Конечно, службу он знал, но…

— Вот и хорошо. Помолимся вместе.

Маррон ожидал, чтобы сьер Антон начал молиться, сьер Антон спокойно выжидал седьмого удара, означавшего, что в большом зале начинается служба. После этого они с Марроном стали повторять положенные по обряду старинные слова. Возможно, и было что-то странное в том, что светский рыцарь читал основную часть службы, а давший обет монах всего лишь отзывался в положенных местах, как простой мирянин, — однако Маррона это совсем не удивляло.

Они отчитали службу быстрее собравшихся в зале, а два негромких голоса звучали куда менее величественно, чем несколько сот, однако служба показалась Маррону ничуть не менее искренней. Произнеся последние слова, сьер Антон ещё с минуту оставался на коленях; губы его шевелились — он молился про себя. После этого он так открыто и радушно взглянул на Маррона, что юноша отважился задать вопрос:

— Прошу прощения, сьер… но вы всегда молитесь здесь, в своей комнате?

— Да, всегда. Я соблюдаю все Часы, как и вы, но только молюсь в уединении. — Увидев недоумение Маррона, он едко усмехнулся: — А ты думаешь, мне следует демонстрировать своё благочестие вместе с этими тщеславными франтами — другими рыцарями, выставляться напоказ перед братьями и Господом, гордясь своим происхождением и несомненными заслугами? Нет, спасибо…

Он резко встал и шагнул к высокому узкому окну, едва пропускавшему дневной свет. Маррон тоже неуклюже поднялся, уже приготовившись извиниться, хотя и не понимал, что в его словах могло показаться рыцарю обидным.

Но сьер Антон отвернулся от окна и уселся поудобнее в его амбразуре, улыбнувшись уже более естественно.

— Нет, — повторил он, — но тебя это не касается, Маррон. А теперь выслушай меня. Мы, рыцари Ордена, имеем право привезти с собой в Рок оруженосца или слугу и держать его при себе на протяжении всей своей службы. Но у меня нет слуги — хотя, уверяю тебя, это не моя вина. Я позаботился о его теле. Прецептор сказал, что я могу выбрать оруженосца из братьев-новобранцев. Мне хотелось бы, чтобы это был ты, однако я не имею права приказывать. Я могу только просить. — На мгновение дружелюбная улыбка стала скорбной, словно рыцарь сожалел о том, что вынужден опуститься до просьбы. — Итак, я в первый и единственный раз обращаюсь к тебе с просьбой, Маррон, — будь моим оруженосцем. Твои обязанности не будут обременительны — я не требовательный хозяин, зато ты научишься у меня тому, чего не узнал бы, прослужи ты в Роке хоть двадцать лет. И это касается не только фехтования. Согласен ли ты? Я не стану повторять просьбу дважды, — холодно добавил он, предупреждая всякий торг.

В этом не было нужды; Маррон не собирался торговаться, да и не о чём было. Вот только…

— Я… я не хотел бы покидать свой отряд, сьер… — Конечно, в первую очередь ему не хотелось покидать Олдо; в этом огромном мрачном замке, в здешней мрачной жизни ему нужен был хотя бы один друг. И потом, между Марроном и остальными братьями тоже существовала незримая связь, рвать которую юноше не хотелось.

— Ты его и не покинешь. Как правило, ты будешь нужен мне два-три часа в сутки. Ты останешься монахом и будешь нести все обязанности монаха. Звание оруженосца только наложит на тебя дополнительные обязательства. Скажи да или нет, Маррон, но сделай это быстро.

— Тогда да, сьер. И благодарю вас…

Сьер Антон насмешливо покачал головой.

— Я рассёк ему руку до кости, потом задал ему добавочную работу — и он же благодарит меня за эту честь. Вот оно, дворянство, Маррон; даже наше прикосновение благословляет. Иди сюда. Нет, сюда. — Он встал и, взяв Маррона за плечо, подвёл его к окну.

— Вон, видишь? — показал сьер Антон.

— Вижу. Башня.

Окно выходило на один из замковых дворов, совсем крошечный, гораздо меньше того, где проходили учения, наверное, самый маленький двор в замке. Угол двора занимала приземистая башня, огороженная стенами почти на всю свою высоту. Стены замка, окружавшие двор, к ней не подходили. Башня стояла на самом краю гранитного утёса, служившего основанием крепости, и за ней наверняка скрывалась глубокая пропасть.

— Это самая старая часть крепости, — пояснил сьер Антон. Его рука переместилась на шею Маррона, не позволяя ему отвернуться. — Первыми здесь построили стену шарайцы. Вообще-то они почти ничего не строят, но эти стены воздвигли и удерживали башню, пока мы её не взяли. Всё остальное — и стены, и крепость — мы построили сами. А сама башня была возведена ещё до шарайцев; они построили свою крепость вокруг неё. Зачем? Чтобы владеть башней? Чтобы защищать её? Если кто-то и знает ответ на эти вопросы, мне его слышать не доводилось. Знаешь, как называется эта башня?

— Нет, сьер.

— Я не знаю, как звали её шарайцы, но мы называем её Башней Королевской Дочери.

— Простите, сьер?

— Да, Маррон?

— Наш король… у него нет дочери, сьер.

— Ты прав. Но говорят, что он сам дал имя башне. По легенде, он был здесь однажды, уже после падения Аскариэля, но ещё до Конклава. Конечно, до Конклава, как же иначе. Король осмотрел башню и приказал Ордену хорошенько охранять её. Говорят, что после этого он засмеялся и нарёк её Башней Королевской Дочери.

Что ж, здесь было над чем смеяться — если бы кто-нибудь осмелился. Не было дочерей у владыки Чужеземья, как не было и лица, которое видел бы за пределами дворца хоть кто-нибудь за последние сорок лет. Он правил страной в полном уединении, не допуская исключений и не объясняя своего желания.

Имя было странным, но казалось, что не в нём дело. Сьер Антон не отпускал Маррона.

— Смотри… — только и прошептал он. Наконец Маррон понял.

— Сьер! Я не вижу двери…

Ни на одной из двух видимых из окна стен не было ни дверей, ни окон — только серая поверхность зализанного непогодой камня. Стена же, окружавшая башню, была построена вплотную к ней, и за ней не могло быть двери.

— Да, Маррон. Двери там нет. И некоторые мои собратья считают меня подобным этой башне — одиноким и замкнутым. Без окон и дверей. Быть может, ты обнаружишь, что они внушили то же самое своим слугам, и это будет ещё одно благословение тебе от моего прикосновения. Ты умеешь точить меч?

— Простите, сьер?

— Умеешь обращаться с точильным камнем? — Рука исчезла с шеи Маррона, а сам сьер Антон сделал шаг назад. Когда Маррон оглянулся, рыцарь уже стоял у постели, взвешивая на руке меч с портупеей.