Наполеон и женщины - Бретон Ги - Страница 33

Испросив тайную аудиенцию у папы, она призналась ему, что связана с Наполеоном только узами гражданского брака.

Его Святейшество с трудом сдержал жест изумления.

— Я опасаюсь, — лицемерно добавила Жозефина, — что в таком случае освящение коронации неприемлемо для Вас.

Папа, в восторге от предо ставившейся возможности частично отплатить Наполеону за притеснения церкви во Франции, ответил с елейной улыбкой:

— Успокойтесь, дочь моя, мы это уладим! Через несколько дней он отвел Наполеона в сторонку и заявил:

— С сожалением напоминаю Вам, сын мой, что Вы не обвенчаны по законам святейшей церкви. Поэтому я должен последовать примеру моего всеблагого предшественника Жана VIII, отказавшегося короновать Людовика-Заику, брак которого церковь не признала законным. Церковь согласится на Вашу коронацию только после того, как Ваш брак получит ее благословение.

Наполеон вынужден был подчиниться. Первого декабря, накануне церемонии коронации в Нотр-Дам, кардинал Феш, дядя императора, тайно повенчал государя и государыню.

Теперь бывший якобинский генерал мог быть коронован как император с согласия святой католической церкви.

Церемония должна была состояться на следующий день 2 декабря 1804 года.

Послушаем м-ль Жорж, которая предоставила нам своеобразный репортаж событий этого исключительного дня:

"Я чувствовала пронзительную грусть. Почему же?

Ведь и должна была радоваться тому, что великий Наполеон достиг вершины своих упований. Но эгоизм всегда тут как тут. Мне думалось, что, взойдя на трон, император не захочет видеть бедную Жоржину.

Как мне не хотелось присутствовать на этой церемонии! Я и раньше не любила пышных празднеств. А уж теперь ни за что не хотела воспользоваться местом, которое было мне предоставлено в Нотр-Дам. Но семья моя хотела видеть празднество, и я сняла окна в доме, выходящем на Пон-Неф (Новый мост). Это обошлось всего в 300 франков, но добираться туда надо было пешком — преизрядное расстояние от улицы Сент-Оноре, да еще в декабре месяце! Я через силу решилась на это. Мы оделись при свечах; когда мы вышли из дому, день едва занимался. Улицы, посыпанные песком, были запружены народом; мы пробирались в толпе крайне медленно и добрались до места только через два часа. Наконец, мы вступили в обладание нашими драгоценными окнами. Мой лакей распорядился с утра натопить помещение и принести завтрак, холод и голод нам не угрожали. Деньги иной раз весьма полезны. У нас было два окна, выходящих на площадь, и два — на набережную. Гостиная была обставлена неплохо — гобелены с пастушками, удобные кресла.

Мои родные уже столпились у окон, я осталась в кресле у огня.

— Иди, сестра, кортеж скоро появится,

— Тогда вы меня и позовите. И не открывайте пока окон, не то я простужусь и придется завтра в театре играть с насморком,

Я почувствовала, что глаза мои закрываются.

— Ах, я задремала. Разбудите меня, когда увидите кортеж.

— Вот он

В самом деле, вот первая карета с большими зеркальными стеклами — императорская семья: его сестры и нежная красавица Гортензия. Затем карета папы Пия VII-го; юноша, держащий крест, верхом на муле, которого озорные мальчишки дергают за хвост; в толпу летят монеты.

Наконец, карета императора, вся сияющая позолотой… На ступеньках кареты, на запятках — нарядные пажи… Наши окна на первом этаже, мы все видим прекрасно. Видим спокойного, улыбающегося императора; императрицу Жозефину рядом с ним… Блеск славы не изменил ее, она — все-та же обаятельная женщина, наделенная сердцем и умом.

Блестящий кортеж проехал, и я вернулась домой с опечаленным сердцем, повторяя себе:

— Ну, что ж, теперь все кончено".

В самом деле, это был конец.

Впоследствии Александр Дюма спрашивал Жоржину:

— Как случилось, что Наполеон покинул Вас?

— Он покинул меня, чтобы стать Императором… — ответила она с гордостью.

И все же она еще раз встретилась со своим любовником.

Послушаем ее:

Через пять недель появляется Констан.

— Вы здесь после такого перерыва? В чем же дело?

— Император желает видеть Вас сегодня вечером…

— А! Он вспомнил обо мне. Передайте императору, что я повинуюсь приказу. В котором часу?

— В девять…

— Я буду готова.

Я дрожала от нетерпения; я не находила себе места; сердце мое было уязвлено.

Туалет мой был ослепительным; император, со своей обычной добротой, отметил это:

— Какой убор, Жоржина! Вы прекрасны!

— О Сир, когда имеют честь получить доступ к Вашему Величеству, надо быть на высоте!

— Ах, дорогая моя, что за манерничанье! Оставьте этот напыщенный слог, Жоржина, он не идет Вам. Будьте такой, как Вы есть, простой и искренней.

— Сир, за пять недель происходят перемены; Выдали мне время поразмыслить о моих прежних манерах и отвыкнуть от них. Да, я уже не та, что прежде. Я сама это осознаю. Я всегда буду польщена, если Ваше Величество окажет честь принять меня. Но это все — веселой я уже не буду. Я упала духом и вести себя как прежде не могу.

Как мне рассказать об этом свидании. Он был снисходителен, он был само совершенство, с бесконечным терпением он убеждал меня избавиться от моих опасений… Я внимала его прекрасным речам, но не верила ему. Я вернулась домой в каком-то оцепенении, с душой, полной недобрых предчувствий. Верить ли? Сомневаться ли? Да, на этом свидании я обрела вновь прежнего возлюбленного, но мне казалось, что Император изгнал Первого Консула. Все вокруг было слишком величественно, слишком импозантно, — счастье не могло так существовать А впрочем, — существует ли счастье?.."

Так окончилась эта идиллия между пышнотелой актрисой и будущим повелителем Европы.

Затем м-ль Жорж уехала за границу, в Санкт-Петербурге стала любовницей царя Александра.

Когда Наполеон начал кампанию 1812 года против России, она вернулась во Францию. Проезжая через Брунсвик, она провела пару ночей в постели Жерома Бонапарта, короля Вестфалии, — как все актрисы, она была наделена даром пленять государей. Она умерла в 1867 году. Очень бедная, почти впавшая в нищету, она обращалась с ходатайством об устройстве павильона зонтиков на Выставке 1855 года (ей было отказано).

МАРШАЛ НЕЙ ХОЧЕТ СДЕЛАТЬ СВОЮ ЖЕНУ НОВОЙ МАДАМ МОНТЕСПАН

«Амбиция влюбленных мужей безгранична».

Радость Бонапарта после учреждения империи была омрачена некоторыми опасениями. Как станут именовать его отныне былые собратья по оружию, генералы Республики, с которыми он прежде был «на ты»? Согласятся ли они именовать его «Сир», как полагается по придворному этикету?

У него возникла идея, как этого добиться. 19-го мая он возвел восемнадцать боевых генералов в ранг маршалов, надеясь, что, восхищенные титулом «Монсеньора», они не смогут ему отказать в желанном титуле «Сир». Этот ловкий маневр полностью удался ему, маршалы, прекрасно осознавая, что степень почтения к их новым титулам зависит от прочности положения того, кто их даровал, приняли предложенную им игру с детским восторгом. Только один из них продолжал испытывать антипатию к императору. Этот человек, отважнейший среди отважных, но ограниченного ума, по происхождению был эльзасец из еврейской семьи, обратившейся в католичество; приняв новую религию, они получили прозвище Не (новый), затем исказившееся в Ней.

Пока Наполеон прилагал усилия, чтобы привлечь этого героя на свою сторону, тот готовил ему ловушку, по мнению современников весьма соблазнительную.

Двумя годами ранее Бонапарт в своем стремлении найти способы воздействия на строптивого эльзасца женил его на Аглае Огье, подруге Гортензии по пансиону. А теперь, в начале 1805 года, Ней попытался воздействовать на Наполеона через свою жену, уложив ее в императорскую постель и превратив в новую Монтеспан, муж которой стал бы всемогущим.

Он велел Аглае чаще попадаться на глаза императору, до пределов приличий обнажив свою прекрасную грудь и кидая на него томные взгляды. Но император остался нечувствительным к приманке. Послушаем мемуариста; «Некоторое время маршальша Ней стремилась привлечь внимание Его Величества, строя ему глазки и вертя задом. Императору это не нравилось, и он глядел на нее холодно».