Песнь Шаннары - Брукс Терри - Страница 108

— Это правда, Омсворд: дальше идти он не может. — Голос Эльба Форкера был как-то странно спокоен. Дворф положил руку на плечо долинца, потом медленно встал и пристально поглядел в лица Слантера и Гарета Джакса. — И я тоже, по-моему, уже пришел. Эта рана… у меня слишком кружится голова для долгого подъема. Вы трое — идите. А я, наверное, останусь.

— Нет, Эльб, не надо… — попытался было возразить Эдайн.

— Решать мне, Эдайн Элессдил, — оборвал его дворф. — Выбор за мной, как тогда он был за тобой, когда ты бросился мне на помощь. Мы с тобой связаны, ты и я, — между эльфами и дворфами эта связь существует давно. С незапамятных времен. Мы всегда стоим друг за друга. Это наш долг. И теперь пришло время его выполнить. — Он повернулся к Гарету Джаксу: — И мы, Гарет, сейчас не будем спорить, оставаться мне или нет.Через двери на дальнем конце в зал опять ворвались гномы. Они настороженно остановились у порога, подзывая остальных.

— Вам пора, — прошептал Форкер. — Быстрее, берите Омсворда и бегите.

Гарет Джакс лишь мгновение колебался, потом кивнул. Он шагнул вперед и крепко пожат руку дворфа:

— Удачи тебе, Форкер.

— И тебе, — ответил тот.

На мгновение взгляд темных глаз Эльба задержался на лице гнома. А потом Форкер молча нагнулся и положил лук со стрелами и тонкий эль-фийский меч рядом с Эдайном, а сам взялся за тяжелый боевой топор.

— Бегите! — бросил он не поворачиваясь. Его бородатое лицо, залитое кровью, выражало только свирепую решимость.

Но Джайр не двинулся с места, вызывающе глядя то на Мастера Боя, то на Слантера.

— Пойдем, мальчуган, — тихо проговорил гном.

И, не дожидаясь ответа, крепко схватил долинца за здоровую руку и потянул за собой по балкону. Гарет Джакс поспешил за ними. Его холодные серые глаза, казалось, застыли. Джайру хотелось протестовать, кричать во весь голос, что он не может оставить друзей так, но он и сам понимал — это ни к чему не приведет. Решение принято. Выбор сделан. Долинец оглянулся: ни Форкер, ни эль-фийский принц даже не смотрели в их сторону, — расположившись у самого края лестницы, они наблюдали, как к ним приближаются гномы-охотники.

Слантер отыскал нужную дверь и поспешно повел друзей по еще одному длинному коридору. Сзади гремели крики погони, но теперь беглецы удалялись от них. Заставляя себя не оглядываться, Джайр бежал рядом со Слантером. Бежал словно в каком-то тумане.

Коридор вскоре закончился у изогнутого высокой аркой проема в стене. Друзья вышли на широкий внутренний двор, обнесенный низкими перилами и залитый мутно-серым светом — на улице было хмуро и пасмурно. Стены крепости остались за спиной; а впереди, сразу же за перилами, огораживающими каменную площадку, там, где утес круто обрывался в долину, узкая каменная лестница змеилась вверх по скале. Все выше и выше, а потом, казалось, у самого неба оборачивалась кольцом вокруг одинокого горного пика.

Крух. И Колодец Небес у самой его вершины.

Друзья — теперь их осталось только трое — поспешили туда, где гигантская лестница соединялась с площадкой; через пару мгновений они уже поднимались.

ГЛАВА 42

Уже не одну сотню ступенек прошла Брин, спускаясь по Круху к яме Мельморда. Узкая каменная лестница уводила крутой спиралью от свинцово-се-рых башен Грани Мрака в туман и удушающий жар дебрей черного леса внизу. Тело словно онемело, ноги не слушались, но девушка собрала всю свою волю и заставила себя идти. Измученное неотвязными сомнениями сознание тоже как будто оцепенело от неизбывной усталости и страха. Одной рукой Брин держалась за каменные перила, и это давало ей хоть какое-то чувство опоры. На западе солнце, окутанное облаками, неторопливо садилось за горы.

Пока Брин спускалась, она смотрела только вниз, на черную яму у себя под ногами. С каждым шагом Мельморд — сначала мглистое смутное пятно — обретал все более четкую форму и облик, все ясней проступал сквозь туманную дымку. Древние деревья-исполины этого мрачного леса были как-то странно изогнуты, словно нарочно скрючены и изломаны. И от этого складывалось впечатление жуткой, пугающей неестественности — как могла природа создать такие искаженные формы. Густой кустарник среди деревьев и трава разрослись до неимоверных, гигантских размеров, и их обвивали побеги каких-то ползучих растений, точно сплетенные в клубок змеи. Сам цвет этих дебрей был не зеленым и даже не по-осеннему желто-коричневым, а тускло-серым, словно поблекшим от зимних морозов.

Но при этом жара стояла невыносимая. Если бы Брин нужно было описать ощущение, которое вызывал у нее Мельморд, она бы определила его так: будто жаркий день в самом разгаре лета, когда земля растрескалась, трава побурела, а ручейки и маленькие озерца пересохли, обратившись в сухую пыль. Ужасный смрад шел из долины, тошнотворными волнами поднимаясь от земли и от леса, и зависал в тихом воздухе, сгущаясь, точно вонючее варево, медленно кипятящееся в каменной чаше гор. Сначала Брин чуть не стало плохо, даже мазь Коглина не могла отбить этот мерзостный запах. Да что там отбить — хотя бы немного заглушить его. Но со временем чувства девушки притупились, и зловоние Мельморда уже не казалось невыносимым. Тело тоже постепенно привыкло к жару, и лишь от застывшего мрачного вида проклятой ямы никуда было не деться.

Со странным шипением сплетенные дебри то вздымались, то опадали, как будто дышало чудовище. Теперь у Брин не осталось уже сомнений в том, что долина — живая, единое существо, состоящее из тысяч частей, способное действовать, думать и чувствовать. И хотя у него не было глаз, Брин все равно ощущала на себе его пристальный взгляд, пока наблюдающий, выжидающий.

И она шла туда, навстречу ему. Не могло быть и речи о том, чтобы повернуть назад. Долгий и трудный путь прошла Брин, чтобы прийти в это мрачное место, — многим пришлось пожертвовать, многое потерять. Для того только, чтобы она, Брин, дошла до Мельморда, кто-то расстался с жизнью, а те, кто выжил, навсегда изменились. И сама она — уже не та девочка, какой была раньше, магическая сила превратила ее во что-то совсем иное, ужасное. Да, теперь Брин могла признаться себе в этом, и от одной только мысли девушку передернуло. Она изменилась. Изменилась сильно, необратимо, и причиной тому — ее дар. Брин покачала головой. Вдруг то, что она переживала сейчас — не изменение, а всего лишь понимание, проникновение в глубины своего существа. Быть может, познание пугающей мощи песни желаний — это просто раскрытие того, что всегда было в ней, и Брин вовсе не изменилась, а стала собой, осознанно и до конца. И лишь теперь поняла то, что не хотела или не могла понять раньше.

Крух изогнулся последним витком — Мельморд был уже совсем рядом. Брин невольно замедлила шаг, как зачарованная глядя в серую гущу дремучих 588 дебрей у себя под ногами, в непроходимые заросли сплетенных ветвей, стволов и вьющихся стеблей, на клочья тумана, на равномерное колыхание леса — шипящее дыхание живой долины. Но в живом лесу не было жизни.

И где-то в этих дебрях скрыта Идальч.

Как ее отыскать?

Брин нерешительно остановилась. Теперь только две дюжины ступенек отделяли ее от Мельморда. Серые заросли пульсировали вокруг, то словно разбухая, то вновь сжимаясь. Девушка в полном смятении смотрела на эту живую массу, стараясь побороть отвращение и страх, вдруг нахлынувшие на нее, и безнадежно пыталась взять себя в руки. Она знала, что сейчас пришло время использовать песнь желаний. Алланон ведь сказал, что у нее все получится, должно получиться. Эти деревья, кусты и ползучие стебли, чем они отличаются от тех сросшихся деревьев в лесу над Радужным озером? И ее песнь желаний сможет заставить их расступиться, освободить проход.

Вот только куда он приведет?

Брин колебалась. Что-то скребло в душе, предостерегая: в этот раз нужно действовать иначе — здесь одной только силы песни будет недостаточно. Мельморд слишком огромен, слишком мощен, чтобы подчинить его лишь желанием. Тут нужна какая-то хитрость. Этот лес — порождение той же магии, какой владеет она, Брин. Сила их обоих восходит к древнему миру колдовства, когда только магия управляла всем…