Плохие парни - Бруно Энтони - Страница 26

– Пришлось подучиться. Бизнесу, а не компьютерным наукам. Я получила степень бакалавра и устроилась на работу в компьютерную фирму, не ту, где я сейчас, в другую, в Клифтоне. Я делала успехи, большие успехи. Об этом пошла молва, и «Дэйтарич» переманили меня. Когда я перешла к ним, они не были еще такой большой компанией... году в восемьдесят первом, кажется. Но компания росла, и я росла вместе с нею, и мы друг другу нравились. А кроме того, компьютерное дело – это сейчас отрасль, находящаяся на подъеме, а мне нравится быть там, где делают настоящее дело.

Тоцци кивнул. Он слушал ее вполуха, невольно припоминая, где находился сам, когда она стала бакалавром. Агент по борьбе с наркотиками в бостонской полиции, вот кем он был.

– А как насчет тебя? Ты с самого детства мечтал податься в сыщики?

Тоцци покачал головой.

– Мне всегда нравилось плыть поперек течения. Когда все мои однокашники бросили колледж, чтобы хипповать в Штатах или отправиться за тем же в Европу, я тоже бросил колледж, но подался в сыщики. Это было в Бостоне. И сам удивился тому, как хорошо это у меня стало получаться. Должно быть, я представлял себе, что это как в детстве – играть в разбойников и полицейских. Но я был слишком дерзок, не любил чинопочитания и не соответствовал тамошним правилам. Другими словами, карьера мне не светила. Через четыре года, когда я получил уже пять медалей, им волей-неволей пришлось произвести меня в детективы. Они решили, что этот парень – ковбой, рано или поздно ему все равно башку оторвут. Так что пусть пока побегает.

– А чем ты занимался? Убийствами?

– Наркотиками.

– Но ты ведь теперь не в муниципальной полиции, верно? Каким образом тебе удалось попасть в ФБР? А ты ведь из ФБР, да?

Прежде чем ответить, Тоцци поглядел ей прямо в глаза. Был я из ФБР, подумал он, кивая на ее вопрос.

– Отдел по борьбе с наркотиками прослышал о парне, творящем чудеса в Бостоне, и меня пригласили в ФБР. Сперва я отказался – в муниципальной полиции все не слишком высокого мнения о федеральных агентах, – но тут они продемонстрировали мне тот спектакль в стиле Дикого Запада, который разыгрывали на подмостках Флориды. Гидропланы, пароходы, контрабандисты – одним словом, романтика чистой воды. У меня наконец-то появился шанс искупить то, что я не служил во Вьетнаме. Можешь из этого вывести, каких взглядов я тогда придерживался.

Он опять поглядел в окно, на облака. Да, тогда ему выпали жаркие денечки. Ему нравилось думать, что это дело во Флориде было его Вьетнамом, хотя на самом деле он отправился туда, чтобы досадить Роберте.

– Тогда я был женат, – сказал он после довольно долгой паузы. – Она не захотела поехать со мной во Флориду, сказала, что не выдержит жизни на юге – из-за тамошних предрассудков. Я намекнул ей, что и на заводике ее отца в Провиденсе не больно-то много черных, но это ее не убедило. У нее был особый дар – пропускать мимо ушей все, чего ей не хотелось знать. Какое-то невидимое силовое поле. Женитьба на ней оказалась чудовищной ошибкой.

Тоцци опять умолк и тупо уставился в окно. Брак с Робертой был единственным случаем в его жизни, когда умение плыть против течения ему не помогло. Он очень старался – по крайней мере, тогда ему так казалось, – но сейчас, задним числом, он не был склонен переоценивать свои тогдашние усилия. Роберта с самого начала ясно дала ему понять, что его карьера ее не интересует и что она намерена сидеть в Бостоне, оставаясь при этом, конечно, примерной женой. Он не понимал, какой прок в этой жизни от верных жен, но поначалу воспринял все это как игру. В конце концов игра превратилась в жестокую схватку двух самолюбии. Он сознательно пренебрегал супружескими обязанностями, вынуждая ее сделать первый шаг. Больше года потребовалось, чтобы она на это решилась. Когда ему пришли бракоразводные бумаги, он проклял ее и переехал в Лантану. Но даже тогда он осознавал, что спровоцировал ее на развод.

В первый раз за долгое время Тоцци принялся считать прожитые годы. Четырнадцать лет в полиции, четыре после развода, семь с тех пор, как они реально разъехались. Внезапно ощущение собственного одиночества переполнило ему сердце, и у него пересохло в горле. До сих пор он никогда всерьез не задумывался о своем неудачном браке. Но ведь развод случился, когда он еще считал Бюро своим истинным домом.

А какого хрена мне вообще о ней думать, сердито подумал он.

– Эй, в чем дело? – спросила Джоанна. – Что стряслось? Ты выглядишь так, словно вот-вот взорвешься.

Она погладила его по плечам.

Вздохнув, он взял себя в руки.

– Просто вспомнил о прошлом.

– Как насчет завтрака?

– Мне хотелось бы, чтобы ты познакомила меня со своим отцом, – внезапно сказал Тоцци. – Ты ведь не против?

Выстрел был с дальним прицелом, но он чувствовал, что, так или иначе, придется его сделать.

– А зачем тебе встречаться с моим отцом? Чтобы упечь его?

– Упечь его – за что? Мне просто хочется познакомиться с ним. Мне интересно.

– Мой отец вовсе не какая-нибудь диковина.

– Ну не злись. Я ведь всего лишь спросил. Без всякой задней мысли.

Она откинула одеяло и потянулась за валяющимся на полу халатом.

– Ладно... раз уж тебе так интересно. Я уже Бог знает сколько у него не была. Давай съездим к нему сегодня.

Господи Боже мой. Он не мог поверить собственным ушам.

– Вот и замечательно!

– Ты, наверное, будешь сильно разочарован, – саркастически заметила она. – Вот уж кто меньше всего похож на крестного отца.

– А я и не говорю, что похож.

Она посмотрела на него со своей косой ухмылочкой.

– Ты как любишь яйца, Тоцци?

– В мешочек.

– И я тоже. Вот и свари на двоих. Я не люблю готовить.

Она прошла в ванную, оставив Тоцци валяться голым в постели.

Он подумал о том, доводилось ли когда-нибудь Богарту варить яйца для Бэколл. Откинулся на подушки и вслушался в шум душа, воображая Джоанну обнаженной и мокрой. Никогда еще ему не было так хорошо с женщиной – ни с Робертой, ни с кем-нибудь еще. А может быть, это любовь, подумал, он и тут скорчил гримасу, вспомнив о предостережении, сделанном Гиббонсом.

– Что, черт побери, он понимает? – пробормотал Тоцци, выбираясь из постели.

Глава 13

Джоанна наклонилась к нему и коснулась его плеча.

Жюль Коллесано не, обратил внимания на появление дочери. Его глаза обежали зеленое сукно, пока крупье, крошечная негритянка в красном жилете, белой сорочке и черном галстуке, открывала колоду. Прическа у нее была а-ля Клеопатра, что ей вовсе не шло. Смущенно и взволнованно следил Жюль за тем, как она сдает карты троим другим игрокам, а потом быстро забирает их обратно. Выглядело это так, словно он играл в блэк-джек впервые в жизни и просто не мог понять, куда с такой скоростью исчезают деньги.

– Папа? – повторила Джоанна.

Она произнесла это так жалобно, что Тоцци с трудом поверил: это та самая женщина, с которой он провел нынешнюю ночь.

– Не сейчас, солнышко, – сказал Жюль, пожалуй, чересчур громко. – Я весь в игре, поняла?

Он поднял высокий стакан, наполненный апельсиновым соком, и продемонстрировал его ей. Водка с апельсиновым соком, подумал Тоцци. У старика были толстые корявые пальцы, и Тоцци заметил, что они слегка трясутся. Джоанна не отходила от отца, и Жюль с явным отвращением посмотрел на нее. Он принял ее за официантку.

– Да нет, папа, это же я.

Он поднял голову, все еще недовольно фыркая. Ему потребовалось как минимум двадцать секунд, чтобы сообразить, что перед ним родная дочь. Джоанна улыбалась ему снисходительной и лучезарной улыбкой, как статуи святых улыбаются прихожанам у входа в храм. Должно быть, именно таков был ее способ борьбы со старческим психозом.

Мало-помалу его лицо разгладилось, посветлело и наконец озарилось любовью: он узнал ее.

– Джоанна, – сказал он, проводя шершавой ладонью по ее щеке. – Какая красавица!

И Тоцци тут же вспомнилось: гостиная его тетушки Кармеллы, вкус анисового печенья. Тетушка всегда восклицала «красавец какой!», когда мать брала его к ней в гости.