Сборник сборников - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 40

Все было натурально. Пока все присутствующие с раскрытыми ртами наблюдали за происходящим, она умерла, а он почувствовал себя плохо. Вот-вот рухнет со своего возвышения прямо на землю.

Все закружилось у него перед глазами. Шатер был похож на исполинскую летучую мышь, гротескно взмахивающую крыльями.

Последнее, что он услышал, были рыдания женщины где-то в дальнем углу шатра.

Женщина эта была не кто иная, как Лизабет, его жена.

Ночью постель его была влажной от пота. Стих, растворился в воздухе ярмарочный шум, и жена его, лежа в своей кровати, сейчас тоже успокоилась. Он пощупал свою грудь. Пальцы его коснулись гладкого пластыря. Они заставили его положить пластырь на место.

Ему стало плохо. Он упал в обморок, а когда пришел в сознание, хозяин накричал на него.

– Почему ты не сказал, что было на этой картинке?

– Но я и сам не знал, не знал, – ответил Разрисованный.

– О, Боже праведный, – сказал хозяин. – Ты же всех перепугал до смерти: и Лиззи, и меня. Где ты только сумел откопать эту чертову татуировку?

Он содрогнулся, вспомнив о картинке.

Над ним склонилась жена.

– Прости меня, Лизабет, – сказал он чуть слышно слабым голосом. Веки его отяжелели. Он был не в состоянии открыть глаза. – Я ничего не знал.

– Ты сделал это специально? – сказала она. – С целью запугать меня?

– Прости, пожалуйста.

– Или ты избавишься от этого или я уйду, – ответила она сердито.

– Но, Лизабет…

– Ты слышал, что я сказала. Либо ты отделаешься от этой дурацкой картинки, либо я ухожу из шоу.

– Да, Фил, – подтвердил хозяин. – Она верно говорит. Именно так обстоят дела.

– Вы понесли убытки? Или люди потребовали возврата денег?

– Дело не в деньгах, Фил. Раз уж об этом стало известно во всей округе, люди теперь будут идти толпами, чтобы посмотреть на все собственными глазами. А ведь наше шоу пользовалось хорошей репутацией. Избавься ты от этой татуировки! Сознайся, Фил, ты собирался пошутить таким образом?

Он повернулся на бок в теплой и влажной от пота постели. Нет, это не шутка. Это вовсе не шутка. Он тоже испытал ужас от неожиданности, как и все присутствующие. Какая уж тут шутка! Ах, эта маленькая старая колдунья! Что она с ним сделала? И как у нее это получилось? Она просто нарисовала картинку? Но, нет. Ведь она сказала, что рисунок еще не завершен, и что он сам с помощью своих мыслей и своего пота закончит его. Ну что ж, он справился с этой работой.

Но в чем же, если на то пошло, заключался ее смысл? Он не намеревался никого убивать. И в мыслях такого не было. И зачем ему убивать Лизабет? Он совсем этого не хотел. Так зачем же эта глупая картинка должна оставаться на нем? Она жгла его всего, как огнем.

Он медленно, мягко провел по ней пальцами, осторожно касаясь вибрирующего мелкой дрожью места, где была спрятана картинка. Он нажал посильнее и почувствовал, что температура в этом месте тела высокая.

Он просто осязал, как эта маленькая дьявольская картинка убивает его жену всю ночь напролет.

Я не хочу убивать ее, настойчиво заклинал он, поглядывая на кровать, где лежала жена. А затем, через несколько минут, он произнес громким шепотом:

– Или хочу?

– Что? – вздрогнула она спросонья.

– Ничего, – ответил он, помолчав. – Спи.

Мужчина склонился над ним. В руках у него был какой-то издающий легкое жужжание инструмент.

– Это будет стоить два фунта за дюйм. Счистить татуировку стоит дороже, чем нанести ее на кожу. Ну, сдирайте ваш пластырь.

Разрисованный повиновался.

Мужчина отпрянул от него.

– О, Боже! Не удивительно, что вы хотите от нее избавиться! Как отвратительно! Даже смотреть противно!

Он включил свой инструмент.

– Вы готовы? Это не больно.

Хозяин балагана стоял тут же, в шатре, наблюдая за происходящим со стороны. Через пять минут мужчина, проклиная все на свете, сменил головку на инструменте. Десять минут спустя он с шумом отодвинул стул и почесал в затылке. Через полчаса он поднялся, велел мистеру Уильяму Филиппусу Фелпсу одеваться и начал укладывать свой инструмент.

– Минуту, – попытался остановить его хозяин. – Вы еще не закончили работу.

– И не собираюсь этого делать, – ответил мужчина.

– Но ведь я прилично вам плачу. В чем дело?

– Ни в чем, кроме того, что эта чертова картинка и не думает исчезать. Должно быть, она проникла очень глубоко, до самых костей.

– Да вы с ума сошли.

– Мистер, я занимаюсь своим делом тридцать лет, но в жизни не видел ничего подобного. Не меньше дюйма в глубину, если не больше.

– Но мне надо от нее избавиться во что бы то ни стало! – закричал Разрисованный.

Мужчина покачал головой.

– От этого можно избавиться только одним путем.

– Как?

– Взять нож и срезать ее с груди. Вы долго не проживете, но картинка исчезнет.

– Вернитесь!

Но мужчина ушел.

В понедельник вечером они услышали гул толпы, жаждущей зрелища.

– Народу собралось много, – заметил Разрисованный.

– Но они не увидят того, ради чего пришли, – решительно сказал хозяин ярмарки. – Ты не выйдешь к ним без пластыря. И успокойся. Любопытно все же посмотреть, что у тебя на той картинке, что на спине. Мы сможем показать им тот рисунок.

– Но она сказала, что это можно будет сделать только через неделю или что-то в этом роде. Старушка сказала, что надо подождать.

Хозяин оттянул в сторону пластырь со спины Разрисованного.

– Что там? – тяжело дыша от волнения, спросил мистер Фелпс, смирившись.

Хозяин приклеил пластырь на место.

– Фелпс, ты неудачник. Почему ты позволил этой старухе так раскрасить себя?

– Я не знал, кто она.

– Без сомнения, она обманула тебя с этой картинкой. Там ничего нет. Совсем. Никакого рисунка.

– Она проявится. Надо подождать.

Хозяин рассмеялся.

– Ну хорошо. Я подожду. Пойдем. Так или иначе, мы покажем тебя этому сборищу. Но только частично.

Они вышли к публике под взрыв оркестра.

Поздно ночью он стоял со своим чудовищным видом, выставив вперед руки, как это делает слепой, чтобы сохранить равновесие, почувствовать себя в этом мире, который устремляется на тебя, крутит и вертит и вот-вот свалит с ног. У зеркала он поднял руки.

На плоской, тускло освещенной поверхности стола лежали склянки с перекисью, кислотой, серебряные бритвы и квадратные листочки наждачной бумаги. Он брал каждый из этих предметов один за другим. Он смачивал ужасный рисунок на груди и тер его. Он работал час, не прерываясь.

Вдруг ему показалось, что кто-то стоит позади в дверях его домика на колесах. Было три часа утра. Он ощутил слабый запах пива. Она вернулась домой из города.

Фелпс не повернулся.

– Лизабет? – спросил он.

– Лучше тебе избавиться от нее, – сказала она, следя за движением его рук, в которых он держал наждачную бумагу. С порога она шагнула в комнату.

– Мне бы и самому не хотелось, чтобы у меня была такая картинка, – ответил он.

– Нет, хотелось, – настаивала она. – Ты все продумал заранее.

– Да нет же.

– Знаю я тебя, – ухмыляясь, сказала она. – О, я знаю, как ты меня ненавидишь. Ну да, ничего. Я тоже тебя ненавижу. И уже давно. Ты располнел и покрылся жиром, ты думаешь, тебя такого можно любить? Я могла бы рассказать тебе, что такое ненависть – это чувство мне знакомо. Почему ты не спросишь меня об этом?

– Оставь меня в покое, – попросил он.

– И перед всей этой толпой ты устраиваешь спектакль, в котором я поневоле участвую, ничего об этом не подозревая!

– Я не знал, что у меня там, под пластырем.

Она обошла вокруг стола, держа руки на бедрах, обращаясь к кроватям, стенам, стульям, выплескивая все, что у нее накопилось, а он подумал:

«Или я знал? Кто же создал эту картинку – я или колдунья? Кто из нас двоих? И как? Неужели я действительно хочу, чтобы она умерла? Нет! И все-таки…»

Он наблюдал, как жена подходила к нему все ближе и ближе, он видел, как напрягаются ее горловые мускулы, откликаясь на ее крики.