Сборник сборников - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 55

– Возможно.

– Но скажите, – произнес Макклайр, – что вы делали в морге?

– Ничего.

– Когда я входил, то слышал, как вы что-то говорили.

– Я зашел туда просто из любопытства.

– Вы лжете. Это очень плохо, мистер Лэнтри. А правда такова, что вы мертвы и, как единственный представитель этого вида, чувствуете себя одиноким. Поэтому вы и убивали – чтобы иметь товарищей.

– Как вы догадались?

Майкл рассмеялся.

– Логика, мой дорогой друг. Когда минуту назад я понял, что вы мертвы по-настоящему, что вы настоящий, как вы это называете, вампир – идиотское слово! – я немедленно связал вас со взрывом в крематории. До этого – не было повода. Но едва я нашел недостающее звено, мне уже легко было догадаться о вашем одиночестве, ненависти, ревности, всей этой низкопробной мотивации ходячего трупа. И тогда я мгновенно увидел взрывающиеся крематории и подумал, что среди тел в морге вы искали помощи, друзей, людей, подобных себе, чтобы работать с ними…

– Будь ты проклят! – Лэнтри вскочил с кресла. Он был на полпути к Макклайру, когда тот отскочил и, избегая удара, свалил графин. С отчаянием Лэнтри осознал, что упустил единственный шанс убить Макклайра. Он должен был сделать это раньше. Если в этом обществе люди никогда не убивают друг друга, то никто никого не боится, и к любому можно подойти и убить его.

– Иди сюда! – Лэнтри вынул нож.

Макклайр встал за кресло. Мысль о бегстве по-прежнему была чужда ему. Она только начинала появляться у него, и у Лэнтри еще был шанс.

– Ого! – сказал Макклайр, заслоняясь креслом от напирающего мертвеца. – Вы хотите меня убить. Это странно, но это так. Я не могу этого понять. Вы хотите искалечить меня этим ножом или что-нибудь в этом роде, а мне нужно помешать вам сделать такую странную вещь.

– Я убью тебя! – вырвалось у Лэнтри, но он тут же прикусил язык. Это было самое худшее, что он мог сказать.

Наваливаясь грудью на кресло, Лэнтри пытался схватить Макклайра.

Макклайр рассуждал очень логично:

– Моя смерть ничего вам не даст, вы же знаете это.

Они продолжали борьбу.

– Вы помните, что произошло в морге?

– Какая разница?! – рявкнул Лэнтри.

– Вы ведь не воскресили погибших, правда?

– Ну и наплевать! – крикнул Лэнтри.

– Послушайте, – рассудительно сказал Макклайр, – уже никогда больше не будет таких, как вы, никогда, никогда.

– Тогда я уничтожу вас, всех до единого! – закричал Лэнтри.

– И что тогда? Вы все равно будете одиноки.

– Я полечу на Марс. Там есть могилы. Я найду таких, как я!

– Нет, – сказал Макклайр, – вчера и там вышло постановление. Из всех могил извлекают трупы. Они будут сожжены на будущей неделе.

Они упали на пол, и Лэнтри схватил Макклайра за горло.

– Видите, – сказал Макклайр, – вы умрете.

– Как это?! – крикнул Лэнтри.

– Когда вы убьете всех нас и останетесь один, вы умрете! Умрет ненависть, которая вами движет! Это зависть заставляет вас двигаться, зависть и ничего больше! Вы умрете, вы же не бессмертны. Вы даже не живы, вы всего лишь ходячая ненависть.

– Ну и наплевать! – заорал Лэнтри и начал душить его, бить кулаками по голове. Макклайр смотрел на него тускнеющими глазами.

Открылись двери, в комнату вошли двое мужчин.

– Что здесь происходит? – спросил один из них. – Какая-то новая игра?

Лэнтри вскочил и бросился наутек.

– Да, новая игра, – сказал Макклайр, с трудом поднимаясь. – Схватите его и вы выиграете!

Мужчины схватили Лэнтри.

– Мы выиграли! – сказали они.

– Пустите! – Лэнтри, стараясь вырваться, начал бить их по лицам. Брызнула кровь.

– Держите его крепче! – крикнул Макклайр.

Они придержали его.

– Какая грубая игра, – сказал один из мужчин. – А что дальше?

Макклайр спокойно и логично говорил о жизни и движении, о смерти и неподвижности, о солнце и о большом солнечном крематории, и об опустошенном кладбище, о ненависти, о том, как ненависть жила и сделала так, что один из мертвецов ожил и начал ходить, и как нелогично было это все, все, все. Если кто-то мертв, мертв, мертв, это конец, конец, конец. Тихо шурша, машине ехала дорогой, стелющейся под колеса. На ветровом стекле мягко растекались капли дождя. Мужчины на заднем сиденье тихо разговаривали. Куда они ехали, ехали, ехали? Конечно, в крематорий. В воздухе лениво расплывался табачный дым, образуя серые волнующиеся спирали и петли. Если кто-то умер, то он должен с этим смириться.

Лэнтри не двигался. Он был похож на марионетку, у которой перерезали шнурки. В сердце и в глазах, напоминающих два уголька, у него осталась еще капля ненависти – слабая, едва видная, еле тлеющая.

"Я – По, – подумал он. – Я все, что осталось от Эдгара Аллана По, и все, что осталось от Амброза Бирса, и все, что осталось от Говарда Лавкрафта. Я старый ночной нетопырь, с острыми зубами и черными крыльями. Я Осирис, Ваал и Сет. Я книга смерти и стоящий в языках пламени дом Эшеров. Я Красная Смерть и человек, замурованный в катакомбах с бутылкой амонтильядо… Я танцующий скелет, гроб, саван, молния, отражающаяся в окне старого дома. Я сухое осеннее дерево и раскаты дальнего грома. Я пожелтевшая книга, чьи страницы переворачивает костлявая рука, и фисгармония, в полночь играющая на чердаке. Я маска, маска смерти, выглядывающая из-за дуба в последний день октября. Я варящееся в котле отравленное яблоко и черная свеча, горящая перед перевернутым крестом. Я крышка гроба, простыня с глазами, шаги на темной лестнице. Я легенда о Спящей Долине, Обезьянья Лапка и Рикша-Призрак. Я Кот и Канарейка, Горилла и Нетопырь, я Дух отца Гамлета на стенах Эльсинора.

И это все – я. И все это будет сейчас сожжено. Когда я жил, все они тоже были еще живы. Когда я двигался, ненавидел, существовал – они существовали. Только я их помню. Я все, что осталось от них, но исчезнет сегодня. Сегодня мы сгорим все вместе: и По, и Бирс, и отец Гамлета. Нас уложат в огромный штабель и подожгут, как фейерверк в день Гая Фокса – с веселой пиротехникой, факелами, криками и прочим.

А какой мы поднимем крик! Мир будет свободен от нас, но уходя, мы еще скажем: на что похож мир, лишенный страха? Где таинственные фантазии загадочных времен? Куда исчезли угроза, страх, неуверенность? Все это пропало и никогда не вернется, сглаженное, разбитое и сожженное людьми из ракет и крематориев, уничтоженное и замазанное, замененное дверями, которые открываются и закрываются, огнями, которые зажигаются и гаснут, не вызывая страха. Если бы они хоть помнили, как жили когда-то, чем был для них праздник Всех Святых, кем был По и как мы гордились нашими темными фантазиями. Ну, дорогие друзья, тогда еще один глоток амонтильядо перед сожжением! Это все существует, но в последнем мозгу на земле. Сегодня умрет целый мир. Еще один глоток, умоляю!"

– Приехали, – сказал Макклайр.

Крематорий был ярко освещен. Играла тихая музыка. Макклайр вышел из жука, подошел к двери и открыл ее. Лэнтри просто лежал. Беспощадно логичные слова выпили из него жизнь. Сейчас он был только восковой куклой с тусклой искрой в глазах. Ах, этот мир будущего, ах, эти люди и способ их мышления – как логично они доказали, что он не должен жить. Они не хотели в него поверить, и это неверие заморозило его. Он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, мог только бормотать что-то бессмысленное.

Макклайр и его помощники помогли ему выйти из машины, уложили его в золотой ящик и на столе с колесиками, ввезли в лучащийся теплом крематорий.

– Я Эдгар Аллан По, Амброз Бирс, праздник Всех Святых, гроб, саван, Обезьянья Лапка, упырь, вампир…

– Да, да, – тихо сказал над ним Макклайр. – Я знаю.

Стол двигался вперед. Стены вокруг раскачивались. Музыка играла: «Ты мертв. Ты мертв по всем законам логики».

– Никогда уже я не буду Эшером, Мальстремом, не буду Рукописью, найденной в Бутылке, Колодцем и Маятником, Сердцем-Обличителем, Вороном, никогда, никогда.