Песнь хлыста - Брэнд Макс - Страница 34

— Нет! — отрезал Кид. — Не мог. Послушай, Розита, когда человек начинает сомневаться в самых преданных своих друзьях, которые не жалели для него собственной крови, то лучше ему погибнуть от их предательства, чем продолжать жить, мучаясь сомнениями в их честности. Что бы ни сделал Тонио, он не мог поступить так подло.

И Монтана приветствовал Тонио радостным восклицанием, крепким рукопожатием:

— Поедем с нами, Тонио. Теперь осталось всего пару пустяков. К тому же это по пути к Рио-Гранде… А почему ты вернулся?

— Я услышал стрельбу, вот и вернулся. Ты быстро со всем управился, Монтана.

— Мне помогла Розита. Да и удача оказалась на нашей стороне. Эй, Розита, спой мне эту песенку, про «Козодоя и волка», а?

— Устала я от всех этих песен! — не сводя глаз с Тонио, отмахнулась девушка.

Наконец впереди показались строения усадьбы Лерраса, и по команде Кида вся масса всадников, пришпорив коней, бешеным галопом понеслась вперед.

Кид на длинноногом жеребце летел впереди всех; отставая от него всего на полкорпуса, мчался Тонио.

Розита держалась немного в стороне от всей лавы всадников и поднимаемой ими пыли. Тяжелые мысли не оставляли ее.

Глава 25

Однако не все всадники из отряда Лерраса остались без коней. Среди них оказался и Эмилиано Лопес, поскольку к моменту атаки противника он находился в седле, чтобы удобнее было отдавать команды.

С поля боя дон Эмилиано бежал последним. Он даже выпустил все патроны из своего револьвера, целясь нетвердой рукой в атакующего врага. Затем, обнаружив, что остается один, а со всех сторон раздается леденящий кровь крик: «Рубрис! Рубрис!» — он развернул коня и, скрипнув зубами в бессильной ярости, поскакал домой.

Еще несколько всадников, нахлестывая мустангов, устремились за своим командиром, стараясь не отставать от него. С этим эскортом дон Эмилиано и подлетел к усадьбе Лерраса, полный гнева и отчаяния.

Едва достигнув двора усадьбы, его товарищи принялись кричать о полном провале.

Все было кончено! Все!

В эту ночь, ожидая новостей о попавшем в ловушку Эль-Киде, в доме Лерраса никто не ложился спать. А теперь вся усадьба гудела, словно потревоженный улей: хлопали двери, слышался топот бегущих по коридору ног, и вся челядь — мужчины и женщины — вопили как сумасшедшие.

Правда, старый дон Томас пытался внести в эту суматоху хоть какое-то подобие порядка.

Встретив в патио дона Эмилиано, он протянул ему руку.

— Не можем же мы все время побеждать! — выставив вперед клинышек бородки и крепко пожимая управляющему руку, заявил Леррас.

Дон Томас старался сохранять величие при любых обстоятельствах, и у него это получалось. Последняя фраза была позаимствована им у Луи XIV, который когда-то сказал нечто подобное своему побежденному маршалу.

Потом, повысив голос, дон Томас велел всем домочадцам собраться в патио; мужчинам было приказано привести и оседлать лошадей и мулов, а женщинам — собрать все ценные вещи, которые можно без труда захватить с собой.

Но как быть со всеми остальными ценностями? Куда девать великолепное убранство дома: мебель, огромные старинные гобелены, роскошные гардины и содержимое винных погребов? Как оставить фургоны на кованных железом колесах, пасущиеся стада коров и овец, накопленное по огромным кладовым добро?

От этих мыслей сердце дона Томаса разрывалось на части. Но, наблюдая, как женщины вытаскивают из дома громадные тюки с добром, он слегка успокоился. К тому же Леррас тешил себя планами о возмездии.

Однако он никак не мог смириться со случившимся. Все началось с того, что выпороли какого-то ничтожного пеона, Хулио Меркадо, — и пошло-поехало. Появился Эль-Кид, одна за другой посыпались неприятности. И вот теперь Леррас был вынужден бежать из собственного дома — самого любимого из всех его замков.

Он терял всего лишь часть богатства; оставалось значительно больше, но и этого было вполне достаточно, чтобы скрипеть зубами и тяжело вздыхать.

— Эмилиано, присмотри за Доротеей! — велел дон Томас.

Лопес тут же бросился в дом и через несколько секунд уже стоял в дверях ее спальни. Он нашел девушку совершенно спокойной, расхаживающей по комнате в белом развевающемся платье с дымящейся цигаркой в руке.

— Доротея! Доротея! — окликнул ее дон Эмилиано. — О чем ты думаешь! Разве ты не знаешь, что случилось? Нам надо спасаться! Почему ты в этом платье? Как ты сядешь на лошадь в таком…

— Дорогой мой Эмилиано, — постаралась успокоить его девушка. — Разве дело в том, как я одета? Мои служанки собирают самое ценное из моих вещей, и я вскоре спущусь вместе с ними в патио. Беги к отцу и скажи, что я сейчас буду.

После всех событий этой ужасной ночи Лопес соображал с трудом, тем не менее послушался Доротеи.

А немного погодя на взмыленном муле к дому подскакал пеон.

— Они приближаются! Они уже близко! Это Рубрис и Эль-Кид! — выкрикивал он.

В ответ по усадьбе пронеслась волна встревоженных воплей, и вся эта беспорядочная масса людей и животных, груженных добром Лерраса, поспешно хлынула со двора и направилась в сторону города.

Где-то далеко позади них слышался топот копыт, а впереди холодными звездами маячили огни города. К этой земле обетованной и устремился торопливый людской поток.

Они проехали уже целую милю, когда дон Томас окликнул Эмилиано:

— Почему Доротеи нет рядом с тобой?

— Она где-то здесь! — отчаянно вертя головой по сторонам, воскликнул Лопес. — Она где-то…

— Где? — проревел Леррас. — Во имя всего святого, Эмилиано, где она?

Ответа он не получил.

Действительно, Доротеи, наследницы богатства Лерраса, среди беглецов не было.

У дона Томаса помутился рассудок. Повернув коня, он направился обратно к усадьбе. Пришлось отнять у него поводья и силой везти к городу. Так он и ехал — без поводьев, в Отчаянии закрывая лицо руками.

Ночной воздух позади них сотрясал воинственный клич: «Рубрис! Рубрис! Рубрис!»

— Псы смердящие! Набитые дураки! — в сердцах ругался дон Томас. Как им только в голову пришло, что они могли схватить Рубриса? Кто, кроме него, способен на подобный разбой?

За спинами беглецов нарастал бешеный конский топот. Теперь им пришлось изо всех сил пришпорить лошадей и мулов, а вопли и гиканье приближавшейся погони становились все громче и громче.

Однако и до города оставалось рукой подать. Толпа беженцев из поместья уже влилась в его главную улицу. Встревоженные жители высыпали на улицу и увидели, как лошадь знатного дома Томаса, великого Лерраса, ведут в поводу, словно лошадь слепца, а за ним тянется длинная процессия из груженных добром животных, погоняемых насмерть перепуганными людьми.

Такого здесь еще не видали. Это походило если не на конец света, то на настоящую катастрофу. И тем не менее многие из пеонов были не в силах спрятать улыбку.

Процессия беженцев добралась до самого вместительного городского здания — тюрьмы; широко распахнувшиеся тюремные ворота пропустили ее на центральный двор.

Конечно же дона Томаса и дона Эмилиано поспешили отвести в самые лучшие апартаменты. Сам начальник тюрьмы вместе со знаменитым жандармом Бенито Халиской приветствовали их.

Бульдожье лицо Халиски заметно побледнело. Он стоял в углу и, уставившись мрачным взглядом прямо перед собой, молча слушал Лерраса.

— Тот, кого вы принимали за Рубриса, оказался обыкновенным бандитом. Настоящий Рубрис, черт бы его побрал, собрал раз в пять больше самых отъявленных мерзавцев, чем у него было до этого; и теперь они жгут и грабят мое поместье! Чтобы вас черт побрал, как и всю вашу проклятую жандармерию! Эх, Мексика, Мексика! Неужели на твоей земле перевелись умные люди? Я лишился дома, а моя дочь попала в руки самих дьяволов!

Глава 26

Все сорок разбойников Рубриса, словно сорок голодных волков, алчущих наживы, ворвались в дом Лерраса. По-волчьи воя, они принялись рыскать повсюду. Когда они подлетели к воротам усадьбы, то оказалось, что там еще хватает народу. Конечно, большая часть прислуги бежала, однако многие остались; к тому же вокруг дома собралась большая толпа пеонов, работавших на ближайших землях. Несколькими рядами они окружили господский дом — не приближаясь к нему вплотную, но и не отходя слишком далеко.