Шотландская философия века Просвещения - Абрамов Михаил Александрович - Страница 65

Установление единого верховного божества должно ослаблять почитание других божеств и уменьшать их влияние. Но продвижение к монотеизму достигается путем самых пошлых суеверий, восхвалений и страхов, — замечает Юм. Антропоморфизм религиозной веры не убывает, а лишь меняет форму, становится более спекулятивным, но остается, по-прежнему, продуктом человеческой природы.

Сравнивая два периода религиозной истории, Юм отмечает широкую веротерпимость, свойственную политеизму, и отмечает «светский» источник ослабления нетерпимости в христианских странах, таких как Англия, Голландия и Дания, где это стало возможным благодаря твердой решимости гражданских властей, шедшей вразрез с непрестанными усилиями духовенства и фанатиков (131.II, 348).

Эта оценка процесса легализации веротерпимости не совсем совпадает с данной в «Истории Англии» Юма (см. ниже (11).

Век Просвещения испытывает все религиозные культы на «разумность», хотя и Юм признает, что противопоставлять потоку религиозных аргументов схоластики такие слабые положения, как невозможно, чтобы одна вещь была и не была, целое больше части, два и три составляют пять (пример заимствован у Декарта (см.: 53.II, 331), это все равно, что претендовать на то, чтобы остановить движение океана при помощи тростинки. Впрочем, если верить Тертуллиану, который настаивал на абсурдности веры, такие противоречия с земной мудростью не беспокоят ревностных читателей Писания.

К чему же приходит Юм после исторического обзора возникновения и развития политеизма и теизма?

Напомним, что в своем исследовании Юм исходит из факта отсутствия в человеческой природе изначального, врожденного религиозного инстинкта. Весь религиозный опыт, религиозные чувства, взгляды, предрассудки, вся феноменология религии формируется как вторичный продукт преобладающих аффектов, привычек, воспитания разума и чувств. Только разумный, здравомыслящий человек в состоянии подняться до понимания идеи верховного творца. Именно такой человек увидит намерение, цель, план, очевидные во всем, и, как только наше понимание расширится до рассмотрения первоначального происхождения этой видимой системы мира, мы вынуждены будем принять с глубоким убеждением идею о некоторой разумной причине или разумном творце.

Таким образом, Юм согласен принять деистическую версию творения, не забывая о ее человеческом происхождении. Но можно ли из разумного устроения вселенной заключить о доброте разумного создателя? Юм не дает прямого ответа, хотя прежде мы уже встречались с его правилом не нагружать причину тем, что не содержится в действиях.

Юм признает возвышенную чистоту нравственных правил, включенных в некоторые богословские системы, но спрашивает он — есть ли что-нибудь более извращенное, чем те поступки, к которым приводят эти системы? Тут подразумеваются нескончаемые религиозные войны и то уничтожение и растление человеческой природы, к которым они приводят.

Отрадные картины, рисуемые верой в будущую жизнь, упоительны и привлекательны, но как быстро они рассеиваются при воображении тех ужасов, которые овладевают человеческих духом более крепко и на более продолжительное время!

В целом это загадка, энигма, необъяснимая тайна — восклицает Юм.

Думается, предложенный Юмом отказ от всякого суждения в качестве единственного результата самого тщательного исследования данного вопроса вовсе не является провалом. Юм получает многочисленные подтверждения и иллюстрации к своей феноменологии человеческой природы. Собранный им исторический материал «работает» на его систему и демонстрирует плодотворность принципа секуляризации гуманитарных наук, поскольку он создает единственную возможность независимого научного исследования истории религии, не впадая в апологетику. Напротив, только такое исследование может показать бесперспективность теодицеи на материале человеческой истории. Юм как осторожный шотландец не торопится почтительнейше возвращать билет Творцу, он только не хочет получать его из рук Церкви. Не удивительно, что именно Юму Гельвеций настоятельно предлагал написать историю христианской церкви, резонно полагая, что именно Давид может сразить Голиафа. Юм отказался от предложения и в одном из последних писем к А. Смиту в шутливой форме выразил сомнение в успехе такого предприятия.

Как показано еще в Трактате, все идеи о божестве, как рациональные, разумные, так и фиктивные, извращенные, дефектные, порождены самой природой человека, работой ее различных способностей над материалами опыта и задействованных самим опытом — это сочетание идей, приобретенных благодаря размышлению над действиями нашего собственного духа. Таким образом, принадлежность наша к той или иной религиозной секте является нашим индивидуальным выбором, во многом обусловленным внешними и внутренними обстоятельствами и реакцией на них наших аффектов склонностей и рассудка. Даже присоединяясь к каким-либо распространенным религиозным представлениям, зафиксированным на языковом уровне, мы сохраняем индивидуальное понимание словесной формы, форсирование которого может претвориться в создание новой секты.

Примерно в тот же период, когда создавалась естественная история религии, Юм работал над «Диалогами о естественной религии», где разрабатывались теоретические основания секуляризированного подхода к изучению человеческой природы и предпринята главная атака на религиозное сознание в его рафинированной форме рациональной или естественной теологии, а также в форме догматической ортодоксии.

Это произведение, опубликованное посмертно, некоторые исследователи не без основания рассматривают как венец всего здания юмовской мысли (см.: 103, 29). Изданная в 1779 г. книга уже через два года была переведена на немецкий язык и прочитана Кантом в период подготовки издания «Критики чистого разума», в некоторых разделах которого влияние Диалогов вполне ощутимо, в частности в разделе II «Трансцендентального учения о методе», а также в главах, посвященных антиномиям чистого разума.

Традиционно «Диалоги…» рассматриваются как столкновение различных точек зрения на проблему рационального обоснования основных теологических понятий, одна из которых авторская. Отсюда гадания, какому участнику или действующему лицу диалогов Юм поручил проводить его точку зрения. Не спорят, пожалуй, о Демее. Им Юм быть не мог. Однако кое в чем Юм мог согласиться и с Демеем. Что касается Клеанта и Филона, то представляется, что порой Юм надевает личину первого, но в конце концов начинает говорить устами Филона. Дело осложняется тем, что в Диалогах представлены также точки зрения лиц, не участвующих в беседе. Все это весьма занимательно, но не является решающим для понимания целей и стратегической задачи произведения.

Диалоги о естественной религии завершают юмовские исследования человеческой природы, они составляют его метаантропологию. Долгое время не артикулированная установка на секуляризацию науки о человеке, нацеливающая на объяснение природы человека из нее самой, находит свое «оправдание» в невозможности непротиворечивого, рационального обоснования связи и обусловленности мира человека и супранатурального мира в физической и моральной сферах, но только после выяснения бессилия разума демонстративно обосновать идеи объективного существования и свойств сверхъестественного и натурального мира.

Юм создает «Диалоги о естественной религии» после основных своих сочинений, как бы следуя рекомендации Хрисиппа: изучающие философию должны сперва изучить логику, затем этику и физику, а уже после всего — природу богов.

Природа супранатурального мира исследуется хронологически последней, но методологически ее предмет предшествует всему исследованию человеческой природы, поскольку в отличие от языческой религии христианство установило тотальный контроль над философией и наукой и секуляризация научного знания являлась условием «нормального» научного исследования. Выявляя антропоморфный характер идеологической религиозной доминанты, гласно и негласно довлеющей над всеми становящимися гуманитарными науками в христианском мире, Юм освобождает познание человеческой природы от «идола церкви» — модификации бэконовских идолов театра. Надо полагать, критика идолов церкви все-таки предшествовала или шла одновременно с написанием Трактата о человеческой природе, хотя и не была артикулирована до пятидесятых годов, есть сведения о рукописи, посвященной религиозной вере, и уничтоженном самим Юмом в ранние годы.