На острие иглы - Стальнов Илья Александрович - Страница 45

– Мне очень жаль, Али, но я не мог поступить иначе.

К разбойнику подошел однорукий, единственный оставшийся в живых из каравана, и снисходительно произнес

– Ты вел себя достойно и заслуживаешь доброго слова.

– Я знаю.

Однорукий подошел к мешку, который обронил его товарищ, покопался в нем и извлек древнюю книгу в обложке из дубленой кожи. Бережно полистав, проверяя сохранность страниц, он завернул ее в тряпку и сунул в свою сумку.

– Дело сделано.

Потом он шагнул, снял с руки египтянина перстень с хитрой монограммой и приладил его на свой палец…

– Откуда ты это знаешь? – негромко спросил Карвен.

– Откуда? Меня, Магистра Хаункаса, который и раньше знал немало интересных и поучительных историй, не было здесь более десяти лет. Разве за это время я не мог узнать что-то новое?

– Значит, утерянной книгой Гурта Проклятого все эти годы владел Лагут?

– Не знаю, получил ли он ее, но вряд ли она так уж помогла ему. Видимо, пророчества в ней касались или грядущих, или прошедших времен.

– Пожалуй… Наверное, он очень надеялся на нее.

– Еще больше на нее надеялся Долкмен. Используя знания о будущем, он хотел, и вполне мог бы, подчинить вас и весь Орден своей воле. Или в крайнем случае уничтожить тебя, Карвен, ибо властолюбия в нем не меньше, чем в Лагуте.

Я ничего не преувеличивал. Действительно, Мудрым казалось, что утерянная книга Гурта Проклятого с самыми неоднозначными и странными из его предсказаний – ключ к всеобъемлющей власти. Немало лет потратил Долкмен на ее поиски, огромные деньги были затрачены на это, и все-таки он напал на ее след. Он послал за ней двух своих самых верных слуг – египтянина и однорукого. Но ни их, ни книги Долкмен не увидел. Позже у него возникли подозрения, что однорукий попросту предал его, а плодами предательства воспользовался Лагут, но подтверждения этому Долкмен не нашел.

Когда же я подсунул итальянцу перстень и рассказал о его одноруком продавце, это вполне соответствовало тому, что знал Долкмен, поэтому он поверил мне. Мысль о том, что Лагут перебежал ему дорогу и теперь владеет запретной книгой, наполняла Долкмена яростью и страхом, ибо знание пророчества Гурта давало турку существенные преимущества. Тогда Долкмен решил разделаться со своим врагом. И одна из расставленных им ловушек сработала.

– Карвен, ты можешь отослать меня прочь из аббатства. Можешь заткнуть уши и прикрыть глаза, чтобы не видеть и не слышать очевидного Но представь себе, что я говорю правду, а это истинная правда. Чего тогда будет стоить вся твоя жизнь? И пробьет ли тогда час Трижды Проклятого и Трижды Вознесенного?

– Говори дальше.

– Помнишь ли ты убийство чернокнижника из свиты Лагута?

– Да. Тогда смерть пришла в эти стены.

– Его убил Долкмен.

– Зачем ему было мараться о столь незначительную личность?

– Да потому, что среди близких Лагута чернокнижник был единственным, кто знал, как выглядит подлинный Камень Черного Образа. Убив его, Долкмен мог лгать, и некому было указать на его ложь. Теперь уже не узнать, как он сумел всучить турку фальшивый камень, якобы дающий право безнаказанно убить владельца Жезла Зари, и убедить в его подлинности. Но в ту роковую ночь Лагут перешагнул порог моих покоев, будучи совершенно уверенным, что несет мне смерть.

– И одним ударом Долкмен избавился бы от обоих – от тебя, и от твоего убийцы, на которого обрушилась бы вся мощь Жезла Зари, – задумчиво произнес Карвен. – Но почему, если это так, Долкмен думал, что Лагут сам пойдет на убийство, а не пошлет кого-то из своих людей?

– Во-первых, ничто не могло заставить турка расстаться с камнем. Во-вторых, он люто ненавидел меня и не упустил бы возможности самому вырезать мое сердце.

– Тут ты совершенно прав.

– Жезл защитил меня, а разъяренный Лагут в последний миг понял, что он поддался на обман, кинулся в смертельную схватку, жаждая смерти Долкмена, и погиб. И я пред лицом Тьмы клянусь, что сожалею об этом, ибо он хоть и не любил меня, но не было исполнено еще Лагутом все то, ради чего он пришел в этот мир…

Карвен поглаживал пальцами бархатную подушечку, глядя куда-то в одну точку. Я терпеливо ждал, пока он оценит мои слова и придет к какому-то выводу.

– Признаюсь, ты выдумал любопытный рассказ. И твои умозаключения по поводу происшедших событий увлекательны. Но и только. Почему я должен верить тебе? Твой хитрый нрав известен всем. И правдивость никогда не относилась к числу твоих добродетелей.

– Ну а это что такое? – Я вынул из кармана Камень Черного Образа и бросил на стол.

Аббат взял камень и присмотрелся к нему.

– Похож на Черный Образ. Откуда он у тебя?

– Лагут держал его в руке. Другая его рука сжимала занесенный надо мной кинжал.

– Это не доказательство правдивости остальных твоих слов.

Я бросил на стол кожаный мешочек.

– А это что? – спросил Карвен.

– Это твоя смерть, брат. Что подумал бы ты, если бы я сказал, что этот яд Долкмен дал мне, чтобы убить тебя.

Карвен высыпал немного порошка на поднос, потом поднял на меня глаза, в которых был лед.

– Не слышу ответа… Не хочешь ли ты сказать мне, что я лгу. Ведь это зелье – старый рецепт Лагута, который был уверен, что о нем неведомо никому. Но о нем знаю я и знаешь ты. Сильный, беспощадный яд, случайно изобретенный предками Лагута. Ты бы решил, что я договорился с Лагутом, чтобы утопить Долкмена в море лжи и оговоров. И тогда коли ты действительно владеешь истинным Черным Образом, то просто убьешь меня, ибо коварство и интриги сейчас, как никогда, противопоказаны Ордену.

– Это опять твои домыслы.

– Я прав или нет? Ты мог бы подумать так?

– Ты прав, и я подумал бы именно так

– Долкмен все рассчитал точно. Если я предам его – погибну. Если я употреблю яд по назначению и отравлю тебя, он тоже ничего не теряет. Ты надоел ему. Ему не нравятся оковы, которыми ты, Мудрый, по праву Хранителя Сокровищ ограничиваешь его устремления. Ему не нравится думать лишь о благе Тьмы. И ему ох как хочется быть всем. После твоей смерти он нашел бы способ расправиться и со мной, хоть это трудно из-за Жезла Зари.

– Опять пустой разговор!

– Так тебе нужны еще доказательства? Ты напрасно не веришь моим словам. Они убедительны, и ты знаешь это. Доказательства будут. Хитрый итальянец придет к тебе сам и принесет их. Если ты, конечно, согласишься на невинную хитрость.

Аббат выслушал мое предложение и с внезапной яростью, которую от него трудно было ожидать, опустил свой кулак на стол. Кувшин, стоявший на подносе, подпрыгнул и опрокинулся, из него потекло красное, как кровь, вино, заполняя поднос словно ритуальную чашу в миг жертвоприношения.

– Я сделаю то, что ты просишь, Магистр. Ибо живет во мне надежда. Но если я ошибусь в тебе, тогда берегись, Хаункас. Берегись…

Следующий вечер мне опять пришлось провести с Карвеном. В нашей неторопливой беседе ничто не напоминало о вчерашних страстях и спорах. Разговор был приятный и неторопливый.

– Сейчас это кажется непостижимым, но, до того, как проникнуться истинной верой, я вполне искренне поклонялся триединому христианскому богу, – Карвен тяжело поднялся.

Он подошел к большому сундуку в углу комнаты и начал копаться в нем. Этого времени мне хватило на то, чтобы всыпать порошок в его кубок. Белое вещество растворилось в славном бургундском без следа и пузырьков.

Мудрый Карвен нашел то, что искал, и положил этот предмет передо мной. Это был большой серебряный с эмалью крест

– Я получил его из рук епископа Лотарингского. Давно это было. Как глуп и несмышлен я был в ту пору, как смешно выглядел тогда Я всерьез намеревался служить беспомощному и жалкому, распятому грязными и злобными рабами богу. Но я родился под другой звездой. Все было уже написано в книге Судеб. И кем бы я ни удосужился стать – купцом или нищим, философом или мореходом, – должен был настать тот день, когда Истина предстала бы передо мной во всей своей грандиозности.