Ангелы на кончике иглы - Дружников Юрий - Страница 44

– А Макарцеву, – спросил, выждав, он, – вы об этом докладывали?

От ответа зависело последующее доверие между ними. Кашин это понял.

– Доложить не успел. Но Игорь Иваныч эту работу считает второстепенной. Ему видней, конечно. А может, и недооценка?…

Вот так осторожно, полувопросительно закончил Кашин, передав новому руководству решение вопроса.

– Игорь Иваныч – чистый партийный работник. Он считает, что достаточно одной идеологической работы. А мы с тобой, – он разрешил себе перейти на доверительное «ты» и подчеркнул паузой «мы с тобой», – в курсе другой стороны вопроса. Так что эта часть ответственности будет на нас. Макарцев будет нам только благодарен, если поможем ему в той части руководства газетой, где у него не хватает времени.

– Понял, – кивнул Валентин.

– Но, – Ягубов опять сделал паузу, подчеркивая важность следующей мысли, – конечно, суетиться, паниковать не нужно. Организм редакции, надеюсь, здоровый. А понадобится – к отдельным товарищам присмотримся. Ты вот что, Валентин… Погляди кто этим занимается. Я имею в виду чтение, ну, там, как говорится, левые разговоры… Иначе, какие же мы с тобой руководители, если людей не знаем?

– Насчет этого я понял, Степан Трофимыч, буду в этом направлении… – он замялся, не зная, говорить ли. Но решил, что доверие установлено и надо его развивать. – Макарцев давал мне два задания. Одно касается премий ко Дню печати. Списочек – отдать вам?

– Оставь, я посмотрю.

– А второе – дело деликатное. Игорь Иваныч просил данные насчет нравственности. Ну, проще говоря, кто с кем живет. Так вот, составил списочек… Не всех, конечно… Только про кого говорят…

– Игорь Иваныч просил? – не показывая удивления, повторил Ягубов. – Видимо, у него были соображения…

– Тут, кто выпивает, отмечено звездочками.

– Копию-то, надеюсь, не подшивал?

– Нет. К чему подошьешь?

– Молодец!

– Да чего там!

– Ну, рад, что у нас полное взаимопонимание. Можешь рассчитывать на мою поддержку.

– Спасибо, Степан Трофимыч!

– Да, вот еще… Закажи мне жесткую подушку на сиденье – я так привык.

Ягубов проследил глазами, закрылась ли дверь за Кашиным, брезгливо взял листок с фамилиями, аккуратно выписанными Кашиным попарно, не читая, с возмущением смял его и швырнул в корзину. Такого он от Макарцева не ожидал. Нет, он, Ягубов, на такое не пойдет! Ну, влюбился человек, возникли личные отношения, бывает! Если работе не мешает, скандала нет, незачем и вторгаться. Кашин больше не поднимет этого вопроса. Макарцеву с его инфарктом будет не до нравственности. Зачем ему, интересно, такое понадобилось? Для какой корысти? Ревновал кого и хотел счеты свести? А может, еще какой-нибудь ход? Так или иначе с этим вопросом покончено!

Решив так, Степан Трофимович резво нагнулся и вынул из корзины скомканную бумажку. Он разгладил ее на стекле и стал просто так, для проверки своей интуиции и наблюдательности, смотреть, кто же все-таки в редакции с кем живет. Он заложил ладонью правую колонку, читал мужские фамилии слева и старался угадать, какие могут быть под ладонью женские. Но из примерно двадцати перечисленных фамилий определил он двоих и еще двоих, отношения которых были и без списка у всех на виду. Список был неполноценный. Что значит «живет»? Постоянно или случайная связь? Есть семья или нет? Имеет ли связь с кем-либо еще одновременно? Где встречаются? Часто ли меняют эти женщины мужчин и мужчины женщин? Хоть бы с социологией познакомился Валентин, прежде чем браться за работу! Дурак Кашин, услужливый дурак. Надо учесть это и его не переоценивать. Видимо, не только из-за травмы и частных ошибок перевели его из органов на гражданку. Запомнив фамилии, Ягубов тщательно разорвал листок на мелкие клочки и выбросил в корзину. Он вызвал Анну Семеновну. Ее в списке не было.

– Попросите Раппопорта, пожалуйста.

Она убежала, чуть заметно вильнув задиком. Степан Трофимович опять закурил. Он обязан был поднять свой авторитет в редакции в сжатые сроки. Люди же типа Раппопорта, называемые в социологии неофициальными лидерами, представляли для него наибольшую опасность. Авторитет неофициального лидера, да еще такого иронического циника, будет противиться авторитету Ягубова, надо попытаться направить Якова Марковича в желаемое русло. Жаль, что его не было в списке Кашина.

– Здравствуйте, Яков Маркович, – первым приветствовал Степан Трофимович вошедшего к нему Таврова. – Прошу садиться…

Ступая большими, тяжелыми шагами по паркету, тот грузно рухнул в кресло в дальнем углу кабинета.

– В чем дело? – недовольно пробурчал он, не здороваясь и глядя на Ягубова вполглаза, а вполглаза – на портрет Ленина над Ягубовым.

Степан Трофимович проглотил это спокойно, будто так и должно быть.

– Газета осталась без головы, Яков Маркович.

– А при чем здесь я?

– Мы с вами члены партбюро редакции, – напомнил Ягубов. – Главное для нас, чтобы уровень газеты во время отсутствия редактора не снизился. Вы согласны?

Раппопорт совсем перестал смотреть на Ягубова и внимательно вглядывался в окно, хотя за переплетами, еще оклеенными на зиму полосками бумаги, ничего не было видно, кроме сероватого неба. Не чувствуя контакта с собеседником, Степан Трофимович еще больше напрягся, но продолжал говорить, не повышая голоса.

– Игорь Иваныч считает вас одним из самых опытных журналистов в газете, а я – человек новый. Могу я на вас опереться?

– На меня? – поднял брови Тавров. – Я сам-то еле стою!

– А на кого, по-вашему?

– Найдите что-нибудь помоложе…

– Нет возражений, – усмехнулся Ягубов, поняв, что сразу Раппопорта на крючок не нанижешь. – Можно привлечь и молодежь. Но вы – мозговой центр!

Губы Раппопорта искривились, готовясь выдать нечто сатирическое. Однако мгновенно включилась внутренняя цензура и запретила произнести то, что родилось в мозгу.

– Я, возможно, сгущаю краски, но чувствую: в последнее время мы играем в бирюльки. Выступаем по мелочам. Наверху нас за это ругают и, будем самокритичны, справедливо. Давайте подумаем, посоветуемся.

– О чем?

– О том, чтобы начать большую кампанию. Такую, чтобы о «Трудовой правде» заговорили и вверху, и внизу! Я ведь знаю, что это вы предложили Макарцеву начать движение за коммунистический труд.

Раппопорт пожал плечами. Он снова хотел что-то ответить, но удержался. Он только посопел, как старые часы, которые хотели пробить время, но шестеренки не сцепились и боя не произошло.

– Когда вы хотите начать вашу кампанию? – сразу спросил Тавров. – После возвращения Макарцева или до?

Ягубов с обидой проглотил слово «вашу». Но вопрос был поставлен деловой.

– Немедленно! – ответил он. – Если будет идея, зачем ей висеть в воздухе, а нам ждать, пока ее перехватят другие газеты?

Ответив, Ягубов понял, что в вопросе Якова Марковича содержался подвох. Осознав подвох, он поспешно добавил:

– Конечно, все наши начинания будут идти через Макарцева и от его имени, это само собой.

– Так я и понял, – сказал Раппопорт.

Ягубов разозлился на себя, что ему не удается одолеть этого человека, который корчит из себя черт-те что. Однако идти на обострение нельзя.

– Игоря Иваныча я уважаю не меньше вас, Яков Маркович, – он располагающе улыбнулся. – Хотя знаю, что у вас с ним старые дружеские отношения.

– Нет у меня с Макарцевым никаких отношений! – отмежевался на всякий случай Раппопорт. – Я хотел только уточнить как технический исполнитель, не расходится ли ваше поручение с позицией редактора, чтобы мне не вкалывать зря…

– В каком смысле?

– Последнее время Макарцев, хотя и говорил о гвоздях, но считал, что шумной газета быть не должна. Вы меня поняли? Другими словами, старался не высовываться. Мы делали газету не хуже, но и не лучше других. Вы предлагаете – чтобы о нас заговорили. А если заговорят не там или не так?…

– Понял! – насторожившийся было Ягубов облегченно откинулся на спинку. – Кампания, которую мы поднимем, будет, как я представляю, не только тщательно разработана, но и тщательно согласована с Большим домом. Это я беру на себя. Поэтому для беспокойства у вас не должно быть причин.