Согласие на брак - Гаррат Джули - Страница 6

Эми постаралась отогнать прочь дурные мысли, решив про себя, что говорила непозволительно откровенно. Она сконфуженно посмотрела на него. За тщедушной внешностью этого старика угадывалась несгибаемая воля.

– Мне очень жаль, – промолвила она. – Дядя Джиф, я так мечтала о возвращении домой. Я не хотела, чтобы мы начинали ссоры.

Взгляд его потеплел.

– Дитя мое, ты не представляешь, что я пережил за эти годы.

Ей было нечего на это сказать. Ведь дядя Джиф сам отправил ее в Америку – теперь же в словах его звучала обида, как будто это она бросила его.

Проходя мимо, он отечески похлопал ее по плечу. Эми машинально сунула руки в карманы пиджака и последовала за ним в глубину зала к огромному, облицованному мрамором камину, в котором сухо потрескивали поленья. Дядя Джиф стоял у камина, вытянув руки к теплу, вперившись пристальным взглядом в плясавший красными языками огонь.

Эми, как когда-то в детстве, заворожено смотрела на портрет Барбары Уэлдон. Джиф Уэлдон, казалось, вовсе забыл о старом, покрытом слоем пыли холсте – единственном, что еще напоминало о его жене. Эми только теперь обратила внимание на то, как убого он одет. Не то чтобы одежда на нем была грязная, однако на рукаве пальто на локте зияла заплатка, а воротничок рубашки обтрепался от старости. Переведя взгляд на ботинки, Эми увидела, что каблуки у них стерты, а на носках царапины. Раньше дядя Джиф никогда не надел бы такие – он без сожаления сжег бы их на заднем дворе.

Эми не могла отделаться от преследовавших ее дурных предчувствий.

– Какие странные, – промолвила она, поднимая взгляд на масляные светильники.

– Электричество только в комнатах, дорогая. – Дядя Джиф повернулся к ней. Казалось, он уже забыл об их размолвке. – Генератор установили еще в сороковых годах. Его мощности недостаточно, чтобы провести электричество во всем доме. Впрочем, мне хватает.

В голосе его слышались нотки горечи. Эми насторожилась – она помнила его патриотом, который гордился своей страной. Сама же она уже давно привыкла к тому, что электричество – это что-то такое же естественное, как, например, воздух, которым она дышит.

– Думаю, я привыкну, – вполголоса сказала она. – Просто в Соединенных Штатах многие вещи воспринимаешь как само собой разумеющееся.

– Так уж устроены люди, – проворчал дядя Джиф. – Чем больше они имеют, тем больше хотят. Похоже, они уже не мыслят себе существования без телевизионных, приемников и безумной музыки, которая грохочет сутки напролет.

– Дядя Джиф, все это необходимые вещи. Не забывай, мы живем в девяностые годы.

– Ты считаешь, что телевидение необходимая вещь? – спросил он, не пытаясь скрыть своего недоумения.

– Мне казалось, тебе это должно нравиться, ведь ты ведешь такой уединенный образ жизни.

– В моем доме нет места подобным вещам, – отрезал Джиф Уэлдон.

– Ты хочешь сказать, что у тебя нет телевизора? – удивилась Эми.

Он раздраженно махнул рукой.

– У Лиззи Эберкромби стоит переносной черно-белый. Не сомневаюсь, она позволит тебе посмотреть, если ты так этого хочешь.

– Клёво! – воскликнула Эми, но, увидев перекошенное лицо дяди Джифа, прикусила язык.

Только тут она вспомнила, о чем предупреждал ее Джон Грэм. Впредь, решила она, ей следует выбирать выражения и по возможности избегать сленга. При мысли о Джоне Грэме она покосилась в сторону двери: интересно, куда делся ее багаж?

Джиф Уэлдон, казалось, читает ее мысли.

– Грэм должен был внести твою поклажу с заднего входа, – сказал он.

– С заднего входа? – изумилась Эми. – Но ведь это же на противоположной стороне дома. Неужели ему пришлось тащить такой тяжелый багаж… – На этом слове она вновь осеклась. Багаж! Черт ее дернул употребить это слово. Почему было не сказать поклажа, как подобает благовоспитанной англичанке?

Джиф Уэлдон в очередной раз нетерпеливо махнул рукой и сказал:

– Эми, слугам не положено пользоваться парадным входом. Слуги ходят с заднего крыльца. И ради бога, дитя мое, говори по-английски. Едва ли слово „багаж“ звучит благозвучно, особенно в устах дамы.

Эми почувствовала, как бешено колотится ее сердце, и машинально заметила про себя, что именно в подобных случаях говорят, что оно готово выскочить из груди. Но в этот момент из длинного коридора донесся звук шагов, и оттуда показалась фигура женщины – она целеустремленно направлялась к ним. Эми была благодарна ей уже за то, что она вывела ее из замешательства. В следующее мгновение лицо ее озарилось радостью узнавания.

– Лиззи! – воскликнула она и, всплеснув руками, прижала ладони ко рту.

Эми не верила своим глазам: перед ней, в каком-нибудь полуметре, стояла прежняя Лиззи Эберкромби. Она нисколько не изменилась. Шести футов роста, она была все той же решительной, уверенной в себе женщиной, какой Эми ее помнила. Пепельно-серые завитые волосы подчеркивают красивый овал лица. Сухие, жилистые руки кажутся особенно длинными из-за коротковатых рукавов красного вязаного джемпера. Джемпер вообще явно маловат и слишком тесно обхватывает ее стройную фигуру. И вот эти руки смыкаются на плечах Эми, и она со страстью прижимается к плоской груди Лиззи, едва не задыхаясь в ее объятиях.

Эми всхлипывает, потом разражается рыданиями и цепляется за красный джемпер, как цепляются за спасительный надувной плотик на стремительном перекате.

– О, Лиззи… – невнятно бормочет девушка. Шерстяные ворсинки щекочут лицо, мокрое от слез. И по щекам растроганной старой экономки тоже катятся слезы.

Эми потеряла представление о времени и не могла бы сказать, сколько они простояли вот так, прижавшись друг к другу. Лиззи о чем-то спрашивала ее, она что-то отвечала. В одном Эми была теперь твердо уверена – хоть что-то оставалось неизменным, а именно привязанность к ней Лиззи.

Наконец Лиззи выпустила ее из объятий и промолвила:

– Старик ушел. Должно быть, отправился к себе в кабинет.

Эми, смахнув ладонью слезы, оглянулась.

– О, черт! Он, наверное, решил, что мне на него наплевать.

– Поделом ему! Я слышала, как он тебя отчитывал. Человек не провел в доме и пяти минут, а он уже учит его, как правильно говорить по-английски. Постыдился бы. Посмотрела бы я на него, если бы он отправил тебя не в Штаты, а во Францию, и ты вернулась бы оттуда с птичьим парижским акцентом.

Эми прыснула.

– Лиззи, у него же нет родственников во Франции.

– Все равно, – ворчливо заметила Лиззи. – О чем он думал, когда отправлял тебя в страну янки?

– Лиззи, поверь, в душе я очень хорошо к нему отношусь. И вовсе не хотела причинить ему боль.

– Знаю, детка. Просто у него есть свои странности. Он терпеть не может бурного изъявления чувств. И еще любит, чтобы все было по его.

– Ты так давно живешь в доме, Лиззи. Ты, должно быть, знаешь, что за человек дядя Джиф.

– Да уж. Я давно привыкла к его причудам.

– Почему бы вам не пожениться? – сказала Эми. – Мне кажется, ему пошло бы это на пользу.

Лиззи как-то странно посмотрела на нее, и вслед за этим на лице ее появилось привычное непроницаемое выражение.

– Скоро накроют на стол, – переменила она тему разговора. – Но сперва ты должна подняться к себе. Тебе отвели ту же самую комнату, в которой ты жила, когда была маленькой девочкой. По соседству с моей.

– Лиззи, я была уже не маленькая.

– Для меня ты была крохой.

– Я любила свою комнату. Из нее чудный вид на холмы за лесом – там еще старая церковь.

– От старой церкви, мисс Эми, остались одни руины. Пару лет назад в нее попала молния, и она сгорела.

– Как? Ты никогда не писала мне об этом!

– Не хотела тебя расстраивать. – Лиззи направилась к широкой лестнице. Увидев, что Эми замешкалась, она остановилась и, положив руку на резную балясину перил, спросила: – Так чего же мы ждем, юная мисс.

– Как же так? – пролепетала Эми. – Расскажи мне о церкви. Я хочу знать.

Лиззи равнодушно пожала плечами.

– Особенно рассказывать нечего. Был настоящий ураган. Некоторые деревья потом пришлось спилить – оставлять их было слишком опасно. Теперь там довольно страшно. Зловещее место…