Маска Дантеса - Алферова Марианна Владимировна - Страница 53

– Слишком примитивно, – сказал Корвин вслух.

– Из-за того, что мои родители зачали меня на корабле… и я не получил в наследство память… Меня лишили титула патриция и права наследовать усадьбу, права жениться на патрицианке, избираться в консулы и заседать в сенате… Мне никогда не командовать “Сципионом”. Все, на что я мог рассчитывать – служба на каком-нибудь вспомогательном корабле сопровождения или на грузовике. Я вмиг утратил столько, что поневоле задумался: но ведь всего этого лишено большинство населения Лация. Я просто стал таким, как большинство.

– Только в этом причина? – спросил Корвин.

– Неужели мало?

– Мало для того, чтобы похищать детей.

– Мне хватило.

– Ваш старший брат выбрал карьеру легионера, а не пилота, лишь бы не задеть ваши чувства.

– Надо же! Какое благородство! А вот Эмми не играла в благородство и стала пилотом.

– Эмми погибла. Ее разорвал на части анимал. Страшная смерть… Вы ей завидуете?

Кажется, Гай смутился. Передернул плечами. Потрогал кончик носа.

– В детстве… когда она была совсем маленькая… крошка… я дразнил ее и доводил до слез. Была одна сказка о бедном Мурлыке, котенке, которого бросили его хозяева. “Бедный Мурлыка хотел молочка…” Стоило Эмми услышать эту строчку, как она уже ревела в три ручья. Я мог так доводить ее часами. Когда сестрица выросла, она захотела превратить монстра в человека. Но забыла, что анималы ненавидят людей. Всех без исключения. Эмми погубила сентиментальность, вы не находите?

– Вам по-прежнему нравится издеваться над детьми?

– Ненависть – великое чувство. Она разрешает все. Там, где жалость, сентиментальность, предрассудки сдерживают, ненависть служит универсальной отмычкой. Бешеная ненависть… Какое замечательное выражение! Не правда ли?

“Он изображает злобу… Нет, не верю… не верю…” – шептал голос предков. И Корвину почудился в этом коллективном и всегда безличном голосе живой страх.

“А если не изображает? Как мне понять его тогда? – подумал Марк. – Как я могу понять его, если не испытывал никогда таких чувств. Ни я, ни мои предки… Бешеная ненависть… К кому я могу испытывать такое?”

Барон Фейра… Нет, не подходит.

Жерар. Надсмотрщик Жерар, которого хладнокровно застрелил трибун Флакк. Если бы этот тип вновь был жив, и вновь Флакк стоял бы напротив Жерара и целился бы в грудь садиста из игломета, что бы сделал Марк? Крикнул бы “Пли!” или, напротив “Не надо!”

– Да, – сказал Корвин вслух.

– Что – “да”? – не понял Гай.

– Хорошее выражение “бешеная ненависть”. Но только выражение. Два слова… Не вы все это организовали, Гай. Вы – глава радикальной партии. Вернее даже, небольшой группы. Но не убийца.

– Почему вы так решили? – Гай вызывающе глянул на префекта.

“Я помню, каким вы были в детстве”, – мог бы ответить Корвин. Но такой ответ лишь оскорбит Гая Флакка.

– Это моя маленькая тайна, – улыбнулся Корвин. – Разговор закончен. Вас отведут в камеру.

– Вот как… – Гай, кажется, растерялся. – Но вы же сказали, что разговор будет долгим.

– Я выяснил все, что мне нужно.

Когда Марк вошел в соседнюю комнату, здесь царила липкая тишина. Сенаторы, военные, охранники застыли, будто окаменели. Неужели так потрясены услышанным?

– Не он стоит во главе, это точно. Хотя наверняка знает членов секты, – заявил Корвин. – На допросе он ничего не сказал… не подвержен гипнозу, на него не действует “эликсир правды”. Но Гай Флакк – единственный, кто связывает нас со сторонниками “очищения”.

И опять никто ничего не сказал. Лишь раздался судорожный вздох, похожий на всхлип.

– Вам не понравилось, как я вел допрос? – недоуменно спросил Корвин.

Отозвался сенатор Флакк:

– Только что сообщили, что племянник Фабия убит. А сын военного трибуна Флакка похищен. Я отпустил трибуна домой.

– Сын Флакка похищен! – Марк не поверил. – Но маленького Луция охраняли! День и ночь!

– Охрана перебита, – сказал сенатор. – Ребенок исчез.

– Как погиб молодой Фабий? – спросил Корвин.

– Разряд бластера в голову, – отвечал сенатор Флакк. – Мгновенная смерть. Видимо, застрелили во время побега.

– Погодите! А как же сигнальные чипы? В тот момент, когда…

– Похитители нейтрализовали чипы. Как – мы пока не знаем, – сказал кто-то из вигилов.

Во сне-воспоминании он видел этот аллею, ведущую к дому. И сам дом запомнил. На этой дорожке его встречала малютка Эмми и рассказывала, захлебываясь слезами, о страшных картинах. Она видела в снах, как линкор “Сципион Африканский” сжигает один за другим живые корабли Неронии.

И вот теперь уже юный Корвин сам спешил по дорожке к вилле Валериев Флакков. Узнавая и не узнавая это древнее гнездо. Казалось, за двадцать лет дом даже не удосужились покрасить, не то что отремонтировать капитально или перестроить. Желтая краска на стенах едва угадывалась, зато повсюду, куда ни кинешь взгляд, лопалась и слезилась псевдоштукатурка, обнажая нижние слои изоляторов, а кое-где – скелет несущей конструкции. Только оранжерея сверкала новеньким куполом, да у входа сахарно посверкивали мраморные статуи. Впрочем, причиной такого запустения была не бедность, а невнимание хозяев. Бывший командир “Сципиона” давно уже жил в небольшом павильоне, уступив фамильную усадьбу старшему сыну. Но командиру космических легионеров было недосуг заниматься благоустройством строений. Женщины же не смели ремонтировать дом: имение Флакков должны обустраивать сами Флакки, лелеять и воссоздавать прежнее так, как подскажет память славного рода. Дом терпеливо дожидался, когда же ему возвратят утраченное величие. Но дождался лишь поругания. Двери, распахнутые настежь, опрокинутая мебель, разбитые стекла.

– Флакк! – позвал Корвин хозяина и шагнул внутрь.

Свет лился сверху, через отверстие в потолке. Но не только. Вопреки обычной планировке лацийского дома, за атрием сразу же располагался перистиль, отгороженный прозрачными раздвижными панелями. Осколки панелей теперь хрустели под подошвами Марка. Бассейна в атрии не было – имелся лишь небольшой фонтанчик с мраморной чашей. Фонтанчик не работал, на дне чаши собралось немного мутноватой воды. Подле фонтана на высоком, неудобном для человека стуле сидел боевой робот “Триарий”. Никто не потрудился обрядить металлического монстра в тряпки. Лишь несколько ремней из псевдокожи опоясывали его корпус из аморфной стали, а на шее болтался медальон с дополнительным комустройством. Сидел робот неестественно прямо, держа голову откинутой назад, будто разглядывал прозрачный потолок. Руки “Триария” безвольно свисали вдоль тела. На глаза-телекамеры опустились защитные веки. Когда Марк подошел ближе, то увидел, что в груди робота, там, где у этих боевых машин находится блок питания, зияет оплавленная дыра. Марк глянул роботу за спину. Нет, дополнительный блок питания отсутствовал. Да и зачем на обитаемой мирной планете боевому роботу вторая батарея. Есть запасной элементик непосредственно в позитронном мозгу, чтобы мозг не отключался. Но данном случае не похоже, чтобы мозг “Триария” уцелел – человекоподобная машина выглядела совершенно безжизненной: второй выстрел разнес несокрушимому “Триарию” голову.

– Ты уже знаешь? – раздался голос над самым ухом.

Корвин вздрогнул и отпрянул. Ему почудилось, что вопрос задал “убитый” “Триарий”.

Флакк стоял рядом с ним – подкрался совершенно бесшумно.

– Орк! Ну ты даешь…

– Нет, я бы не взял тебя в свою когорту, – заявил трибун решительно.

Возможно, это должно было звучать как шутка, но мрачный тон Флакка не позволил в ответ улыбнуться.

– Зачем тебе боевой робот? – удивился Марк, вновь разглядывая неподвижную машину. Его не оставляло чувство, что робот умер не до конца. Может быть потому, что одна пара глаз – та, что на затылке, – была открыта.

– Он охранял малыша.

– И был вооружен?

– Боевым бластером.

– Запрещено использовать боевые машины на Лации.