Проклятье старой ведьмы - Бабкин Михаил Александрович - Страница 25

– Уф, благодать, – Бонифаций шел без доспехов, лениво обмахиваясь здоровенным лопухом, – люблю лес. Тут, ежели с умом, никогда не пропадешь, даже зимой. Корешки съедобные, беличьи кладовые с орехами… Опять же, зайцы бегают. Обожаю зайчатину! А поле – оно от ветра не укроет, костром не согреет. Нет, не люблю я поле. Чего еще я люблю? Пиво люблю. Пожалуй, про пиво не надо, не время. Только настроение себе портить, – Хозяйственный вытер шею лопухом. – Тимка, а ты чего любишь? Про пекси-колу можешь не говорить, и так знаю.

Тимыч лежал в повозке, свесив руку вниз и хватая цветы за головки, Шут ехал на Люпе.

– Кино я люблю, про ниндзей всяких. Как они друг дружку руками-ногами колбасят, по головам палками и цепями лупят. И хоть бы хны, всегда целые остаются! Я вот думаю, наверное, они все резиновые, навроде Шута. Или роботы, изнутри железные, а снаружи человеки.

– Нашел чем удивить, – хмыкнул рыцарь, – я таких балбесов в балагане видел. Нахлебаются отвара кремень-травы, а потом лбом стены прошибают. Или руками кирпичи рубят. Или зубами гвозди из досок вытягивают. Подумаешь, любой так сумеет, если отвар выпьет! Другое дело, где ту кремень-траву взять… Балаганщики свои секреты никому не выдают, не выгодно им.

– У нас такая трава не растет, – Тим сорвал цветок, понюхал его, чихнул, – люди годами особые свойства вырабатывают. Иногда всю жизнь.

– Охота была, – сплюнул Хозяйственный, – делать больше нечего. Лучше объясни мне, что такое кино.

Тим стал увлеченно рассказывать, даже спрыгнул с повозки. Про Терминатора, про Рэмбо, черепашек-ниндзя, Фантомаса, Бэтмена, Робокопа…

– Стоп! – Боня заткнул уши. – У меня в голове все перемешалось. Не хочу я про твоих рэмбомасов ничего знать, своих здесь хватает. Само кино – это что? Колдовство или техника? Или театр?

– Наверное, и то и другое, – задумчиво сказал Тим, – цветные живые картинки на белой материи, со звуком. Очень интересно.

– Значит, колдовство, – кивнул Хозяйственный, – ничего особенного. Тпру! Привал.

Шут спрыгнул с Люпы:

– Вы отдохните, а я прогуляюсь, разведаю путь. Мне отдых не нужен, – и поскакал по дороге дальше. Тим достал консервы, постелил на траву линялую скатерку из Бониных запасов, объявил:

– Кушать подано, гражданин рыцарь! Можно лопать.

– Консервы, опять консервы, – поморщился Боня, – и никуда от них не денешься.

Они заканчивали обед, когда издалека донесся топот и шум, словно по дороге из глубины леса бежал носорог и тащил за собой волокушу. Боня судорожно проглотил кусок мяса, схватил Люпу под уздцы и потянул ее прочь, за деревья:

– Тим, прячься!

Шум приближался. Тимыч высунул голову из-за дерева – по дороге, теряя листья, мчался здоровенный ворох веток, целый шалаш. Шалаш остановился напротив Тимки, из веток донесся полузадушенный голос Шутика:

– Помогите, сил нет самому вылезти из этой кучи.

– Кто это тебя так? – поразился Хозяйственный, вылезая из кустов. – Лесорубы засыпали?

– Нет, – кисло ответил Шут, – не лесорубы. Эти, как их… Рэмбомасы.

Глава 14

Новая ловушка

Бонифаций в рубашке и шортах стоял посреди дороги, уперев руки в бока. Тим выглядывал из-за его спины, не решаясь вылезти вперед – вдруг и правда в лесу злобные Рэмбомасы лютуют! Прямо перед ними, поперек дороги, находилась широкая просека, аккуратно прорубленная в густом лесу. Даже кустиков на ней не было, одна лишь коротко постриженная трава с летающими над ней бабочками. Как будто газонокосилкой прошлись… Просека тянулась влево и вправо, терялась где-то в лесу. Пейзаж был очень мирным, для полной идиллии не хватало лишь речушки с песчаным берегом. Курорт да и только!

– Так что же случилось, в конце-то концов? – рыцарь отмахнулся от случайной бабочки. – Никого не вижу. Никаких масов, рэмбов, никаких лесорубов. Не мотыльки ж тебя так отделали!

Шут тихонько протопал вперед, высунул голову на просеку, огляделся.

– Бонифаций, вот честное слово, было! Я почти на середину поляны выпрыгнул, думал дальше пробежаться. Вдруг как зашумело, загудело! Перед носом блеснуло, вжик-вжик! Даже ветром потянуло. А потом сзади – вижк! И тоже ветерок. Я назад кинулся, под деревья, да немного застрял вот под этим. – Шутик ткнул пальцем в крайнее, возле просеки, дерево – абсолютно голое, тщательно оструганное, словно телеграфный столб, только без проводов.

– Оно густое тогда было, я в нижних ветках запутался. Тут вокруг меня загудело, завизжало. Бац, бац! Трах! Я опомниться не успел, как сам чуть в дерево не превратился. Глядь, я – не я, а сплошные ветки да листья. Лесоповал, а не Шут.

– Ничего себе, – Боня заметно озадачился, – наверное, очередная ловушка. Помнишь, Тим, я тебе карту показывал?

– Помню. – Тим схватил Шута за руку, оттянул от заманчиво зеленой травы. – Надо проверить, что это за вжикалки тут летают.

– Надо, – согласился Хозяйственный, – а как? Попробуй туда нос высуни, без нюхалки враз останешься. Нет, тут надо технически. – Боня нагнулся к возку, спешно стал перекладывать вещи.

– Нашел, – он с натугой вытащил со дна знакомую Тиму секиру, снял с нее чехол, огляделся. Приметив сухое высокое деревце, одним махом срубил его, очистил от веток и сучков. Взяв жердину наперевес, Боня потихоньку высунул ее почти всю над травой, в опасную «курортную» зону. Но ничего не случилось.

– Врешь ты все, – сипло сказал рыцарь, – болтун…

Что-то похожее на пропеллер, сияя металлом, промчалось по-над деревьями, мимоходом отчикнуло полжердины и умчалось в другой конец вырубки; воздух над просекой загудел. Боня потерял равновесие, неловко приземлился на дорогу.

– Елы-палы, – заорал Хозяйственный, вскакивая, – да сколько можно?! Они что, договорились меня извести до конца? То грабля бешеная, то рука с саблей. Осточертело мне такое колдовство, приключения эти. Домой хочу, на склад! К консервам и мышам, – он, кряхтя, потер поясницу. – Так того и гляди нервический радикулит наживешь…

– Боня, – Тим постучал его по спине, – ты разглядел штуковину? Я ничего не успел заметить.

– Рука с саблей. – Хозяйственный откашлялся, далеко сплюнул. – Летает как бешеная, саблей своей крутит так, что ее и не увидишь, саблю ту. Тьфу, напасть. Вот оно, тяжелое наследие войны с Лурдой! Забытая ловушка. За эти годы вон какую поляну отгрохала своей сабелькой! Все деревья потихоньку в щепки порубала. Возвращаться далеко, идти вперед нельзя. Давайте думать, что делать.

Тим подобрал с земли камень, высоко швырнул его через просеку.

– С ума сошел! – ахнул рыцарь.

Пропеллер молнией промчался над землей, дугой подпрыгнул к небу – камень сухо щелкнул в полете, рассыпался на мелкие кусочки. Сабля тут же умчалась в другой конец просеки и затихла. Притаилась…

– Думать надо, прежде чем камнями кидаться, – возмущался Боня, небольно костыляя Тимыча по шее, – опасные у тебя развлечения, Тим батькович! Враз без головы останешься. Я ее на место пришивать не стану, учти.

Тим вырвался, отбежал в сторонку.

– Зато теперь ясно, что Шут не перелетит. Не то прыгнул бы, с него станется. Тогда бы одни полосочки для рогаток от него остались.

– Ну уж нет, – солидно возразил Шут, – зачем же мне низко прыгать? Вовсе оно ни к чему! Я бы так высоко взлетел, что никакая сабля до меня не дотянулась бы.

– Толку-то… – Боня сел возле повозки, прислонился к колесу, закрыл глаза.

– Слушай, а окаянная рубалка сюда случаем не выскочит? – забеспокоился Шут. – Не то чик-чирик – и всех на полоски. Вместе с Люпой.

– Вряд ли, – Боня устало потер лицо ладонью, – если бы могла, давно бы нас на окрошку пустила. У этой штуковины четко ограниченное место работы. Такое, видимо, на ней заклятие. Мне так кажется.

– Вот и ладно, – успокоился резиновый человечек, – теперь я не боюсь. Хотя и очень страшно.

Все затихли, пригорюнились. В тишине жужжали лесные мухи, шелестела листва. Люпа переминалась с ноги на ногу, фыркала. Скучала.