Так шли мы к победе - Баграмян Иван Христофорович - Страница 66

Как я убедился в дальнейшем, генерал Еременко был во многом прав.

Итак, я принял фронтовое объединение, которое было на одном из важнейших направлений советско-германского фронта. Фронт действовал сейчас в полосе между Невелем и Рудней. В состав его входили три общевойсковые армии: 4-я ударная, 43-я, 39-я, а также 3-й гвардейский кавалерийский и 5-й танковый корпуса. Заканчивала передислокацию в его полосу и ставшая мне родной 11-я гвардейская.

Я рассказал уже о тех планах, которые имелись у Ставки в отношении использования войск фронтов, наступавших с целью освобождения Белоруссии. Хотя замысел этот имел далеко идущие цели, все же не он был главным тогда в масштабе всего советско-германского фронта. Дело в том, что основной заботой Ставки на предстоящий период было освобождение Ленинградской области и, особенно, Правобережной Украины.

Одновременно планировалось наступление и на западном направлении с целью выхода наших войск на линию Полоцк, Минск, река Птичь, то есть на глубину 150300 километров, хотя для достижения подобной цели 1-й и 2-й Прибалтийские, Западный и Белорусский фронты, как показало развитие событий, не имели достаточного превосходства над противником. Они нуждались во всестороннем усилении, чего Ставка сделать не могла.

Мы ни в коей мере не берем под сомнение правильность решения направить основные резервы Украинским фронтам, где наносился главный удар. Это обеспечило успех зимней кампании 1943/44 года.

Серьезность задач, поставленных центральным фронтам, заставила их действовать очень активно, что вводило в заблуждение вражеское командование относительно истинных целей советской стороны. Там были скованы крупные силы вермахта, германское командование, таким образом, ослабило соседние направления, особенно ленинградское. Вместе с тем действия четырех упомянутых фронтов не были свободны от недостатков.

Как только я принял командование войсками 1-го Прибалтийского фронта, Андрей Иванович Еременко уехал в Москву, где вскоре получил назначение на должность командующего Отдельной Приморской армией, действовавшей в Крыму. Подробно в курс боевых событий вводил меня начальник штаба фронта генерал-лейтенант В. В. Курасов.

Владимира Васильевича я очень хорошо знал еще по совместной учебе в академии Генерального штаба в 1936–1938 годах. После успешного окончания курса обучения мы с ним в течение двух лет были старшими пре-иодавателями кафедры тактики высших общевойсковых соединений этой же академии и еще тогда стали настоящими друзьями. Но осенью 1940 года наши пути разошлись: я был назначен в войска Киевского Особого военного округа, а он — в Генеральный штаб. Новая встреча и возможность работать вместе, конечно, очень обрадовала нас обоих.

В. В. Курасова отличала высокая общая и штабная культура, огромная работоспособность, умение быстро схватывать в боевых событиях главное, сделать надлежащие общие выводы, наилучшим образом охарактеризовать сущность сложившейся обстановки для принятия правильного решения. Все эти положительные качества генерала Курасова и его незаурядные способности в вопросах организации управления войсками в различных видах операций весьма обнадеживали меня. Я хорошо понимал, что в его лице обрел одаренного и эрудированного начальника штаба фронта. До конца войны мы с ним работали, что называется, душа в душу.

Хорошо запомнился мне первый доклад В. В. Курасова. Когда я пригласил его к себе в кабинет, он, войдя, извинился, что еще не закончена работа над большой оперативной картой, которая будет готова через 10–15 минут. И тут же, нисколько не затрудняясь отсутствием карты, генерал стал докладывать мне о развитии обстановки после 25 октября, когда в соответствии с директивой Ставки началось наступление войск фронта на витебско-городокском направлении.

— Позвольте, — сказал Владимир Васильевич, — я доложу о ходе боевых действий за каждый день, и вам станут ясней особенности обстановки.

Он проинформировал меня во всех деталях о действиях 4-й ударной армии начиная со 2 ноября, так как эта армия была, как говорится, в фокусе событий на всем фронте.

Признаться, меня поначалу несколько удивила эта, как мне показалось, излишняя детализация, и я даже спросил Владимира Васильевича, как это в его памяти удерживаются все эти названия и цифры. Он ответил, что такова, видимо, особенность его памяти, выработанная опытом штабной работы.

— Кроме того, — сказал Курасов, как бы оправдываясь, — речь ведь идет о делах моей родной четвертой ударной. В ее рядах я получил боевое крещение в январе сорок второго, а потом целый год командовал ее войсками после генералов Еременко и Голикова…

Пока шел этот наш разговор, старший оператор внес прекрасно оформленную карту обстановки. Владимир Васильевич обратил мое внимание на необычайно сложную конфигурацию линии фронта. На крайнем правом его крыле, как лепестки огромного цветка, почти симметрично расположились многочисленные озера.

— В дефиле между этими озерами наши войска и прорвались на запад во время Невельской операции, — сказал Курасов, — а затем продвинулись на северо-запад и юго-запад. Образовалась довольно большая вмятина во вражеском фронте. Южнее этой вмятины нависает над войсками четвертой ударной армии крайне опасный для нас выступ, занятый врагом.

Глядя на карту, я заметил, что вершина выступа упирается в межозерье, в основании находится Витебск, в центре Городок, а близ него вновь раскинулось соцветие озер, правда, не такое живописное, как на севере, но в не меньшей степени затруднявшее наступательные действия.

— Выступ, занятый врагом, — уточнил генерал Курасов, — имеет в поперечнике от тридцати пяти до шестидесяти километров и тянется с юга на север до восьмидесяти пяти километров.

На карте особенно зримо виделась опасность для войск фронта, таящаяся в этом выступе, откуда враг легко мог нанести удар во фланг и тыл нашим соединениям, стремившимся выйти на оперативный простор с целью освобождения Белоруссии. И гитлеровское командование не жалело усилий, чтобы сделать это, сосредоточив в районе Городка многочисленные пехотные и танковые части.

Генерал Курасов сообщил, что всего за 10 дней до моего прибытия силы 3-й танковой армии Рейнгардта предприняли отчаянную попытку совершить прорыв. 6–8 пехотных батальонов при поддержке 50 танков нанесли тогда удар в северном направлении и потеснили подразделения 156-й стрелковой дивизии полковника И. Г. Бабака. Правда, решительными контрмерами положение было восстановлено с большими потерями для врага.

Много лет спустя после этих событий, работая над данной книгой, я нашел красноречивые свидетельства немецкой стороны об этом ударе. Вот что писал в своих воспоминаниях бывший начальник штаба 3-й танковой армии генерал Гайдкемпер:

«8 ноября после мощного огневого удара 252-я пехотная и 20-я танковая дивизии из межозерного дефиле… устремились в атаку, они преодолели большое минное поле и в кровопролитной для обеих сторон борьбе заняли ряд населенных пунктов и высот, углубившись на 6 км в неприятельскую оборону. Некоторые населенные пункты русские обороняли с особым упорством. В этих боях был тяжело ранен капитан Мюллер, который вел в атаку свой 3-й батальон 7-го полка. Всюду поднялось настроение, так как, хотя и в одном месте, мы снова шли вперед. Во второй половине дня в наш штаб поступило сообщение, что ОКХ приказало группе армий «Север» нанести удары по обе стороны г. Невель, западнее озера Невель, в южном направлении, чтобы восстановить прежнюю границу между обеими группами армий и освободить зажатые врагом севернее этой линии войска группы армий «Центр». Итак, можно было надеяться, что продолжение нашего наступления во взаимодействии с ударом 16-й армии, вероятно, уже на следующий день приведет к полной ликвидации бреши, что в свою очередь воспретит врагу дальнейшую переброску сил на запад, так же как и снабжение прорвавшихся вперед русских частей».

Далее Гайдкемпер пишет: «Мы тщательно готовились к продолжению наступления на следующий день, но получили уведомление, что 16-я армия не сможет нас поддержать. Генерал Рейнгардт в категорической форме опротестовал это решение, настаивая на немедленном докладе фюреру. Гитлер был в это время в Мюнхене на праздновании дня 9 ноября. Это вызвало оттяжку в принятии решения, чего оказалось достаточно для нарушения ранее разработанного плана. В 2 часа 30 минут пополуночи поступил приказ ОКХ: «На основании доклада о намерениях командования групп армий «Север» и «Центр» в районе Невеля фюрер решил: группа армий «Север» должна считать долгом чести поддержать 9 и 10 ноября (утром) всеми возможными силами достигнутый сегодня группой армий «Центр» успех. Группа армий «Центр» 9 ноября продолжает наступление, с тем чтобы в этот день по меньшей мере добиться окончательного перекрытия дефиле между озерами Езерище, Завережье, Еменец и Ордово. Цель наступления — отнять у противника возможность планомерного отхода».[79]