Французы на северном полюсе - Буссенар Луи Анри - Страница 23

Льдина, возле которой стояла «Галлия», как нарочно, была соленой, floebergs, а за пресной приходилось идти целую милю. Можно было, разумеется, получить воду из снега, но капитан пользовался любым предлогом для разминки, а потому велел ежедневно привозить лед.

Для этого специально приспособили сани, прозвав их «водовозными». В сани запрягали десять собак, сопровождавших было четверо, все с винтовками.

Собаки, томясь взаперти, радовались каждой возможности пробежаться, словно готовились к предстоящей нелегкой зимовке.

Люди, со своей стороны, постепенно привыкали к четвероногим, учились управлять ими. Особенно трудно было справляться с санями на ненаезженной дороге; но мало-помалу шероховатости сгладились, и препятствий становилось все меньше.

Пустые сани собаки легко тащили и мчались как бешеные, не то что груженные льдом, когда приходилось пускать в ход кнут, да еще и самим на подъемах впрягаться.

У медведей, как известно, чутье острое, и они вскоре почуяли людей и собак, но держались на расстоянии. Потом, осмелев, стали приближаться. Этого только и ждали французы: они тотчас вступали с хищниками в бой и всякий раз побеждали. Тушу взваливали на сани и везли на корабль.

Таким образом, запас свежего мяса, к великой радости собак, все время пополнялся. С хранением трофеев проблем не было: с медведя сдирали шкуру, тушу разрезали на части и привешивали к реям. Получалась своего рода кладовая прямо на воздухе. Ведь на морозе мясо не тухнет.

Про Ужиука, казалось, забыли, и он время от времени ходил охотиться на тюленей. Выследит, стукнет своим гарпуном и возвращается с добычей. А чем тюлень хуже медведя?

Шло время. Соблюдение режима, предписанного доктором, благотворно сказалось на здоровье экипажа – все чувствовали себя отлично, не считая нескольких случаев обморожения, да и то легкого.

Немцы не подавали никаких признаков жизни. Лишь при свете луны проступали порой очертания их корабля. Он находился на противоположной, южной, стороне льдины. Соперники, словно по молчаливому соглашению, поделили ледяное пространство, и это было лучшим способом избежать конфликтов и столкновений. Казалось, между ними не тысяча метров, а тысяча миль.

Иногда, правда, они смотрели друг на друга в подзорные трубы.

Обособленность эту усугубляла наступившая темнота. Нелишне заметить, что французам в общем жилось неплохо, если учесть окружающие условия. Одно их тревожило: непрекращающееся движение льдины. Плыла она к северу, но в любую минуту могла изменить направление. Вдобавок корабль постоянно ощущал толчки льдин, с дьявольским скрежетом сталкивавшихся друг с другом. К этому трудно было привыкнуть. И французов нет-нет да и охватывал страх за участь «Галлии».

Ночью десятого ноября они думали, что наступил конец. После множества толчков вдруг послышался такой треск, что, казалось, корабль вот-вот развалится. Потом заплескалась, зажурчала вода… Все бросились на палубу, несмотря на крики офицеров: «Берегите носы». Сдавленное тяжелой ледяной оболочкой, море все же нашло себе выход в том месте, где лед был потоньше. Откололась огромная глыба, и ее тотчас волной подбросило кверху, затем швырнуло назад, и она рухнула метрах в двадцати от «Галлии».

Едва волнение улеглось, как корпус корабля вновь жалобно застонал. Уснувшие было матросы, уже хорошо знавшие, что означают эти стоны, быстро вскочили. Вдалеке послышалось глухое ворчание. Корпус заскрипел и затрещал сильнее. Шум приближался и усиливался, раздавалось какое-то ледяное крещендо. Звуки напоминали глухие стоны морского прибоя, разбивающегося о каменистый берег. Корабль сдавливало все сильнее, льдины лопались со звуком, похожим на свист вырывающегося из клапана пара. Целый шквал душераздирающих звуков обрушился на моряков. Это был настоящий ураган, в котором чудились крики животных, завывания ветра в ложбине и пронзительный вой сирены, а иногда казалось, что это тысяча тяжело нагруженных повозок катится по плохо мощенной улице. Надо было обладать железными нервами, чтобы вынести этот адский концерт. В какой-то момент показалось, что давление льдов достигло максимума. Лед хрипел вокруг шхуны, но храбрый корабль стойко сопротивлялся. Еще некоторое время слышались какие-то бормотания, последние протесты взбунтовавшейся стихии, затем вновь все стихло.

Надолго ли?

ГЛАВА 9

Угнетающее влияние холода на людей.– Приготовления к встрече Нового года.– Заманчивая программа.

К двадцать третьему декабря солнце опустилось на четырнадцать с половиной градусов ниже горизонта, но раз в сутки все же озаряло землю. Появится – и тотчас исчезнет.

Зимовщикам этот отблеск служил как бы гранью между ночью и днем, был своего рода признаком жизни. Природа словно пыталась сбросить саван, приподнять уголок мрачной завесы.

Но двадцать четвертого числа не появился даже этот бледный, призрачный свет.

Царство льда будто сомкнулось с царством мрака. Холод сделался нестерпимым.

Хорошо еще, что не было ветра. Прозрачный воздух, казалось, застыл.

Четыре дня кряду столбик не поднимался выше отметки минус сорок шесть градусов и наконец замерз.

А ведь морозы со дня на день могли еще усилиться.

Что же тогда? Чем все это кончится?

Великий Боже!

Даже огонь как будто лишился своего тепла.

Раскаленный добела калорифер не мог в достаточной мере обогреть помещение. Не будь корабль основательно проконопачен и обшит войлоком, люди давно замерзли бы.

Стоило отворить дверь, как в нее врывалось облако пара, рассыпавшееся снежинками. Капелька воды на одежде тотчас превращалась в льдинку.

Пар шел буквально ото всего – от белья, от книг.

Мясо приходилось пилить и рубить как дерево. Дерево задубело. Самые острые пилы и топоры затупились. Стальные инструменты стали ломкими, как стекло. Хлеб превратился в камень, и жевать его было почти невозможно.

Даже курить стало трудно. От сухости воздуха табак превращался в пыль. Трубки то и дело гасли из-за слабой тяги. О сигаретах и говорить нечего – усы и бороды у курильщиков заиндевели.

Металлические вещи казались раскаленными, к ним невозможно было прикоснуться. Сливочное масло стало как булыжник, постное превратилось в лед, ром загустел словно сироп.

Утверждают, будто зной действует на человека расслабляюще, а холод закаляет и укрепляет. Смотря какой холод! Полярные морозы ведут к атонии. Дрожат и отвисают челюсти, заплетается язык, ослабевает слух, тяжелеет тело, человек погружается в состояние душевного и умственного оцепенения, ходит будто пьяный.

Зато Ужиук, этот дикарь, да эскимосские собаки чувствовали себя превосходно. Туземец пил и ел и как ни в чем не бывало разгуливал по морозу словно белый медведь.

Собаки, когда их выпускали, весело прыгали и валялись в снегу.

Чтобы поднять у матросов дух, капитан обязал их выполнять физические упражнения и старался как-то развлечь подчиненных. Увеличился рацион, а режим велено было соблюдать еще строже.

Стоило кому-нибудь из моряков пожаловаться на слабость и попросить, чтобы его освободили на время от работы, как де Амбрие ставил в пример повара Дюма. Тот не знал ни минуты отдыха и постоянно был на ногах: хлопотал у плиты, не выпуская изо рта трубки, рубил мясо, растапливал лед, готовил чай, охотился на медведей. Ложился последним, а вставал первым и всех будил, начиная с офицеров,

– Шесть часов, капитан! – громко кричал он.– Подъем! Эй, люди! Вставайте!

Матросы шумно зевали, но кок не оставлял их в покое:

– Вставайте же! Не то начну убирать постели!..

Все знали, что Тартарен может осуществить свою угрозу, и нехотя, ворча и ругаясь, вставали. Потом умывались и приступали к обычным занятиям.

Так проходил день за днем…

Наступило первое января 1888 года. День выдался прекрасный: темный и звездный.

Все поздравляли друг друга с Новым годом. Плюмован обратился к капитану с короткой, но очень складной речью, поклялся от себя и от всех товарищей в преданности и безусловном повиновении.