Мифы финно-угров - Петрухин Владимир Яковлевич - Страница 59

59

Ведь-аве устраивали моления как покровительнице рыболовства, воплощением которой была «белая рыба» (Акшо-кал-озкс). Специальные песни исполнялись в ее честь и во время ледохода.

Мордовские эпические песни сохранили память о живой воде (эрике ведь), которая возвращает мертвых к жизни. Добыть ее можно, лишь проникнув в преисподнюю в образе птицы (это напоминает шаманские мифы). За живой водой посылает падчерицу и злая мачеха, чтобы спасти своего ребенка: падчерица жалуется на свою судьбу умершей матери, и мать укладывает ее в свою могилу, сама же идет в загробный мир за живой водой. Падчерица выполняет трудную задачу, спасая дитя, — все это напоминает сюжеты карельских рун, повествующих о путешествии в загробный мир и Похьелу матери Лемминкяйнена и самого Вяйнямёйнена.

Ребенку со всех сторон угрожала порча — ведун в облике чудовищной птицы или огненного змея мог проникнуть в полночь через дымоход, пожрать кожу и кровь младенца; считалось, что от этой болезни помогает парная баня и ее хозяева.

Домовые духи

Мордве был известен также бог — покровитель плотников: Керень шочконь-паз, бог «строительных материалов», луба и бревен. Но особо почитались домовые духи — Куд-ава, покровительница дома, Юрт-ава и Вель-ава. Они считались родственницами Пакся-авы: ведь все эти духи покровительствовали культурному, возделанному людьми пространству. Главные семейные обряды — родины, свадьба и похороны — начинались с обращения (или причитаний) к богу Шкаю (Шкабавазу) или Нишке, хранительнице двора Юрт-аве или Куд-аве и умершим предкам. После первого купания новорожденного в бане повитуха просила домовых духов взять нового члена рода под свое покровительство. Чтобы Куд-ава охраняла ребенка, его трижды опускали в подполье — считалось, что там обитает «мать дома».

Перед свадьбой мать жениха просила, чтобы домовые духи помогли высватать невесту. К Юрт-аве и Куд-аве обращалась сваха, когда приходила в дом за невестой:

«Хранительница дома, Куд-ава! С добром мы пришли, Пусти нас — зайдем, Купленную нами (невесту) посмотрим, Красивую сноху мы ищем, Венчаться мы ее берем.»

Все участники свадебного поезда совершают моление Куд-аве:

«Хранительница дома, Куд-ава! Дай ты нам здоровья, Дай ты нам богатства».

Невеста же должна прощаться с Куд-авой (или Кардаз-сярко), Ведь-авой, к которой она ходила за водой, и Вель-авой:

«Когда возьмут меня из дома, Ты обо мне не горюй, Ты обо мне не печалься»…

Специальное моление — юртава-озкс — совершали осенью по окончании полевых работ, когда возвращались к работам домашним. Тогда резали овцу, варили брагу, а хозяйка дома обращалась к Шкаю: «Шкай пас, кормилец! Тебе молимся со светлой свечой, с разной стряпней. Вот сварили горшок каши. Сколько в нем крупинок, соли, столько дай нам для жизни добра, нескончаемого имущества, урожая хлеба, размножающегося скота, детей. Храни нас, великий Шкай пас, на всяком месте».

Вирь-ава и злые духи

Лес был одновременно и почитаемым, и страшным пространством. Его хозяйка, как и всякие лешие, редко показывалась людям — чаще слышали ее громкий хохот; она могла изменять свой облик и нрав. Она показывалась в виде обнаженной женщины, иногда одноногой (признак злого духа), или с тремя когтями на каждой ноге, с длинными грудями, переброшенными через плечи; как и злой дух албасты в верованиях тюркских народов, она любила расчесывать свои длинные волосы. Вирь-ава меняла свой рост — в лесу была вровень с деревьями, в поле — с травой. Она была способна прийти в село в виде кошки, собаки, а то и волка. Вирь-ава могла вывести заблудившегося из лесу, а могла и погубить, защекотать до смерти. Уйти от нее можно, только пятясь задом — тогда она не разберет, куда ведут следы.

После христианизации мордвы появилась легенда о том, что Вирь-ава появилась отнюдь не из яйца, снесенного на Мировом древе: лесными духами стали люди, проклятые Богом, — их не принимали после смерти ни земля, ни небо. Бог запер их в лесной избушке, а случайный прохожий открыл дверь в жилище проклятых, чтобы укрыться от непогоды. Те потянулись было из избы, да прохожий вовремя заметил злых духов и захлопнул дверь — не то они заполонили бы весь мир. Среди них оказалось 30 сестер-лихорадок и вирь-авы, которых в старину было много, потому что повсюду росли леса.

Христианский апокрифический источник этого рассказа очевиден: у русских были популярны рассказы о лихорадках — дочерях царя Ирода. Тридцать (иногда — 77, сакральное число, известное и по финно-угорским заговорам) разряженных царских дочерей шли купаться и встретили Иоанна Предтечу, одетого в шкуру. Царевны принялись насмехаться над ним. Иоанн проклял их, вселив в них лихорадку, и заклял, предрекши, что они будут жить до скончания века, невидимо ходить меж людей и мучить их.

Лесные духи размножились, и у вирь-ав появились мужские партнеры: вирь-атя уводили в лес женщин и девиц, сами же вирь-авы заманивали мужчин и могли прижить с ними детей. К вирь-атя обращались за помощью в мужской работе: заготовке дров, лыка; женщины просили вирь-аву показать грибные и ягодные места. В мордовских сказках вирь-ава со временем превратилась в бабу-ягу.

Священные урочища и Султан-Керемет

Мордва, как и прочие финские и тюркские народы Поволжья, почитала священные урочища — керемет или кереметь. Кереметами назывались не только рощи, но и кладбища (как и у соседних чувашей). В лесу огораживали тыном четырехугольный участок для священной рощи; туда вело трое ворот. Люди заходили через южные ворота, через восточные ворота вводили жертвенный скот, через северные ворота приносили воду, чтобы варить жертвенное мясо. У восточных ворот ставили три столба. К одному привязывали жертвенных лошадей, к другому — быков, к третьему — овец; там же вывешивались шкуры жертвенных животных. У трех столбов, врытых с западной стороны, в жертву божествам приносили животных. С южной стороны располагалась поварня, где варились жертвенное мясо, пиво и был приготовлен стол для трапезы. Кровь жертв (и всех забиваемых животных) должна была стекать в специальную яму: ее запрещалось проливать на землю; когда животное забивали на усадьбе, кровь считалась жертвой домовому Кардаз-сярко.

Моление происходило у священного дерева; забравшись на него, жрец призывал всех собравшихся на молитву. Христианизированная мордва поминала в молении не только языческих богов, но и Богородицу (которая, впрочем, отождествлялась с Анге-патяй). Затем жрец спускался с дерева, подходил к яствам, наливал в ковш пива, туда же клал мясо жертвенного животного, поднимал ковш к небу и призывал богов принять жертву. Молящиеся, обратясь к востоку, где стоял жрец, поднимали руки к небу, призывая богов. Мясо, хлеб, соль и пиво бросали также в жертвенный огонь. Один из жрецов, набрав пива в рот, брызгал им в народ: это — жертва Мастор-пазу, чтобы уродился хлеб. Затем призывали всех богов, начиная с высшего: Чам-паз, Нишке-паз и Свет-Вирь-Нешке-Велень-паз, видимо, воплощали у христианизированной мордвы Троицу, ибо затем (в описании Мельникова-Печерского) молящиеся просили Анге-Патяй-паз, Пресвятую Богородицу, послать на хлеб белую зарницу и теплую росу. Далее следовали мольбы к низшим божествам: «Мастор-паз, есть хотим, Ведь-мастор-паз (божество воды), пить хотим, Норова-парочи, уроди хлеба… Ведь-Мастор-паз, давай дождя, Варма-паз, давай тихие ветра» и т. д. Далее поминались низшие божества, и пиво лили к корням священных деревьев, раздавалось жертвенное мясо, а навар разбрызгивался в жертву божествам — покровителям скотоводства. Затем наступал черед яичницы и пирогов, развешанных на священном дереве, — молили богов о детях и домашней птице. Наконец, приступали к общему пиру. Шкуры, рога и копыта жертвенных животных сжигали на костре или зарывали в керемети.