Человек должен жить - Лучосин Владимир Иванович - Страница 21

Руфа подала мне направление. Хорошо пишет: и кратко и понятно. С минуту я медлил, потом взял ручку, подписал свою фамилию, а на обороте — назначение и номер стола. Чуднов рассказал мне про все столы, которые готовит больничная кухня.

— Можете идти, или вас лучше отвезти на машине? — спросил я Краснова. Это было в моей власти.

— Если можете, велите отвезти, — сказал Краснов.

— Руфа. — Я сказал только одно слово. Руфа все поняла. Я очень уважал ее за это. Об одном и том же дважды ей говорить не приходилось.

Минуты через три Руфа возвратилась.

— Краснов, — сказала она, — машина ждет вас во дворе.

— Большое вам благодарение, люди. — Он вышел.

Люди!.. Он благодарил нас обоих.

Я подумал в эту минуту о всех, кто лечит больных, о всех людях в белых халатах. Одни лечат лучше, другие хуже, но все они облегчают страдания или вылечивают совсем. И даже мы, студенты четвертого курса, приносим какую-то пользу, пусть очень маленькую, а все же пользу.

— Вызывайте, пожалуйста, — сказал я Руфе.

Она вышла из кабинета и тотчас возвратилась.

— К вам просится Петрова, жена того больного.

— Пусть зайдет. — Я не мог догадаться, зачем она пожаловала.

Вошла миловидная хрупкая девочка. Совсем не было похоже, что она жена, мать двоих детей. Я пригласил ее сесть.

— Вы, конечно, знаете моего мужа. Ему нужен больничный лист.

— Это ваш муж сбежал из больницы? Зачем он убежал?

— Надо у него спросить. Я советовала ему возвратиться, потому что какое дома лечение? Но он и слушать не хочет. Не было такого случая, чтобы он меня послушал.

— Зачем же вы шли за такого? — спросил я.

— Дура была. Вот и пошла.

— Это правда, что у вас двое детей?

— Конечно. Так дадите больничный лист?

— Почему же он сам не придет?

— Чувствует себя плохо. Суставы болят, температура. Он прийти не сможет. Лежит.

— Посоветуюсь с заведующим поликлиникой и тогда скажу вам, подождите в коридоре, пожалуйста.

Я сходил в кабинет к Чуднову. Его там не было. Я позвонил в больницу. И там его не оказалось. Пошел к Екатерине Ивановне. Она сказала, что надо согласовать с Михаилом Илларионовичем, поскольку случай скандальный. Надо посетить больного на дому. Сделайте вызов через регистратуру.

Я сказал Руфе, и она записала вызов.

Пригласил жену Петрова в кабинет и сказал, что к ним придет сегодня врач и тогда будет принято решение о лечении и больничном листе.

— Ему нужен только больничный лист. Ему обязаны выдать, ведь муж не может работать.

— А в лечении он не нуждается?

— Дома он не будет ничего принимать. Он никогда не принимает таблеток и микстур. А меня он не слушает. Что с ним может быть, доктор?

— Я не пророк, — сказал я. — Ему надо в больницу лечь, а что может случиться с ним дома, не знаю. Уговорите, чтобы он лег в больницу.

— Я уже пробовала, не слушает… Значит, придет врач? Спасибо. А выдаст он больничный лист?

— Это вы у него спросите… Руфа, вызывайте следующего.

Вечерняя конференция началась, как обычно, ровно без пяти минут семь. Докладывали участковые терапевты.

На первом участке было все спокойно. Сделано десять активных посещений к гипертоникам и раковым больным. На втором участке один температурящий, взят под контроль и наблюдение.

— Предположительный диагноз? — спросил Чуднов.

— Малярия. Кровь на исследование взята. Скоро будет ответ.

«Здесь есть малярия, — подумал я. — Укусит комарик — и вся практика полетит вверх тормашками». И, словно угадав мои мысли, Чуднов сказал:

— Игорь Александрович, вам для сведения… Малярии у нас осталось очень мало, единичные случаи, а было время, когда болело чуть ли не поголовно все население. Через какой-нибудь год, думаю, мы и вовсе ликвидируем это заболевание… Так-с, прошу третий участок.

Это был участок Орловой, которая все еще болела. Это теперь был мой участок. Я принимал больных именно с этого участка, а вызовы на дому обслуживал врач с непонятным именем, который просил называть его Иваном Ивановичем.

— На третьем участке обнаружен больной Петров, — сказал он. — Состояние его пока удовлетворительное, но он все же нетрудоспособен. О больнице и слушать не хочет. Петрову мною выдан больничный лист. Больной взят под особое наблюдение, как не желающий лечиться. По участку сделано семь активных посещений.

Четвертой выступала, как всегда, Екатерина Ивановна.

— Сделано пять активных посещений к хроникам. И хочу сообщить вам приятную новость; завтра выходит на работу доктор Орлова… Нужно поблагодарить, и я благодарю нашего уважаемого практиканта Игоря Александровича, который весьма успешно заменял Орлову на поликлиническом приеме. Я очень им довольна. — Екатерина Ивановна платочком обтерла лоб.

Все смотрели на меня. Я опустил глаза и рассматривал носки своих ботинок. Я думал о том, что кончилась моя свободная, самостоятельная жизнь. Руфа перестанет мне подчиняться, больные будут смотреть на меня как на практиканта.

С кем буду работать завтра? Орлову я совсем не знаю, а вот к Екатерине Ивановне я успел привыкнуть, она добрая старушка.

Когда все вышли и остался лишь Чуднов, я спросил, к кому мне идти завтра.

— А к кому бы вы хотели?

Я сказал.

— К ней и пойдете… А с Петровым целая история. Были у него на дому представители фабкома, он и им сказал, что категорически отказывается от больничного лечения. И как причину называет наше нечуткое к нему отношение. Мы же оказались виновными. Сделайте, Игорь Александрович, для себя соответствующие выводы.

Мне было очень неловко, потому что во всей этой истории был частично замешан и я.

— Как вам нравятся наши вечерние конференции? — спросил Чуднов.

— Нравятся, — сказал я. — Они очень краткие и никого не обременяют. Да и польза есть.

— Хорошо сказали. Мне доставляет удовольствие, Игорь Александрович, слышать это от вас. Свежий человек замечает многое из того, к чему мы, старожилы больницы, привыкли и чего уже не замечаем — плохое оно или хорошее.

— А вот утренние конференции… — заикнулся я.

— Ну, говорите же! — попросил Чуднов.

— Может, я и не прав, но… длинные они, по целому часу… и утомительные, иногда скучные. — И для убедительности добавил: — Захаров тоже так думает.

— А Гринин? — опросил Чуднов.

— С ним не беседовал, — сказал я, — но, наверное, и он такого же мнения.

— Интересно. Ну, а предложение не созрело у вас? Вы смелее, Игорь Александрович. За смелость никто не осудит.

— Два раза в неделю, а не каждый день, — сказал я.

— Два раза? А может быть, хватит и один? Ну, например, в субботу? Будем собираться и подводить итоги работы за неделю. Как?

— Это еще лучше, — сказал я. — Все врачи будут довольны. У каждого освободится целый час.

— Решено! Еще кое с кем посоветуюсь и…

— До свидания, Михаил Илларионович, — сказал я, заметив, что дверь кабинета приоткрылась и в щели появился глаз Захарова.

Я на цыпочках вышел.

— Опять главврачу лекцию читаешь? — Гринин деловито жевал папиросу.

— Опять.

— На какую тему, если не секрет?

— О влиянии погоды на нашу практику.

— О! Тема актуальная!

Придя в больницу, я первым долгом забежал в свою палату.

Краснов лежал на третьей койке от окна и смотрел на меня. Значит, приняли. С моей подписью приняли.

— Лекарство давали? — спросил я.

— Давали, Игорь Александрович. Спасибо за заботу.

Ночь пролетела незаметно, как один час, и снова мы в больнице.

Зная чудновскую точность, мы старались никогда не опаздывать. К восьми утра мы пришли в приемный покой и сели на свои обычные места: Гринин на кушетку, а я и Захаров на стулья возле часов. Разговорились о футболе и не заметили, что уже десять минут девятого.

— Что же это такое? — спросил Захаров. — Почему никого нет?

Сверили часы. Часы в порядке. На лицах Гринина и Захарова недоумение. И тут я вспомнил о вчерашнем разговоре с Чудновым и рассказал товарищам.