Беспутный повеса - Бэлоу Мэри - Страница 12

– Дух коровьего дерьма, – высказался лорд Эдмонд. – Бисли, если вы всерьез верите, что, искусственно создав всеобщее равенство, заставите всех и в будущем оставаться равными и быть счастливыми, то у вас, очевидно, в голове горох вместо мозгов.

– Я всегда считал, – мистер Бисли сделал глубокий вдох, от которого, казалось, увеличился вдвое, – что тупоголовые, недалекие люди неизменно высказываются подобным образом о тех, кого они не в силах понять.

– А я всегда считал, – парировал лорд Эдмонд, – что задницы обычно мнят себя гениями. Установив равенство среди бедноты, вы, Бисли, не уничтожите права собственности, титулы и положение в обществе. Неужели вы и в самом деле думаете, что, поселив пьяницу и карманника на нескольких акрах земли и сунув ему в руки пачку денег, вы обеспечите ему счастливое, безбедное существование на всю оставшуюся жизнь? Да он потратит деньги на джин, продаст землю, чтобы получить еще денег, и обворует соседа, чтобы иметь деньги на будущее.

– Алкогольная зависимость. – Мистер Бисли скривил губы. – Мнение того, кто с этим знаком, сэр? Лично у меня нет опыта в подобных делах.

– Вот вы и вынесли себе приговор, своим признанием подтвердив, что я правильно вас оценил. Если вы не понимаете людей, Бисли, вы не имеете права стряпать теории, которые могут их осчастливить. Неужели вас ничему не научила Французская революция и судьба Наполеона Бонапарта? Замечательный пример всеобщей свободы и равенства. Вы не согласны? – Отвернувшись от заинтересовавшихся слушателей, лорд Эдмонд заметил, как напряглась Мэри от бессильной ярости и неловкости. – Мне пора идти, леди Монингтон. Я мог бы остаться и продолжить дискуссию, но я уже достиг своей цели, а выступать в роли оратора мне не хотелось бы.

Как он смеет? Нет, как он посмел!

Мэри могла просто дать ему уйти и остаться с гостями, чтобы по возможности разрядить обстановку, ей вовсе не обязательно было провожать его до дверей, но она повернулась и первая вышла из гостиной.

– Великолепный вечер, Мэри, – сообщил ей лорд Эдмонд, закрыв за собой дверь в комнату.

– Как вы могли! – Мэри с горящими глазами обернулась к нему. – Как вы могли так оскорбить меня и испортить мой вечер?!

– Если я правильно понимаю, эти вечера устраиваются для обмена мнениями, а не для произнесения монологов, – заявил он, удивленно глядя на Мэри. – Мне помнится, полковник Хайд с нетерпением ждал этого вечера, предвкушая, что полетят искры, если придет Магроув. Знаешь, Мэри, ради тебя сегодня вечером я избавил всех от скуки. Мне, кажется, удалось высечь несколько искр, или я ошибаюсь?

– Вы назвали его… – Мэри резко оборвала себя.

– Задницей? – закончил за нее лорд Эдмонд. – Но он и есть задница, лошадиная задница, если быть более точным. Мэри, неужели ты совершенно серьезно можешь слушать, как он несет такую чушь? Видимо, вежливость слишком глубоко укоренилась в тебе.

– Возможно, это и к лучшему, – напряженным от возмущения голосом согласилась Мэри, – иначе я высказала бы вам все, что думаю о вас.

– Нисколько не возражаю. – Улыбнувшись Мэри, лорд Эдмонд длинным пальцем щелкнул ее по щеке.

– Вы несказанно вульгарны. Вашим языком изъясняться только в сточной канаве.

– Я сказал бы, на скотном дворе, – после недолгого размышления поправил ее лорд Эдмонд. – Там можно найти и задницы, и коровье дерьмо. И утиные лужи. Мэри, ты когда-нибудь бывала в деревне?

– Надеюсь, вы уходите, – с ледяной вежливостью произнесла Мэри, не отвечая на его вопрос.

– Нужно свозить тебя туда, это пополнит твое образование, Мэри. – Он не отрываясь смотрел на ее губы. – Например, ты даже не представляешь себе, сколько различных назначений есть у стога сена. По крайней мере с одним из них я тебя познакомлю.

– Прошу вас, уходите, – взмолилась Мэри.

– Когда я снова увижу тебя? Поедешь завтра со мной в Кью-Гарденс? Там нет ни утиных луж, ни стогов сена, ничего, что оскорбило бы твои чувства. Поедешь?

– Спасибо, нет.

– Потому, что я в лицо назвал Бисли задницей, а за глаза лошадиной задницей? Приношу свои извинения, Мэри, но этот человек разозлил меня. Я прощен?

– Прошу вас, уходите, – снова повторила Мэри.

– Так ты не поедешь в Кью?

– Нет.

– Заметь, на этот раз ты даже не сказала «спасибо», – со вздохом упрекнул ее лорд Эдмонд. – Но так или иначе, мы скоро увидимся. Мне не нравится твоя чопорность, именно это мне всегда в тебе не нравилось. Мне нравится другая Мэри, настоящая. Всего доброго. – Он взял ее руку, и Мэри замерла, ожидая, что он поднесет ее к губам, но вместо этого лорд Эдмонд наклонился и поцеловал ее в губы жадным, горячим и коротким поцелуем.

– Убирайтесь, – со злостью прошипела она, боясь, что слуга, который стоял вне пределов слышимости у входной двери, готовясь открыть ее перед гостем, мог все видеть. – Если я никогда больше не увижу вас, я буду только рада.

– Мэри, шаблонные фразы тебя не украшают. – На короткое мгновение он впился в нее взглядом голубых глаз, а затем отпустил руку, повернулся и, больше не взглянув на нее, покинул дом.

Мэри казалось, что, если она будет продолжать злиться, ее разорвет на мелкие части, но она была… просто в бешенстве! Внутри у нее все трепетало, и она физически ощутила, как дрожь пробежала от ее губ через горло и грудь к животу и еще ниже, превратившись в неприятную пульсацию между ног, ставших словно ватные.

Мэри снова вспомнила то, что так ярко вспоминалось ей каждую ночь после произошедшего в Воксхолле, и, быстро повернувшись, поспешила вернуться в гостиную.

Лорд Эдмонд не отдавал себе отчета, почему так настойчиво преследует ее. Мэри, видимо, на самом деле не желала иметь с ним ничего общего, и ее мир был чуждым для него. Лорд Эдмонд не понимал, как она могла всерьез воспринимать таких людей, как Пипкин и Бисли, он-то всегда считал эти вечерние собрания интеллектуалов смешными и скучными. Неужели Мэри не видит, что там переливают из пустого в порожнее?

Когда-то лорда Эдмонда выгнали из Оксфорда из-за того, что он примерно то же самое сказал главе колледжа – правда, тогда его язык был более красочным и отличался от того, который употребляют на конюшне, но зато он разбил нос своему оппоненту. Если бы Мэри присутствовала при том разговоре, она раз десять упала бы в обморок, хотя, возможно, и нет, ведь она какое-то время прожила в полевых условиях со своим мужем-полковником и ей, несомненно, доводилось слышать все это, да, пожалуй, и не только это.

Конечно, в то время оксфордский эпизод не был для лорда Эдмонда типичным образцом поведения, просто тогда не прошло еще и месяца после смерти Дика, а жизнь его матери висела на волоске. Руководителю колледжа, этому тупому ханже, еще повезло, что лорд Эдмонд не свернул ему шею. Даже сейчас при воспоминании о тех событиях лорд Эдмонд едва сдержал стон.

Почему все-таки он преследует Мэри? Чтобы получить удовлетворение от преодоления такого откровенного сопротивления? Возможно. Те же причины побуждали его преследовать Фелисити. А может, потому, что так он мог унизить ее и выразить свое презрение к ее окружению? Нет, только не это. Он не питал к ней ненависти, а чувствовал лишь некоторое изумление, подозревая, что, вероятно, был единственным мужчиной, кроме, быть может, Клифтона, который знал, что под степенной и скромной внешностью скрывается более страстная и – черт возьми! – более интересная Мэри.

Значит, он не оставлял ее в покое потому, что поведение Мэри в постели вызвало у него жажду продолжения? Да, безусловно, поэтому. Женщины, которых он знал, не наслаждались сексом. Некоторые из них, холодные, как рыбы, покорно позволяли, чтобы им широко раздвигали ноги и овладевали ими, а потом улыбались, как святые мученицы, – таких лорд Эдмонд редко приглашал к себе дважды. Другие крутились, пыхтели и кричали в экстазе, а затем приводили в порядок прическу и протягивали руку за деньгами – такие женщины по крайней мере прилежным трудом зарабатывали себе на жизнь и обычно знали, как доставить мужчине изысканное удовольствие, и бывало, он к ним еще возвращался; дважды он брал таких женщин в любовницы, одна была его подругой полтора года, другая – больше двух лет.