Настоящая любовь - Бэлоу Мэри - Страница 19

– Это не тема для шуток, – сказал он. – Любой, кто осмеливается стать Ребеккой, тут же получает цену за свою голову. Такой человек живет в постоянной опасности: его могут схватить власти или предать сторонники. Но ты прав, мальчишкой ты был способен выкинуть такое. Слава Богу, сейчас это невозможно.

Герейнт расхохотался.

– Ты так говоришь, словно тебе есть до этого дело, Алед, – сказал он. – Лично я уже сомневаюсь, так ли это невозможно? А вдруг именно так и следует поступить в данной невозможной ситуации? Пусть кто-то с моей стороны перейдет на твою сторону и ускорит разрешение конфликта.

– Ты сумасшедший. – Алед наклонился, подобрал комок мягкой земли и швырнул его в друга. Комок угодил в плечо Герейнта и рассыпался по сюртуку.

– А знаешь, – Герейнт пытался стряхнуть землю, но только размазал ее по ткани, – мне бы следовало арестовать тебя за нападение на пэра Англии. Или просто напустить на тебя моего камердинера. Ладно, так и быть, отпущу тебя домой обедать. Я вижу, ты себя не очень ловко чувствуешь в моей компании, но ты слишком верен старому другу, чтобы отнестись ко мне с пренебрежением. – Он усмехнулся. – Вместо этого ты предпочитаешь слегка запачкать меня грязью.

– Пусть твой камердинер займется хоть каким-нибудь делом и отработает свой заработок, – со смехом ответил Алед.

– Так мне сказать ему, что произошел еще один… хм… несчастный случай? – поинтересовался Герейнт, и оба расхохотались.

Герейнт смотрел вслед Аледу и продолжал рассеянно смахивать землю с плеча. Они расстались на веселой ноте. Скорее всего оба почувствовали, что приблизились к опасному рубежу. Было совершенно ясно, что Аледу все известно о мелких неприятностях, которые произошли вовсе не случайно. Герейнт лишь надеялся, что его друг не имеет к ним никакого отношения. Это были всего лишь досадные происшествия, но они задели его, так как напрашивался вывод, что есть люди, которым он не нравится. Разумеется, больше чем не нравится.

Но еще сильнее Герейнта задевало то, что он сам себе не нравился.

В течение нескольких лет, пока он учился в школе, он страшно жалел о том, что старый граф, его дедушка, обнаружил доказательства законности рождения внука. Он часто тосковал по прежним дням, нищенской, полуголодной жизни в хижине на вересковой пустоши. Он тосковал по матери, которую любил безмерно и всегда яростно защищал. Прошли годы. Он привык к своей новой жизни и в конце концов полюбил ее и другой не желал.

Сегодня впервые за много лет ему захотелось вернуться в прежнюю жизнь. Он всегда считал, что привилегии неотделимы от больших обязанностей. Человек, занимающий высокое положение, не чувствует за собой вины, пользуясь привилегиями, если он выполняет эти обязанности. Герейнт полагал, что именно так он и поступает. Но теперь он понял, что Тегфана это не коснулось. Мало было назначить расторопного управляющего. Он сам устранился от своих обязанностей, а в результате страдает народ. И тем не менее сейчас он яснее, чем когда-либо прежде, понимал, что представители его класса, несмотря на все свои привилегии, не могут действовать в одиночку. Если они не станут действовать сообща, как единое целое, то просто погибнут.

В эту минуту он не испытывал гордости за свой класс, как и не испытывал особого желания принадлежать к нему. Его терзала сильная ностальгия по временам детства, когда для него было важно одно – выжить самому и помочь выжить матери.

Да, думал Герейнт, нельзя винить этот народ – его народ – за неприязнь к хозяину. Будь он одним из них, он бы тоже невзлюбил хозяина. И вполне вероятно, он бы тоже постарался как-то это выразить. Например, посодействовал бы неприятным случайностям. Или еще хуже. Будь он один из них, он бы возглавил их, как Ребекка, и подбил на более организованный, действенный протест.

Будь он один из них.

Но он не был.

Герейнт направился к дому, ощущая на душе тяжесть. Он думал об Аледе, их натянутой дружбе. А еще о Марджед и ее открытой враждебности.

И о празднике в честь восьмидесятилетия крестьянки, на который его невольно пригласили. Завтра вечером, думал он, вся деревня соберется. Будет и Марджед со своей арфой.

Марджед.

В каком укромном уголке сердца он прятал ее эти десять лет?

Жизнь на фермах Кармартеншира была трудной. Каждое время года и даже каждое время суток несло с собой новые заботы. Их было достаточно, чтобы занять и мужчин, и женщин, и часто даже ребятишек. Приходилось бороться с непогодой. Над фермерами постоянно висела угроза нищеты и разорения. Это угнетало фермеров, их жен и работников. Но их дух не был сломлен.

Они безоглядно верили в свою солидарность, церковь и музыку. А когда подворачивалась возможность, они знали, как повеселиться.

Старая миссис Хауэлл, мать Морфидд Ричардс, воспитала восьмерых детей, не считая двух, умерших в младенчестве, и работала на ферме бок о бок с мужем. Многие годы она была ведущим контральто в церковном хоре и многие годы привозила домой приз за сольное исполнение с каждого состязания бардов, на которое съезжались певцы со всех деревень в радиусе двадцати миль от Глиндери. Многие годы ее валлийские оладьи и пирожки считались лучшими. Ее кулинарные таланты привели к тому, что муж у нее стал необъятной ширины, равной его росту, как подшучивали соседи. И ни одна из женщин не умела прясть такую шерсть, какую пряла миссис Хауэлл.

Ее восьмидесятилетие послужило поводом для праздника. В четверг вечером не нашлось ни одного взрослого, способного передвигаться, и ни одного ребенка, кто не направился бы к дому Ричардсов над рекой, в трех милях от деревни. Это было веселое собрание, несмотря на то что едва хватило стульев рассадить пожилых и совсем мало места осталось для тех, кто стоял.

– Это не страшно, – объявил Дилан Оуэн, обняв Сирис Вильямс за плечи, – зато можно позволить себе кое-какие вольности.

Со всех сторон раздались смешки, а Сирис, улыбнувшись, вывернулась у него из-под руки.

– Мы могли бы прекрасно все поместиться, Айанто, – со смехом проговорил Ивор Дейвис, – если вынести стол наружу.

Тут же загудел хор протестующих голосов. Стол был заставлен угощением до такой степени, что тарелки громоздились друг на друга. Миссис Хауэлл и Морфидд не отходили от печки два дня, и все женщины, пришедшие в гости, принесли с собой по крайней мере по тарелке выпечки в каждой руке.

В обычные дни фермерские семьи ели простую, сытную пищу, но они знали, каким должно быть праздничное угощение. Они умели устраивать пиры, когда появлялся подходящий повод.

– Или можно отнести арфу Марджед в коровник, – предложил Илий Харрис.

– Не слушай их, Марджед, – вступила в разговор Олуэн Харрис, толкнув мужа в бок круглым локтем. – Илий сам не прочь послушать игру на арфе. По дороге сюда он твердил, что, если никто не поможет тебе принести арфу, он сам это сделает.

– Арфу принесли по моей просьбе, – сказала миссис Хауэлл, сидя на почетном месте, возле огня. – У нас будут такая музыка и такие песни, что с крыши полетит солома. Споем перед ужином, ладно?

Мари Беван шлепнула по руке своего младшего сына, когда тот попытался стянуть со стола песочную корзиночку с джемом.

– Ну, ма, – заныл ребенок.

– Скажи спасибо, что здесь столько народа, – строго произнес Глин Беван из другого конца комнаты, – если бы я был рядом, сынок, то всыпал бы тебе как следует.

Тем временем Идрис Парри, спрятавшись под стол, укрытый белой скатертью, которая свисала чуть ли не до пола, слизывал джем со своего пирожного, а рукой ловил крошки.

– Я слышал, ты теперь занят поимкой мышей, Дьюи, – обратился Ивор Дейвис к Дьюи Оуэну, брату Дилана и Глинис. – На этом деле можно сколотить состояние, а?

Последовал дружный взрыв хохота.

– Жаль, ты потерял их под хозяйским столом, – продолжал Ивор, – старая кошка, наверное, прилично поужинала.

Смех становился громче и веселее. Но преподобный Ллуид оборвал его.

– До меня дошли слухи, – сказал он, подняв обе руки, что было не так легко сделать в переполненной кухне, – будто некоторые из моих прихожан решили показать графу Уиверну, что он здесь нежеланный гость. Вы должны знать, что меня не больше вашего радует то, как он проявил себя за последние годы. Его поступки отличались алчностью, но он имел законное право так поступать. А вот мы не имеем законного права его наказывать.