Крейсерова соната - Проханов Александр Андреевич - Страница 58

– Прежде всего вернемся к октябрьским событиям девяносто третьего года, о которых вы вскользь упомянули… Ведь это я, в обход жестокосердного Лужкова, распорядился нагреть воду в водометных машинах до комнатной температуры, что избавило демонстрантов от воспаления легких… Я распорядился заменить стальную колючую проволоку пластмассовой, что позволило демонстрантам преодолеть «спираль Бруно», окружавшую мэрию… Это я посылал в осажденный Дом Советов бутерброды с икрой для Руцкова и гигиенические принадлежности для Светланы Горячевой… Я лично, переодетый в кожанку диггера, выводил вас и ваших товарищей из горящего Белого дома по тайному подземному туннелю… Это я прокурора Казанника, который лечился у моего знакомого логопеда, убедил подписать амнистию узникам «Лефортово», что обеспечило им свободу…

– Как? – Фюрер был изумлен, словно ему сообщили о появлении русских танков в районе Тиргартена. – Так это вы были в куртке диггера и дали мне карманный фонарик? Значит, вам я обязан жизнью?

– Мы все один другому обязаны жизнью, – скромно заметил Мэр. – Мы, русские, должны помогать друг другу, как это делают кавказцы или евреи. Те немалые суммы, которые вдруг появлялись на счетах партии и о происхождении которых вы только гадали, – их перечислял тоже я…

Фюрер шагнул к Мэру, обнял его, и тот почувствовал запах моря, исходящий от влажной бороды.

– Забудьте все злые слова, которые я только что произнес в ваш адрес, – промолвил Фюрер, выпуская Мэра из объятий. – Располагайте мной. Что я должен сделать для вас?

– Вам предстоит совершить деяние! Но не раньше, чем мы побываем в «Аквапарке»…

С этими словами Мэр взял Фюрера за руку и повел сквозь стену кабинета по просторной аллее туда, где раздавался шум и плеск воды.

– Видите ли, я долго размышлял над тем, что является «русской идеей», – Мэр вел своего спутника среди восхитительного ландшафта, где повсюду, куда ни обращался взгляд, была вода: извергалась в виде фонтанов, ниспадала шумными водопадами, бурлила в холодных и горячих гейзерах, струилась ручьями, блестела близкими и дальними озерами, выпадала дождями, сливалась в далекое необъятное сияние мирового океана. – Я задавал себе вопрос, что лежит в основе русской истории и русского исторического творчества… Может быть, монархия? Или православие? Или великое пространство? Или великая мечта о бессмертии? Нет! «Русская идея» – это идея воды. Той всемирной воды, из которой возникли континенты, которая составляет основу живой материи, пребывает в нас и вокруг нас. Недаром эра Водолея, которая уже наступила, – это эра России! В России текут самые великие реки, находятся самые великие озера! Россия первенствует в мире по запасам пресной воды! Мистика русской природы, волшебство русской души – это мистика и волшебство воды…

Они проходили мимо великолепных фонтанов. Шумные, бурлящие струи взлетали в небо, кипели на воздухе стеклянными бурунами, рушились в водоемы, окутанные радужной пылью, распадались на пышные косы, рассыпались на летучие брызги, били из мраморных чаш, из гранитных сосудов, из раскрытых ртов, ноздрей и ушей диковинных скульптур, напоминавших обитателей заводей и омутов.

– Прошу вас, – приглашал Мэр, проводя гостя сквозь прохладную водяную пыль и душистую свежесть, – отведайте воды, приобщитесь «русской идее»…

Фюрер осторожно почерпнул из бассейна, пригубил. Вода была ароматной, дивно холодной, волшебно сладкой. Он выпил еще. Голова у него закружилась, словно с водой проникла в него родная русская сила, заповедная мощь, и он наливался великими знаниями, таинственными искусствами, чудными голосами забытых предков и сокровенных богов.

– Водяной – самый значительный русский бог, значительней Нептуна и Посейдона. – Мэр подвел Фюрера к бронзовой величавой фигуре, голой по пояс, с косматой, рассыпанной по груди бородой, с перламутровой раковиной на голове, откуда извергалась вода. И Фюрер, опьяневший от волшебной влаги, узнал себя. Душа, орошенная живой водой из чудодейственных фонтанов, вспомнила своего истинного пращура, после долгих скитаний вернулась на Родину.

– Водяной – это бог русских рек, на которых создавалась Россия, – продолжал Мэр. – По рекам, с севера на юг, «из варяг в греки», продвигалась русская государственная идея… По рекам, с юга на север, вместе с Андреем Первозванным, продвигалось русское православие, сохранившее под восточными, еврейскими ризами водяных славянских богов, что блестяще доказал великий художник и теоретик Илья Глазунов… Рыба – этот символ первохристиан, глубоко понятен русским, народу рыбарей… Мечтой о великой воде был исполнен Петр Первый, затевая строительство флота… Той же мечтой был одержим адмирал Горшков, создавая океаническую советскую цивилизацию… Моя поддержка Севастополя и Черноморского флота – это инстинкт воды, русская религия Водяного…

Теперь они шли горами, с которых низвергались водопады, падали оземь гремящей мощью, расщеплялись по склонам на белые волокна, долбили мокрый блестящий камень, оглушали неумолчным ревом, ослепляли огненными солнечными спектрами…

Фюрер жадно вдыхал влажный воздух, подставлял под потоки раскрытые ладони, на которых начинали танцевать серебряные водяные танцовщицы, пил с ладоней, хватал губами пролетавшие брызги; не удержался, встал под водопад, который охватил его своим шумом, блеском, дымными радугами, был похож на Водяного со слипшейся бородой, в которой ожили жуки-плавунцы, личинки стрекоз, головастики. Стальная немецкая каска, избитая осколками русских мин, казалась великолепной перламутровой раковиной, источавшей свет и сверкание. И крохотный осьминог оседлал ее, подымая чуткие щупальца, напоминал пучок волос на голове князя Святослава.

– Каналы, которые рыл Сталин, делают сталинскую империю суши империей воды! Канал «Москва-Волга», Беломорско-Балтийский канал, «Волга-Дон», Великий туркменский канал – это лишь первый чертеж грандиозной системы каналов, которые, по замыслу Сталина, должны были связать Европу и Азию в грандиозную империю рек! Переброска Сибирских вод в Среднюю Азию, переброска Северной Двины и Мезени в Волгу, а также малоизвестный сталинский замысел, по которому Волга соединяется подземным каналом с Рейном, а последний – с Сеной и Тибром, делают Сталина великим евразийцем, объединяющим русский дух с германским гением, средиземноморские культуры с культами славян и арийцев… Что могут противопоставить нам атлантисты? Отделенные от мировой воды, богопокинутые, они останутся чахнуть на берегах иссыхающих Амазонки и Миссисипи, прозябать на заболоченных берегах Темзы… Мы же продолжим создавать планетарную систему рек, которая трансазиатскими каналами соединит Амур и Уссури, Янцзы и Хуанхе, Ганг и Инд! Есть сведения, что перед смертью Сталин приказал разработать проект гигантских водоводов, соединяющих Обь, Енисей и Лену с Нигером, Нилом и Лимпопо… Именно поэтому, постигнув глубинную суть «русской идеи», ее связь с «германской идеей», я создал проект переброски волжской и рейнской воды на Луну, в Море Дождей, а оттуда на Марс, соединять сеть иссохших марсианских каналов с Беломорско-Балтийским и Волга-Доном… Я хочу, чтобы в твоем лице, о Фюрер, сочетались навеки германский и русский гений, потоки Рейна и Волги, немецкая женственность Лорелеи и русское мужество Евпатия Коловрата! Взгляни на это…

Они стояли перед огромным аквариумом с хрустальной стеной. Дно аквариума было выстлано чудесным белым песком. Вверх тянулись нежные изумрудные водоросли, из которых, от избытка солнечного света, излетали серебряные вереницы пузырей. Мелькали сонмы рыбьих мальков. Проплыл величественный зеркальный карп. Вильнула зеленым хвостом белобрюхая щука. Пронеслась стая красноперой плотвы с огненно-золотыми глазами.

Из туманно-зеленых, пронизывающих воду лучей возникло белое диво: обнаженная женщина с полными руками, которыми она раздвигала пласты воды, отстраняла водоросли, приближалась к стене аквариума; ее прекрасное лицо, с нежными голубыми глазами, было окружено струящимися золотыми волосами, которые, словно шлейф, тянулись за ней; подплыла к хрустальной стене, встала, прижимая к стеклу округлый розоватый живот, пышные груди с розовыми сосками, чуть приплюснув их на гладкой прозрачной поверхности. Фюрер обомлел, озирая подводную деву, пленявшую его, призывавшую к себе в аквариум, в стихию вод. Ее негустой золотистый лобок, нежное углубление пупка, улыбающиеся румяные губы, прелестные, просвечивающие на солнце уши, за которыми слегка приоткрывались малиновые жабры, – все говорило о вечной женственности.