Те, кто рядом - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 41

— Неужто нельзя прекратить это безобразие?!

— Это не безобразие, дочь Земли, — мягко поправил старец. — Это вечная битва за свободу. И исход её, к сожалению, до сих пор неясен.

— Но разве нельзя увести отсюда хотя бы детей?

— Это не дети — это герои. Они войдут в легенду.

Варвара Петровна больше ни о чём не спрашивала, горестно поникла на плече у Софы.

А там, в пыли и скрежете, погибал медвежонок Гру-Гру. Его окружили разъярённые Жеки. Лапы у него были перебиты, он истекал кровью, и всё-таки Жеки никак не могли его одолеть. Гру-Гру отбивался зубами и когтями и наносил беспощадные удары. При каждом удачном ударе медвежонок приговаривал: «А ну подходи за добавкой!» Уже двое Жеков валялись на земле, хватая воздух ртами, как рыбы, но им на смену прибежали ещё трое. Оглянулся вокруг Гру-Гру и увидел, что подмоги ждать неоткуда. Всё слабее становились его удары, всё чаще пригибался он под чугунными кулаками Жеков. И в тот миг, когда угасало его сознание, он вспомнил быструю речку, где любил кувыркаться и плавать, и даже почувствовал её ласкающие струи…

И забавный проводник Чухля сломался от пинка мохнатой ноги, умер мгновенно, не успев ни с кем попрощаться. А если бы ему предложили попрощаться с кем-нибудь, он выбрал бы девочку Софу, которая так приятно щекотала его между ушек.

Глен держался в центре боя и громким голосом отдавал приказы. Он всё замечал и всюду поспевал. Там, где одолевали Жеки, он появлялся со сверкающим клинком в руке, которым владел с ошеломляющим мастерством. Его клинок выписывал в воздухе золотую разящую молнию, и Жеки пятились от этой молнии, боясь даже её свиста. Гибкий, стремительный, Глен долго оставался неуязвим для врага. Много Жеков полегло от его клинка, но выискался всё же один среди них, самый меткий. Он прицелился и метнул в Глена тяжеленный булыжник. Ах, не уберёгся Глен! Он упал навзничь.

Постепенно завеса пыли начала оседать, и тогда стало видно, что счастье изменяет воинам пустыни. Их было меньше, и они не привыкли к побоищам. Жеки, воспрянув духом, теснили их со всех сторон.

Аморали визжал от восторга. Варвара Петровна рыдала. Старец с трудом удерживал Толю и Софу.

— Пустите нас! — гневно воскликнул мальчик. — Мы имеем право погибнуть вместе с друзьями!

— Не торопитесь, — сурово возразил старец. — Это вовсе не поражение. Взгляните лучше туда!

А поглядеть было на что. Толпа горожан, согнанная для укомплектования, доселе безмолвно наблюдавшая за битвой и, казалось, дрожавшая общей нервной дрожью, внезапно стронулась с места. Она плыла широко и величественно, как морской вал, и всё яснее проступали в ней пылающие отвагой, одухотворённые лица. Наконец живая волна нахлынула и смяла Жеков. То там, то тут выныривали на поверхность оскаленные пасти, руки с дубинками, но поток тут же утягивал их на дно. Это было зрелище невообразимое и грозное.

Старец простёр руку, благословляя происходящее.

— Теперь ты понял, мальчик, зачем ты нужен?

— Понял, но не всё.

— Всё поймёшь, когда вырастешь. Или когда умрёшь!

Софа первая заметила упавшего Глена. Она вскрикнула и рванулась туда. Это был её последний бег. Аморали, про которого все забыли, стрельнул в неё из своей поганой трубочки. Девочка охнула, обернула к Толе изумлённое, прекрасное своё лицо и осела на траву. Голова её запрокинулась, и она замерла в позе подстреленной птицы. Хищный хохот Аморали донёсся откуда-то сверху. Он взмыл в воздух на странном аппарате, напоминающем портативный вертолёт. Сделал широкий круг, осыпая всех проклятиями, поднялся до облаков и исчез. Запахло гарью и смолой.

— Увы! — сказал старец. — Аморали — это зло. Он вездесущ. Он обязательно появится снова, только неизвестно где и когда. Но сегодня он побеждён!

А неподалёку происходила забавная сцена. Из толпы пленных вырвался небольшой Жек и с криком «Оставьте меня в покое, идиоты!» пробился к старцу.

— Я узнал тебя, узнал, — улыбнулся старец. — Не волнуйся, Кудрявый Лист.

— Кудрявого Листа обижать! — злился чудной Жек. — Какой-то кретин, кажется, сломал мне ребро. А второй кретин пытался задушить, хотя я не сопротивлялся. Кудрявый Лист не забывает обидчиков. Он их всех помнит в лицо!

Оскорблённый в лучших чувствах, Кудрявый Лист ещё долго продолжал бы справедливые жалобы, но, разглядев скорбную группу, вздрогнул и умолк. Он приблизился к Толе и молча положил ему на плечо мохнатую дружескую лапу.