2312 - Робинсон Ким Стэнли - Страница 46

— Вы могли говорить о происшествии с «Иггдрасилем», который только что увидели. В некоторых отношениях оно напоминает случай с Терминатором. Если это было умышленное нападение, тот, кто его предпринял, должен был использовать квантовый компьютер для расчета множества траекторий. Если инспектор Женетт считает, что в этом замешаны квантовые компьютеры, он не захочет, чтобы квантовый компьютер узнал подробности расследования. Аналогично стремлению Алекс не давать записывать некоторые ее разговоры никаким ИИ, квантовым или цифровым. Предположение таково: квантовые компьютеры могут обмениваться шифрованными радиосообщениями, и их деятельность пагубна для людей.

Как и подозревала Свон, Полине не составляло труда обо всем догадаться. Несомненно, и многим квантовым компьютерам тоже, включая Паспарту инспектора Женетта, запрограммированного для проведения расследования. Если — то, если — то — и так сколько триллионов раз в секунду? Возможно, это похоже на их шахматные программы: в этой игре компьютеры давно оставили человека далеко позади. Так что отключать их на время разговора — напрасные хлопоты.

А значит, она имеет право сказать:

— Полина, если кто-то, рассчитывая траекторию камня, чтобы тот ударил по Терминатору и уничтожил его, забыл бы включить в Свон расчеты прецессию Меркурия, предсказываемую теорией относительности, и использовал только классические расчеты небесной механики, насколько он промахнулся бы? Предположим, снаряд выпущен год назад из пояса астероидов. Рассчитай несколько точек запуска и траекторий и скоростей снаряда с учетом относительной прецессии и без нее.

— Прецессия Меркурия составляет 5603,24 угловой секунды в юлианское столетие, — сказала Полина, — но часть ее, описываемая обшей теории относительности, составляет 42,98 угловой секунды в столетие. Погрешность траектории, рассчитанной на год без учета этой прецессии, составит 13,39 километра.

— Что и получилось, — сказала Свон, снова испытывая дурноту.

— Но, если дело в прецессии, удар должен был прийтись восточнее города, а не западнее, — заметила Полина.

— А, — сказала Свон. — Ну ладно…

Она не знала, как это понять.

— Обычные расчеты небесной механики для транспортных маршрутов к внутренним планетам обязательно принимают во внимание общую теорию относительности, — пояснила Полина. — Поэтому нет необходимости помнить о прецессии, чтобы добавить в расчеты. Однако если тот, кто программировал траекторию удара, используя открытые расписания, не знал об этом, он мог добавить поправку теории относительности туда, где она уже применялась. В этом случае, если рассчитывался удар по городу, ошибка составила бы 13,39 километра к западу.

— Ага, — сказала Свон, чувствуя себя хуже прежнего. Она поискала, где бы сесть. Терминатор — одно дело, а вот люди — совсем другое: ее семья, ее община… То, что кто-то способен убить их всех… — Итак… Похоже, это ошибка человека.

— Да.

Вечером Свон опять оказалась на камбузе наедине с инспектором, который снова сидел на столе и ел виноград. Свон сказала:

— С тех пор как ты рассказал мне про кучу мелких камней, я все думаю, что оно было, вероятно, нацелено в Терминатор, но кто-то допустил просчет. Если бы этот кто-то не знал, что по стандартному алгоритму прецессия Меркурия уже введена в соответствии с уравнением теории относительности в расчеты траектории, и добавил ее в расчеты, удар пришелся бы западнее города именно на такое расстояние.

— Интересно, — ответил инспектор, внимательно глядя на нее. — Иными словами, ошибка в методике. Я предполагал, что это сознательный промах — что-то вроде предупредительного выстрела. Нужно обдумать это. — И, немного погодя, добавил: — Должно быть, ты спросила об этом Полину?

— Да. Она и так догадалась, о чем мы говорили, когда я ее выключила. Я уверена, твой Паспарту тоже.

Женетт нахмурился; отрицать это он не мог.

— Не верится, что кто-то стремился убить столько людей, — сказала Свон. — И даже убил — на «Иггдрасиле». Когда столько места для всех… столько всего! Я хочу сказать, мы живем в обществе, которое называют постдефицитным. И я не понимаю. Ты говоришь о мотиве, но в психологическом смысле у такого поступка не может быть мотива. Я полагаю, это означает, что зло действительно существует. Мне казалось, это просто старый религиозный термин, но, видимо, я ошибалась. И мне тошно.

На маленьком лице инспектора появилась легкая усмешка.

— Иногда я думаю, что только в постдефицитном обществе и существует зло. До тех пор его всегда можно было свести к нужде или страху. Нетрудно верить, как, вероятно, поверила ты, что с исчезновением страха и нужды исчезнут и дурные поступки. Люди станут безобидными мартышками, альтруистами, любящими всех.

— Вот именно! — воскликнула Свон. — А почему бы и нет?

Женетт с галльской выразительной усталостью пожал плечами.

— Может быть, страх и нужда никогда не уходят. Мы не просто еда, питье и убежище. Казалось бы, вот оно, коренное отличие… но очень многих хорошо питающихся граждан распирает от гнева и страха. Они чувствуют «цвет голода», как это называют японцы. Цвет голода, цвет страдания. Ярость подобострастия. Воля — это вопрос свободного выбора, а рабство — отсутствие свободы. Поэтому лакейская воля чувствует вину и выражает это в нападении на что-нибудь внешнее. Творя зло. — Еще одно пожатие плечами. — Как это ни объясняй, люди совершают дурные поступки. Поверь.

— Вероятно, сейчас мне придется тебе поверить.

— Пожалуйста, поверь. — Инспектор уже не улыбался. — Не стану грузить тебя тем, что видел. Как и тебя сейчас, меня это удивляло. Помогла концепция лакейской воли. А потом я начал думать, не обладает ли каждый кваком — просто по определению — лакейской волей.

— Но ошибка в методике, которая может объяснить промах при ударе по городу, — это ведь ошибка человека.

— Да. Лакейская воля существует сначала в человеке. В глубине души человек понимает, что задумал дурное, но тем не менее делает это, потому что другие части сознания испытывают что-то вроде зуда.

— Большинство людей стараются быть хорошими, — возразила Свон. — Ты же видишь.

— Не при моей работе.

Свон смотрела на маленькую фигуру, такую аккуратную и проворную.

— Это должно было изменить твой взгляд на мир, — сказала она наконец.

— Так и вышло. И… постоянно сталкиваешься с одним и тем же самооправданием. Даже известно, какой участок мозга отвечает за это самооправдание. Как и следовало ожидать, этот участок расположен рядом с тем, что отвечает за религиозные чувства. Недалеко от участка, ответственного за эпилепсию, а также от зоны оценки смысла. Эти последние области вспыхивают, как хворост, если человек совершает зло или оправдывает его. Подумай, что это значит.

— Но все, что мы делаем, мы делаем где-то в мозгу, — сказала Свон. — Где именно, не имеет значения.

Женетт не согласился.

— Есть определенные схемы. Усиления. Дурные события усиливают некоторые зоны мозга. Он перестраивается, создавая спираль, способную порождать еще большую злобу. А следом возникают собственно чувства.

— Так что же делать? — воскликнула Свон. — Нельзя создать совершенный мир и потом поселить в него людей, в таком порядке это не работает.

Инспектор пожал плечами.

— И то, и другое кажется мне маловероятным. — После паузы он добавил: — Все может кончиться плохо. Жизнь в космосе может оказаться для нас слишком трудной. Ограниченное окружение. Я видел детей, выращенных в камерах Скиннера, — на что только не идут люди…

— Тебе необходим отпуск на Земле, — перебила Свон, не желая слушать дальше.

Внезапно до нее дошло, что Женетт выглядит усталым. Обычно у маленьких это трудно понять; на первый взгляд они всегда безмятежны, точно куклы, или невинны, как дети. Но теперь она увидела покрасневшие глаза, слегка засалившиеся светлые волосы, прическу — простой конский хвост, из которого выбиваются волоски.

И гримасу, вовсе не похожую на обычную ироническую усмешку.