Строки, добытые в боях - Окуджава Булат Шалвович - Страница 30

30

Николай Старшинов

Николай Константинович Старшинов родился в 1924 году в Москве в семье служащего. В Москве прошли его детские и юношеские годы. После окончания школы в 1942 году он в армии: сначала в пехотном училище, затем старший сержант Старшинов — помощник командира пулеметного взвода. В 1943 году в бою под Спас-Деменском тяжело ранен и уволен из армии как инвалид войны. Награжден медалью «За боевые заслуги». Стихи начал писать на фронте.

После войны закончил Литературный институт имени Горького.

Первая книга стихов «Друзьям» вышла в 1950 году.

Я был когда-то ротным запевалой…

Я был когда-то ротным запевалой, В давным-давно прошедшие года… Вот мы с учений топаем, бывало, А с неба хлещет ведрами вода. И нет конца раздрызганной дороге. Густую глину месят сапоги. И кажется — свинцом налиты ноги, Отяжелели руки и мозги. А что поделать? Обратишься к другу, Но он твердит одно: — Не отставай!.. — И вдруг наш старшина на всю округу Как гаркнет: — Эй, Старшинов, запевай! А у меня ни голоса, ни слуха И нет, и не бывало никогда. Но я упрямо собираюсь с духом, Пою… А голос слаб мой, вот беда! Но тишина за мною раскололась От хриплых баритонов и басов. О, как могуч и как красив мой голос, Помноженный на сотню голосов. И пусть еще не скоро до привала, Но легче нам шагается в строю… Я был когда-то ротным запевалой, Да и теперь я изредка пою.

1957

«…Вокруг наступила тишина…» (А. Родимцев)

…Вокруг наступила тишина. Только изнутри здания доносилась стрельба и взрывы гранат…

Ночной бой в здании — самый тяжелый бой. Мне он знаком по боям в Университетском городке в Мадриде. Здесь нет понятия — передний край, фронт, тыл, фланги. Противник здесь может быть всюду — этажом выше, ниже, вокруг. Здесь, как нигде, в тесном единении уживается рукопашная схватка с огнем. Чутье, находчивость, смелость, скорее, дерзость решают исход боя. Шорох? Чье-то дыхание в кромешном мраке? Кто там? Свой? Чужой? Как узнать? Окликнуть? А вдруг в ответ раздастся очередь из автомата? Самому стрелять? А может, там свой? Что под ногами? Скользящие осколки стекла? Разломанные стулья? Веревки? Провода? Труп? А может, притаившийся враг? Решай быстро! Быть может, на решение отпущено вот это мгновение, быть может, десятая доля секунды отделяет от бесшумного броска чужой гранаты или удара ножом…

…Но вот и рассвет. Над крышей взвилась сигнальная зеленая ракета: здание наше. А сколько их еще перед нами!..

(Из воспоминаний дважды Героя Советского Союза генерал-полковника А. Родимцева)

«Ракет зеленые огни…»

Ракет зеленые огни По бледным лицам полоснули. Пониже голову пригни И, как шальной, не лезь под пули. Приказ: «Вперед!» Команда: «Встать!» Опять товарища бужу я. А кто-то звал родную мать, А кто-то вспоминал — чужую. Когда, нарушив забытье, Орудия заголосили, Никто не крикнул: «За Россию!..» А шли и гибли За нее.

1944

Сушь

Марля с ватой к ноге прилипла, Кровь на ней проступает ржой. — Помогите! — зову я хрипло. Голос мой звучит как чужой. Сушь — в залитом солнцем овраге. Сухота в раскаленном рту. Пить хочу! И ни капли в фляге. Жить хочу! И невмоготу. Ни ребят и ни санитара. Но ползу я, пока живу… Вот добрался до краснотала И уткнулся лицом в траву. Все забыто — боль и забота, Злая жажда и чертов зной… Но уже неизвестный кто-то Наклоняется надо мной. Чем-то режет мои обмотки И присохшую марлю рвет. Флягу — в губы: — Глотни, брат, водки, И до свадьбы все заживет!

1943

Солдатская мать

Она поседела в разлуке За годы великой войны. Ее терпеливые руки Огнем и трудом крещены. В те годы пришлось ей несладко Ушла вся семья воевать, А дома она — И солдатка И наша солдатская мать. Но беды она выносила, Не хмуря высоких бровей. Пахала она и косила За мужа, За старшего сына, За младших своих сыновей. И верил я снова и снова, Что в каждом конверте найду Ее материнское слово, Ее сокровенное: «Жду!» Я знал в эти годы крутые, Что каждую строчку письма С ней вместе писала Россия, Россия, Россия сама!

1945

Над Непрядвой

Неправда, это все неправда, Не высохла, не заросла — Она течет, моя Непрядва, Как шесть веков назад текла, Когда над нею, меч сжимая, Стоял Димитрий и смотрел, Как двигались полки Мамая Под непрерывный посвист стрел… Здесь были и другие реки, Но где же их живая синь? Они повысохли навеки. И не воскреснуть им. Аминь! Их именам не повториться, Им не вернуть былой почет… А Дон по-прежнему струится, А вот Непрядва все течет. Она, конечно, стала ýже, И глубина ее не та. Но и доселе воду кружат Ее святые омута. Видать, не только ливни-грозы, Ключи и талые снега — Ее питали пот и слезы, И наша кровь, и кровь врага… Она не станет полноводней. Но вот и я над ней стою И сам прошу: прими сегодня Еще одну слезу — Мою.