Неразрешимое бремя - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 37

37

Ощущение, что твоя жизнь находится в руках сумасшедшей, довольно странное. Я лихорадочно раздумывал, что можно предпринять, но не находил выхода. В любом случае, после окончания спектакля, я отправлюсь прямиком к отцу Валуа и честно расскажу ему обо всех обстоятельствах. Сана я лишусь, но нельзя допускать, чтобы кардинал Ветре и его подельники вышли сухими из воды. Нельзя допустить, чтобы об этом прознали светские власти, это сугубо внутреннее дело Святого Престола. Если раньше я не собирался упоминать про Лидию, из жалости к ней, то теперь меня терзали сомнения. Я и так слишком долго попустительствовал ее выходкам, закрывая на них глаза и надеясь на… А на что я, собственно говоря, надеялся? Ведь понимал же, что ее безумие будет лишь прогрессировать. Она отвлекла меня от тяжелых раздумий, грубо толкнув локтем в бок.

— Хватит дуться! — как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло! Я молчал, разговаривать больше не имело смысла.

— Садитесь уже, давайте смотреть, — в ее голосе опять звучала знакомая нотка злорадного предвкушения.

— Вы не потрудились заглянуть в афишу, да? Напрасно…

На сцене актриса на возвышении, должно быть имитирующим высокую неприступную скалу, завела песню, проклиная несчастную любовь и насылая бури на проплывающие мимо корабли. Голос у нее был слабенький, мелодию она грубо фальшивила, не попадая в такт. Лидия придвинулась ближе и зашептала мне на ухо.

— Сейчас она увидит в реке своего бывшего возлюбленного. Ее сердце дрогнет, и она…

Лидия замолчала, но спрашивать у нее, что будет дальше, я не стал. После минутной паузы она упрямо продолжила.

— В оригинале легенды она его потопит. А здесь же… Великая сила любви вырвет ее разум из бездны безумия, и она перестанет быть колдуньей. — В голосе теперь звучала откровенная насмешка. — Наша госпожа Розмари, вдобавок к излишней мнительности, еще и романтик. Хотя нет, я пожалуй рано на нее грешила.

Внизу появился юноша, девица наверху выпучила глаза, схватилась за волосы в преувеличенном отчаянии, начала нелепо заламывать руки. Юноша стал карабкаться по скале, и девица протянула ему руку.

Лидия взяла меня под локоть и опять зашептала на ухо.

— Какая проказница госпожа Розмари! Устроить спектакль в виде сеанса массового подглядывания за интимным моментом их любви прямо на сцене — это просто гениально! Даже в столичном борделе до такого не додумались, это же…

До меня дошел смысл сказанного, я вскочил на ноги, грубо оттолкнув от себя Лидию.

— Это отвратительно! Я не собираюсь на это смотреть!

— Сядьте, господин инквизитор! Вы никуда не пойдете. Не хотите смотреть — закройте глаза.

Юноша на сцене стал раздевать девицу, делал он это нарочито медленно, на публику. Она в притворном смущении закатывала глаза. Я дернул дверь, но она оказалась запертой.

— Немедленно откройте, — я точно помнил, что экономка положила ключ на столик, но теперь его там не было.

— И не подумаю, — Лидия на меня даже не смотрела, уставившись на сцену. У нее есть хоть капля смущения? — Вы лучше подумайте, оказывается в борделе есть мальчики, — она кивнула на юношу, что уже расправился с верхней частью платья и теперь его рука медленно задирала юбку на девице. Я отвел взгляд.

— Не заставляйте меня вновь применить силу, госпожа Хризштайн. Отдайте ключ.

— Сказала же, что нет. Как же я сглупила, ведь тогда спросила про всех служащих мужчин, поэтому сводня и не подумала упомянуть о своем мальчике. Все его партнерши гибли, так что он может иметь отношение…

Я схватил ее за руку и попытался вырвать из ладони ключ.

— Пустите! Я сейчас закричу, и все будут думать, что вы пытаетесь меня снасильничать, — прошипела Лидия.

— А мне плевать! — Я расцепил ее пальцы и выхватил ключ. Преувеличенно громкие стоны страсти со сцены пробирались в сознание тошнотворно-липкой паутиной. Я вставил ключ в замок, провернул и сделал шаг к свободе.

За спиной раздался глухой стук. Я сцепил зубы, но все же обернулся. Лидия стояла на коленях, хватаясь руками за горло, ее лицо было искажено. Как же мне надоели ее нелепые уловки!

— Колдун… он… его эмоции, они… слишком…сильны… — прохрипела она, закатывая глаза. Да уж, у нее определенно таланта больше, чем у девицы на сцене. Я покачал головой, но тут Лидию начали бить судороги, она рухнула на пол, царапая шею, губы стремительно синели. Невозможно настолько хорошо сыграть! Или она себе внушила?

Я бросился к ней, приложил пальцы к запястью, оно было ледяным, пульс зашкаливал, холодный пот на челе. Сведенные судорогой пальцы яростно скребли по полу, она пыталась скрючиться, поджать колени.

— Мамочка… мамочка… почему он не заткнется, мамочка… — каждое слово давалось ей все с большим трудом, Лидия задыхалась.

Я видел такое состояние в столичной больнице. Острый приступ паники, обычно он не опасен, но достаточно выматывающий как для пациента, так и для окружающих. Но в случае Лидии я уже не был так уверен, слишком хорошо помнил кровь на ее руках. Она может внушить себе что угодно, даже не осознавая, насколько это опасно. В больнице были сестры, были травяные настойки, больного можно было отпоить, успокоить и привести в чувство, а здесь же…

В памяти вдруг всплыл профессор Адриани, что практиковал новую методику вывода из приграничного состояния больных, правда, для другого заболевания, но… Или она просто задохнется у меня на глазах, или скончается от сердечного приступа, или я попробую…

Я подхватил Лидию под мышки, вместе с ней уселся на пол, прижав ее к себе. Одна рука на запястье, там, где бешено пляшет пульс, вторая должна лежать на сердце. И хотя ткань платья была достаточно тонкой, нужно слышать ритм биения. К счастью, выреза платья оказалось вполне достаточно, чтобы моя ладонь легла в ложбинку ее груди. Я с силой сжал запястье, не давая ей скрючиться еще больше, закрыл глаза, прислонил лоб к ее затылку и зашептал молитву, погружаясь в пустоту медитации и пытаясь поймать убыстряющийся неровный ритм биения ее сердца. Происходящее вокруг перестало существовать, я читал молитву так быстро, что иногда проглатывал слова, но сумел подстроиться под галоп ее пульса.

   Изгоняю тебя, демон нечистый,    посягатель враждебный,    именем и светом господа Единого,    что жизнь человеку подарил.    Не смеешь более, змий хитрейший,    обманывать род человеческий,    Святой Престол преследовать    и избранных Божиих отторгать    и развеивать, как пшеницу…

Начал медленно снижать темп речитатива, следом пропали все ощущения, кроме тока ее крови, что послушно стал успокаиваться, замедляясь с каждой новой строчкой молитвы. Дыхание выравнивалось, перестало было рваным и судорожным, пляска пульса прекратилась, он стал размеренным…

— Господин инквизитор, может, вы уберете от меня руки? Неудобно, знаете ли… — голос Лидии прозвучал насмешливо, выведя меня из небытия медитации.

Я встряхнул головой, возвращаться в грешный мир было всегда мучительно больно и обидно. Там в пустоте казалось, что еще чуть-чуть, и откроется заветная тайна мироздания, божий промысел станет ясным и понятным… Я расцепил руки и поднялся, помогая Лидии встать.

Она выпрямилась напротив меня и вдруг сказала:

— Спасибо.

Это прозвучало настолько искренне и просто, что я на мгновение опешил, осознав, что она никогда раньше меня не благодарила. Словно слетели все ее привычные маски, и оттуда выглянул совсем другой человек. Должно быть, это отразилось у меня на лице, потому что Лидия тут же приняла обычный самодовольный вид.

— Я ощущала эмоции колдуна, понимаете? Теперь я точно знаю, что он здесь, среди гостей! Но ничего, среди рисунков Тени я его найду…