Шаг во времени - Бэрбор Энн - Страница 45

– Отчего такой переполох, что стряслось? – спросила Аманда, когда они свернули на Северную Одли-стрит.

– Ничего особенного, – ответил Аш флегматично, – так, кое-какие деловые проблемы.

– Но он ведь что-то говорил о Наполеоне, – не отставала Аманда.

Аш посмотрел на нее с улыбкой и проговорил:

– Никак не запомню, что помолвлен с «синим чулком». Вечно вы интересуетесь самыми несообразными делами.

– Ну, конечно, у вас же любая женщина, у которой хватает мозгов на что-либо иное, кроме вышивания да свежих сплетен, считается синим чулком! – рассердилась Аманда.

Аш рассмеялся:

– Да будет вам! Ладно. Судя по всему, Наполеон несколько дней назад покинул Париж и двинул войска по направлению к Бельгии. По слухам, его армия насчитывает более ста тысяч человек и с каждым днем она увеличивается. Веллингтон, похоже, пока ничего не предпринимает, а войска союзников находятся довольно далеко от предполагаемого места предстоящего сражения.

– Так... но... – начала Аманда, но умолкла.

– У дельцов Сити крепнет убеждение, что союзные войска потерпят сокрушительное поражение.

– Ну нет! – скоропалительно возразила Аманда. – Мечтам Наполеона о восстановлении былой славы не суждено сбыться. Скажу вам, и я так считаю, потому что возлагаю большие надежды на успех Веллингтона.

– Однако ваш отец иного мнения и очень обеспокоен, что поражение британской армии пагубно скажется на моих финансовых делах. Понимаете, побег Наполеона с острова Эльбы вызвал некоторое понижение консолидированной ренты, выплачиваемой из фондов государственного займа, – принялся объяснять Аш.

– Да, я знаю, – нетерпеливо перебила Аманда, кивая, – но что...

– А ваш отец советовал мне постепенно приобретать облигации этого займа, я так и делал, потому что это совпадало с моими представлениями. Однако вложил я в это больше, чем он предлагал, что, по его мнению, неразумно. Итак, я истощил и без того скудный запас своей наличности, и сейчас ваш отец посоветовал мне продать облигации.

– Ни в коем случае! – начала Аманда, но опять резко замолчала на полуслове. Ее будто что-то осенило, на лице отобразилось внутреннее напряжение. «Господи, какая же я дура, – сокрушенно ахнула она, – мозги вывернула наизнанку, чтобы придумать план быстрого и выгодного оборота капитала, а он готовенький давно ждал своей участи в запасниках памяти! – и она судорожно стала перебирать в уме все подробности одной из крупнейших военных кампаний в истории Англии. – Ведь, кажется, Ротшильд, финансовый магнат, как раз на этом и сколотил свое состояние. Остается только убедить Аша вложить в государственные фонды все до последнего пенса. М-да... Не так-то просто это сделать. Получится, что я прошу его поступить наперекор консультации сведущего человека, и он воспримет мою речь как высказывание бестолковой дамочки. Но Аш все-таки относится к женщине, пожалуй, втрое лучше любого другого; меня, по крайней мере, воспринимает, кажется, как личность, а не просто как часть собственности. Тем не менее, ко всему мною сказанному насчет такого важного дела он может отнестись добродушно и даже погладит по головке, а сам подумает – зачем, мол, утруждать такую милую головку соображениями о делах, в которых она ничего не смыслит». – Но разве вы собираетесь следовать советам моего папы? – произнесла наконец она вслух. – Вы же не станете продавать облигации государственного займа?

– Пока нет. Я четыре года воевал в Португалии и Испании под командованием Веллингтона и верю в него гораздо больше, чем какие-то самозваные эксперты по военным вопросам, что по всему городу распространяют о нем неблагоприятные мнения. Хотя теперь у Веллингтона совсем не так армия, что была на Пиренейском полуострове. Большинство из его закаленных бойцов сейчас далеко – в Америке, в Индии, а у него теперь лишь необстрелянные рекруты да плохо обученные иностранцы. Так что, считаю, своими деньгами я должен поддержать Веллинтона в буквальном смысле, – подытожил Аш со смехом. Аманда, откинувшись к спинке сиденья, хотела что-то сказать, но Аш продолжал:

– По-моему, за последнее время вы основательно сдружились с моей бабушкой, – он, улыбаясь, заглянул ей в глаза, от чего Аманда опять ощутила, как всегда теперь, сладкую слабость в коленях. – Мне очень приятно, что она так расположена к вам.

Аманда с трудом отвела глаза от Аша и задумчиво проговорила:

– Мне она тоже нравится. – Потом, словно себе, добавила: – Она, действительно, замечательная женщина. Вы знаете, что в районе трущоб она отрыла несколько школ для девочек, где их учат читать, писать и разным полезным ремеслам? Когда эти девочки вырастут, они смогут вырваться из ужасающей бедности, что пока превращает их в рабынь.

– Нет, – ответил удивленный Аш, – не знаю, но для меня это не сюрприз. Она всегда была, мягко выражаясь, прогрессивно мыслящей и независимой, – проговорил он довольно сухо. – Никогда не считалась ни с какими условностями и традиционными ограничениями, сущее наказание всего нашего рода.

– Именно это в ней больше всего мне и нравится, – с воодушевлением произнесла Аманда. – Она умеет преодолевать многие досадные стереотипы поведения и поступает как достойная личность. Она говорила мне о том, что осуществляет материальную поддержку начинаний Елизаветы Фрай.

– Фрай? – Аш приподнял брови. – Вы имеете в виду ту женщину, что агитирует за реформу тюрем? Боже правый! – воскликнул он вдруг. – Не хотите ли вы сказать, что моя бабушка бывает в лондонской тюрьме Нью-гейт?

– Нет, – ответила Аманда, хихикая, – но она приходит в ярость, что миссис Фрай не намерена брать ее с собой туда.

– Боже правый! – опять пробормотал Аш и посмотрел искоса на Аманду. – Ну а вы?.. Тоже намерены принять участие в движении, организованном миссис Фрай?

– Вы бы возражали, если бы я так поступила? – спросила Аманда с грустной улыбкой. Вопрос носил чисто академический характер. Ведь если все выйдет, как она наметила, то Аш вскоре женится на женщине, на которую перестанут взирать как на нечто более несуразное, чем даже, скажем, ее прогулка нагишом по улице Пиккадилли. Но, как ни странно, Аш отнесся к вопросу Аманды серьезно.

– Не знаю, – проговорил он медленно. – Всем, даже Богу, известно, что тюрьмы – позор нашего государства. Это, правда, не означает, что у нас нет других вопиющих несправедливостей. Я теперь часто думаю, что когда управлюсь со всеми делами в Поместье, то непременно активизирую свою деятельность в палате лордов. – Аманда пристально посмотрела на него, и у нее даже сердце закололо так, словно оно раздробилось на острые осколки. Ведь раньше, пока не встретила этого человека, наполняющего ее жизнь какой-то особой радостью и любовью, она совершенно не осознавала, насколько пусто и уныло было ее существование в двадцатом столетии. На беду, родился он слишком рано – почти на целых сто восемьдесят лет до нее – и к тому же влюблен в другую женщину.

– Что ж, мысли – достойные одобрения, – произнесла она трясущимися губами и отвернулась, глотая душившие ее слезы. Пришлось напрячь все силы и все самообладание, чтобы болтать с беззаботным видом на всем пути до дворца Глостеров, где были выставлены мраморные скульптуры из Парфенона.

В первый же день по приезде в Лондон, в том памятном апреле 1996 года, Аманда посетила Британский музей. Эти скульптуры были среди первых в ее списке достопримечательностей Англии. Она восхищалась, рассматривая их и зримо представляя себе, как они сияют в своем первозданном виде под солнцем Афин две тысячи лет тому назад – она всегда так поступала, сталкиваясь с истинными произведениями нетленного искусства, но сейчас, рядом с Ашем, у нее это не получалось.

– Уж очень большие они, не так ли? – спросила она наконец.

– М-да, – промычал согласно Аш. – Такие женщины могли бы в одиночку и медведя положить на лопатки.

– И все же, разве они не великолепны?

– Весьма. Точнее, они были бы таковыми, если бы их тела были несколько поменьше. А этот воин, что занес копье, смотрелся бы менее страшно, если бы его голова была на месте. И долго мы еще будем здесь стоять? – спросил он жалобно.