Стылый ветер - Быков Александр Владимирович - Страница 67

67

Ольга, судорожно сглотнув, опустила пистоль.

Ходжа удивленно застыл, глядя на ее лицо.

– Прекрасный выстрел, братец! – крикнул Ахмет, вытирая клинок о камзол Старика. – Однако ты мог меня зацепить... Не будь поединок столь трудным для меня, я бы отругал тебя за это. – Он уже карабкался наверх, быстро, словно кошка. – Пора убираться отсюда. Уж не знаю, как Цебеш прошел на эту сторону, но также могут пройти и те, кто пришел вместе с ним...

Ахмет забрался и, отряхнув пыль с камзола, оглядел их, все так же неподвижно стоящих над самым обрывом.

– В чем дело?

– Это не я стрелял, – выдавил из себя Ходжа. Ахмет набрал воздуха, чтобы посмеяться удачной шутке, да так и замер, увидев дымящийся в руках у Ольги пистоль.

Он посмотрел ей в лицо. С ужасом, с потаенной надеждой вглядываясь в каждую черточку...

– Да. – Лицо ее было спокойным, решительным и таким трогательно-бледным при свете полной луны... – Я впустила ЕГО... Ведь ты об этом хотел спросить?

– Да. Об этом, – выдохнул он. Хотел еще что-то сказать. Потом сжал губы. Рука привычным жестом легла на рукоять баделера... Она смотрела на него, замерев на самом краю крутого обрыва.

«Вот так. Все кончено. И уже ничего нельзя сделать. Только нанести удар. Она меня не осудит. Никто не посмеет меня осудить... Лишь я сам... Но я не могу, не хочу ее убивать! Даже сейчас, когда... И даже она теперь сочтет меня безвольным и слабым... Плевать и на это! Пусть весь мир летит к чертям, пусть даже ОНА думает обо мне что угодно. Я не хочу ее убивать... Даже такую».

Он вогнал в ножны уже наполовину выдвинутый баделер и, глянув в ее полные отчаянной решимости глаза, опустил взгляд.

– Прощай... Пошли, Ходжа. Нам тут больше... незачем.

Убей другого, чтобы жить.Давно живу на свете я.Матерый волк, а не щенок —Я к этому привык.Кровавый век, жестокий рок —Веселое столетие.Клинок, приученный рубить, —Таков его язык.Язык суров. А сколько словПроизнести на нем ещеМне суждено, когда вокругВойна, огонь, беда.И в темноте услышать вдругНемой призыв о помощиОт той, которой, думал я,Не встречу никогда.Кто ты? Откуда этот взгляд,Пронзающий столетия?Кто твой мучитель или враг?Кого мне сбросить в Ад?Скажи всю правду... О дурак,Зачем живу на свете я?Она – сосуд, в котором мирПолучит страшный яд!Когда весь мир сошел с умаИ рвется на заклание,Что для меня теперь важней —Господь или Она?Аллах, дай сил НЕ ВЫБИРАТЬ —Шепчу, как заклинание.И над обманутым щенком смеется Сатана.

Ахмет молча шел вперед, спотыкаясь о камни. И стылый ветер радостно хохотал у него за спиной.

– Что за дерьмо?! – дернулся Альбрехт Валленштейн, почувствовав запах.

– Пейте. Так надо.

Он взял чашу. Отхлебнул. Нервным движением правой руки сорвал с глаз черную повязку.

Под ногами – начерченная мелом пентаграмма. Каббалистические знаки на полу и на стенах. Священники в черных капюшонах, с пылающими факелами. Над головой воет орган, дрожат черные свечи и удивленно взирает на все это перевернутый вверх ногами распятый Христос.

– Вы должны выпить все, – снова прошептал, склонившись у него над плечом, Джузеппе Орсини.

«А потом они обвинят меня в участии в черной мессе... Болван! Попался, как мальчишка!.. Будут меня потом всю жизнь шантажировать, отдавать мне приказы, угрожая разоблачением...»

Он сжал потир так крепко, что побелели пальцы, и выплеснул его содержимое в лицо Джузеппе.

– Иезуитские свиньи!.. Хотите управлять мною? – Он медленно повернулся вокруг, оглядел священников, стараясь запомнить лица.

– Свершилось? – испуганно и недоуменно выдохнул Джузеппе, коснувшись своего залитого кровью лица.

– Domine Deus, firma fide credo et confiteor omnia…[7]

– Pater noster, qui es in caelis, libera nos malo...[8]

Они пятились, осеняя себя крестным знамением, шепча молитвы, пряча перекошенные ужасом лица. Только Джузеппе, опьяненный запахом крови и ощущением своей безграничной власти, не дрогнул под взглядом солдата. Наоборот – он двинулся на Альбрехта, воздев руки к небу.

– Именем Господа, отныне да повинуешься мне!..

Их взгляды перекрестились, словно острые шпаги. И столько ненависти, столько уверенности в себе было во взгляде Орсини, что Валленштейну стало действительно страшно. Так страшно, как не было раньше еще ни в одном из сражений.

Он ударил. Что еще мог сделать испуганный, загнанный в угол солдат? Схватив правой рукой на всякий случай спрятанный сзади, под плащом, пистоль, ударил наискось, сбоку, спасаясь от страшных, безумных, уверенных в своей силе и непогрешимости глаз. И монах с проломленным виском рухнул на пол. На мрамор хлынула свежая кровь.

Генерал удивленно оглядел окровавленную рукоять пистолета. «Отступать теперь поздно. Или они, или я».

– Ну, кто еще? – выкрикнул Альбрехт хриплым, изменившимся от волнения голосом. Глаза его налились кровью. – Давайте!.. Кто еще желает командовать мной? Я всех запомнил. И если хоть кто-то из вас, хоть когда-то посмеет мне угрожать, распространять про меня клевету... – Он выразительно указал пистолем вниз, на дергающееся в конвульсиях тело. – Если хоть одно слово против меня будет сказано вами, то и я никого не буду жалеть.

Валленштейн двинулся к выходу.

– Шагнул за черту! – кто-то выронил из дрожащей руки факел. Кто-то, обхватив голову руками, упал на колени.

– Что теперь с нами будет?.. Не удержали.

– Corpus Christi, salve me![9]

Никто из святых отцов не осмелился встать на пути Валленштейна. Тьма сомкнулась у него за спиной.

– На Вену, братцы. Нам нечего здесь больше делать...

Топот копыт затих в ночи, и тишина упала на их плечи невыносимо тяжелым грузом.

Ab hoste maligno defende me, Christi![10]

Не спеши зажигать огня,Ты, взывающий к силам ада.Не спеши призывать меня.Я и так постоянно рядом.

Ольга шла, словно оглушенная странным ритмом, порывом, захватившим теперь ее душу...

Ты рисуешь звезду и крюкВ десять тысяч растерзанных слов.Ты, сжигающий плоть и грязь,Невод воли во тьму забросишь.Но свершив превращений круг,Воплотится Вселенский Князь.Кто из нас для кого улов?Ну, приказывай. Что ты просишь?

Костер впереди. Застава. Два десятка солдат. Ноги сами несли ее к офицеру с белым пером на блестящем шлеме. Вот она уже зашла в неровный круг света, который отбрасывал пылающий на ветру костер.

Черный ветер задует свет:Ни свечи, ни звезды на небе.Мира нет, и тебя в нем нет:Бездна в бездну бросает жребий.вернуться

7

Господь Бог, верую крепкою верой и исповедую единое и всеобщее... (лат.)

вернуться

8

Отец небесный, избавь нас от зла... (лат.)

вернуться

9

Тело Христа, спаси меня! (лат.)

вернуться

10

От злого врага защити меня, Христос! (лат.)