Одд и Ключ времени - Баррель Оак - Страница 40

— Я, по-моему, все уже рассказал… Суть в том, что ни с каким собой-раньше или собой-позже в одном времени оказаться нельзя. Если ты переместился во времени сюда, значит, или еще не родился или уже умер… Ну… Или куда-то там задевался, так, что само время не знает, где ты находишься. Вроде того.

— То есть… — в голове Одда волчком крутилось услышанное. — Вы хотите сказать, что… — он осторожно подбирал слова, будто каждое из них могло ужалить в ногу, если что-то пойдет не так. — Раз я тут с вами сейчас, то в обычном времени, в котором я жил раньше, я или еще не родился или… — а вот с этой мыслью было непросто свыкнуться. — Или уже умер?

— Вот! Молодец! Уловил самую суть! — Цуккини чуть не бросил в него кувшинчиком, всплеснув руками. — Сейчас, как я говорил, тебя уже нет в том времени, которое ты покинул. А туда, где ты уже есть, невозможно попасть. Не знаю, даже не спрашивай, что там произошло. Может, это были орки, или болезнь, или ты упал со скалы… Вселенная — это, понимаешь ли, живой и разумный организм, очень напоминающий книгу, которая пишет сама себя. Каким-то образом тебя — ха-ха! — вычеркнули из рассказа в одном месте и написали в другом. Представь! Подтерли ластиком и заново написали! Может, в момент первого скачка во времени, или где-то когда-то там…

Цуккини уставился на Одда с таким неприкрытым самодовольством, словно тот был его учеником, только что сделавшим мировое открытие. Или лучше так: его учеником, которого он сам только что до глубины души удивил своим.

Одд сидел, сжавшись в комок на высоком стуле, поджав ноги и стараясь не выкинуть что-нибудь очень странное от всего услышанного. Например, вскочить на стол и рассказать блюдцам анекдот про лису и чертополох (вы ведь знаете этот старый анекдот, от которого еще ваш дедушка заходился смехом до колик в животе?). Весь мир, и без того проделывавший с ним невероятные штуки, теперь вовсе встал с ног на голову, притом лихо играя на скрипке джигу.

Мальчик глянул в свою чашку, и на мгновение ему показалось, что грибной сироп неодобрительно посмотрел на него в ответ. От вселенной, где происходит такое, можно ожидать чего угодно. В конце концов у любого бы немного сдвинулась крыша, услышь он такое о себе. Можно, конечно, рассудить по-другому: Цуккини напрочь сошел с ума и несет всякую чушь. Или просто шутит, с него бы сталось. Этот подземный ботаник в желтых ботинках — довольно странный тип, кто бы спорил, и вполне способен отколоть номер. Но, похоже, ни безумцем, ни шутником он вовсе не был. Скорее, ученый был серьезен до смешного, чем склонен пошутить.

— Ин сумма! — торжественно подытожил он. — Или ты сейчас, или ты потом! — Кажется, ничего нелепее Одд в жизни еще не слышал.

— То есть одно из двух: когда спасешь долину в одном времени, то в другом к этому моменту будешь мертвее засушенного гриба! Что ты, раз мы тут с тобой разговариваем, уже благополучно совершил… Или совершишь… Или это происходит прямо сейчас, и ты просто растворишься в воздухе у меня на глазах… Короче, ни о чем не беспокойся! Все и так считают тебя мертвым. Ха-ха!

Кажется, его это забавляло. Иногда за ходом мысли ученого было невозможно уследить: она плясала и бегала зигзагом, подобно сбесившемуся еноту.

— Все… Кроме тебя самого и твоих друзей. Ну, и кроме меня, само собой, — Цуккнини со вздохом развел руками, так что кувшинчик кометой пронесся на волосок от носа мальчика.

— А еще Харкана, — поставил точку Одд, глядя перед собой.

— А, ну да, ну да… Мой безумный братец, — как бы между прочим обронил ученый, допивая остывающий сироп.

— Что?! — Одда будто подбросило на стуле.

Кот, до этого дремавший на сундуке, спрыгнул на пол и с обиженным видом вышел прочь, подергивая хвостом от досады. В приличном обществе никогда так не кричат в присутствии спящих!

— Что «что»? — не понял Цуккини.

— Харкан — ваш брат?! — теперь мальчик готов был съесть свечи со стола, лишь бы он продолжал рассказывать.

— Ну да. А что в этом такого? Ты его знаешь? — Цуккини приподнял и тут же опустил крышку чайника. — Чай и вовсе простыл…

— Он же управляет всеми орками! — воскликнул Одд.

— Ну, далеко не всеми, а только теми, что живут здесь. Это, по моим прикидкам, далеко не все. Есть еще горы Очудноземья и Северных Океаний и… Короче, в мире полно других орков, которые слыхом не слыхивали ни про какого Харкана.

— Я-то думал, вы пленник!

— Еще чего тебе взбрело в голову! — приосанился Цуккини. — Много чести моему братцу взять меня в плен. Да он носа сюда не покажет, пока я не разрешу! — ученый буквально раздулся от праведного гнева.

Но Оддом уже завладела другая мысль:

— Ведь Харкан — ужасный злодей. А вы — его брат. И ничего не делаете, чтобы его остановить! Ничегошеньки! Там люди гибнут из-за него! А вы здесь копаетесь в своих грибах!

— Да, — грустно сказал Цукккини. Весь его гнев мгновенно улетучился и теперь за столом сидел маленький старый человек в засаленном колпаке и обвисшем шерстяном свитере. — Да, — повторил он. — У нас договор. Ничего не могу поделать. Договор есть договор. Очень жаль.

— Что за договор?! — требовал ответа Одд.

— Очень простой договор: он не вмешивается в мои дела, а я в его. Это давняя история. Ужасно давняя, мой мальчик. Ужасно, ужасно… У нас договор…

Ученый все чаще повторял одни и те же слова, взгляд его помутнел, а плечи подтянулись к ушам. Комната будто наполнилась старой чердачной пылью, свечи потускнели, а тлеющее в камине бревно защелкало, плюясь искрами на пол.

Только сейчас Одд разглядел, что маленькие уши Цуккини остры, как у белки, и покрыты белым вьющимся пухом, а в их мочки вдеты тонкие золотые кольца — по три штуки в каждой. Его кожа была бледно-серой, но не такой, как бывает у людей, долго не выходивших на солнце, а как ствол старого дерева с ободранной корой. Зрачки широкие и черные, напрочь лишенные роговицы, словно отверстия в маске. Цуккини, похоже, не был человеком… Или был им не вполне. Но кто же он? Одд озадаченно смотрел на своего странного знакомого, пытаясь навести порядок в голове и прийти хоть к каким-то выводам.

— Ведь это из-за меня он попал сюда, — начал, прервав тишину, ученый. — Я виноват. Не надо было давать ему пробовать самому. Эта штука, — он показал взглядом на булаву, с которой ни на минуту не расставался Одд. — Думаешь, кто ее сделал? Да-да. Я! Мы оба тогда чуть не погибли в море. Нам даже повезло, что мой вздорный братец способен сломать что угодно, даже то, что невозможно сломать в принципе. Я и глазом не успел моргнуть, как он выломал половину диска! — Цуккини визжал от возмущения. — Как ему удалось?! Не приложу ума! И, главное, зачем? Мы тогда ужасно поругались, ужасно… Он схватил меня за рукав… Потом мы оба оказались в воде, не представляя, что происходит. Он выронил эту штуку… Чертов криворукий тупица! И она мгновенно пошла ко дну, а за ней чуть не последовали мы сами в желудке какой-то кошмарной рыбы.

Цуккини повертел в пальцах ложку и, кажется, немного успокоился.

— Обломок, который был у Харкана, перенес нас сюда. К сожалению, он не сможет вернуть нас обратно, в наше время. По-отдельности все эти кольца работают очень слабо.

Он отложил ложку, машинально отпил из уже опустевшего кувшинчика, с досадой посмотрел в него и отставил в сторону.

— Знаешь… — кажется, прорвало плотину, и теперь Цуккини было не остановить. Он смотрел на Одда каким-то лихорадочным взглядом, а руки над столом заметно тряслись. — Что я понял, когда увидел эту вещь у тебя в руках?

— Нет, — тихо произнес Одд.

— Я понял, что мне все равно! Плевать! Больше двух тысячелетий я жаждал найти ее или чтобы кто-то ее нашел — и тогда… Но теперь понял, что совершенно счастлив здесь и никуда не собираюсь возвращаться. Молодость все равно не вернуть, — грустно добавил он. — А вот Харкан… О! Этот толстолобый тупица упрям, как тысяча ослов, помноженных на сорок тысяч баранов! Я убежден, он ночей не спит, грезя раздобыть ключ времени! Она так называется, твоя «булава», как ты ее совершенно ошибочно именуешь: ключ времени, мальчик. И мне он больше не нужен! Он твой по праву. Спаси свою долину, если сможешь. Действуй!