Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович - Страница 101

   Многие наши по Маросейке тянулись ко мне и рассказывали о себе. Неудобно я себя чувствовала: кто я и что я? Чтобы выслушивать всякие скорби и нужды и передавать их Батюшке, к которому было трудно попасть. А Батюшка мне на это ответил: «Ведь ты моя помощница. Вот так и благословляю: все, что тебе поведают, приноси все мне».

   Хочется сказать и еще об очень большом чуде за святые молитвы Батюшки, как человек был спасен от расстрела.

   Полна лестница народа. Я в это время была у Батюшки. Он служил молебен, я пела. Только что хотела уйти, и Батюшка открыл входную дверь, как прорывается через всю толпу какая–то дама и с криком говорит: «Батюшка, помолитесь!» Батюшка не дал ей ничего сказать и с волнением и жалостью к ней говорит: «Успокойся, успокойся, голубушка, муж твой жив, иди его встречай, а сейчас помолимся». — «Батюшка, вот–вот в эти часы и минуты назначено, я узнала». — «Нет, нет! — твердо ответил Батюшка. — Это ошибка, все будет хорошо, успеют разобраться, а мы давайте, помолимся». И начал молебен Казанской [иконе] Божией Матери, а я пела. Как же Батюшка молился! У него слезы лились рекой, он весь был в поту, и этот пот был действительно точно капли крови, чтобы вымолить человека. Плакала и я. Бедная женщина, стоя на коленях перед Батюшкой, ломала руки, взмаливалась к нему о спасении мужа. Ласково–ласково, точно Ангел, Батюшка прижимал ее к себе, целовал в голову и говорил: «Будь спокойна, будь спокойна, моя голубушка, Матерь Божия все разобрала и отец Алексей не даст в обиду. Иди! — сказал он твердо. — Встречай мужа и приди с ним ко мне». Более или менее утешенная женщина поблагодарила Батюшку и пошла встречать мужа, а Батюшка ей вслед продолжает говорить: «Жив, жив твой муж! Скорее, скорее встречай! Да не забудь ко мне придти!» — «Ну вот, Манюшка, грешный о. Алексей вымолил человека–то у Матери Божией, а не то погиб бы ни за что! Скоро Матерь Божия слышит грешного–то о. Алексея». Сказал Батюшка и при этом заплакал как дитя в благодарении к Матери Божией. «А теперь пойдем помолимся и поблагодарим Царицу Небесную за Ее великую милость к роду человеческому. Вот и встретила мужа–то! Была ошибка! — воскликнул Батюшка. — Да и все они там запутались, а окаяшка–то радуется, что души–то гибнут».

   — «Батюшка, зачем же Господь попускает погибнуть?» — «А затем, что сильно прогневали Бога, гибнут и праведники, как в Содоме и Гоморре или как при падении Силоамской башни (Лк.13:4). Ты читаешь Евангелие, помнишь это изречение Господа?» — «Да, помню». — «Так вот так и погибнут души, неповинные ни в чем. Но кто обращается к о. Алексею, он вымолит. Матерь Божия дала ему дерзновение умолять о бедных людях». Со слезами Батюшка благодарил Матерь Божию, и я плакала с ним. — «Ну вот, мы с тобой и помолились, а теперь беги отдохни, а прежде поешь и попей чайку. Вот тебе и сладенькое». И при этом дал шоколадку, похлопал по щекам, приголубил, и я побежала.

   Но не успела уйти, с чем–то замешкалась, как эта дама вернулась в слезах благодарения к Батюшке и с таким же крепким воплем: «Жив, жив! Батюшка. Вот он!» Батюшка с необычайной радостью и слезами встретил страждущих. «Ну, помолимся, голубчики! Господу, Матери Божией и Святителю Николаю». Снова молебен с акафистом служит дорогой наш Батюшка и благодарит Господа за великую милость к роду человеческому. Плачет Батюшка, плачут страждущие, плачу и я, не могу и петь. Всхлипывая в молитве к Царице Небесной, Батюшка от всего сердца взывал к Ней отрывисто: «Кому возопию, Владычице, к кому прибегну в горести моей, аще не к Тебе, Царице Небесная? Кто плач мой и воздыхание мое приимет, аще не Ты, о Пренепорочная, Надеждо христиан и прибежище грешных…» И дальше молится Батюшка: «Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице».

   Батюшка на коленочках, приникнув головой к столу, изнемогает от слез в молитве, и я рыдаю, и предстоящие, страждущие с ним — эта чета. Кончается молебен. Батюшка так необыкновенно ласково гладит этого гражданина по голове и говорит: «Бедненький, настрадался, весь беленький стал! Ну ничего! За это Царица Небесная так возлюбила вас, видите какую радость ниспослала вам! Жизнь вернула… Но теперь требуется от вас что? — воскликнул Батюшка и вопросительно посмотрел на него. — Вера и добрые дела! Помните, что Вас Господь и Матерь Божия со Святителем Николаем спасли». Я вышла и Батюшка что–то долго с ними беседовал, я не смела слушать. А потом мне Батюшка сказал, что была ошибка из–за одинаковости фамилии. Но инициалы были разные. Оставалась одна минута жизни, как вдруг он слышит приказ: «Такому–то отменить расстрел», — и его вывели и тут же отпустили.

   Еще вспоминается мне случай. Читались часы. Подъехала черная карета и вошли три солидных, на вид интеллигентных человека в трауре и встали против Феодоровской иконы Божией Матери, не крестясь и не молясь. Они молча, точно изваяния, стояли. Кончились часы. Батюшка должен начинать Литургию, но вместо этого Батюшка с твердостью духа, с большой выдержкой и деликатностью подходит и обращается к ним, говорит: «Прошу вас удалиться из моего храма, я не могу начать Литургию в вашем присутствии», — и ушел. Они молча переглянулись и ни с места, а Батюшка пошел снова исповедывать и велел нам читать правило ко св. Причащению. Через несколько минут Батюшка быстро подбегает к ним и снова говорит более грозно: «Прошу вас оставить порог моего храма, я не могу в присутствии вашем начать Литургию». Снова молчание, переглянулись и ни с места. Батюшка ушел снова исповедовать. Кончается и все правило ко св. Причащению, надо начинать, а люди не уходят, молча стоят и никак не молятся. Тогда Батюшка, как Архангел с мечом, быстро в волнении духа подбежал и сказал: «Я не уйду от вас пока вы не оставите порог моего храма. Я не могу начать Литургии в присутствии вашем». И всею силою мощною духовною, напирая на них своею грудью, держа рукою высоко крест, гнал их. Они так же молча задом двигались к паперти, а потом с грохотом побежали по лестнице. Батюшка вернулся от паперти весь в волнении духа и пот с него лил градом! Когда мы наблюдали за этой сценой, нам было очень страшно. Всю эту Литургию Батюшка особенно молился и плакал до изнеможения. А после «Тебе поем» Батюшка, точно Ангел, весь в Духе Святом, точно на крыльях. «Батюшка, кто же эти люди были такие страшные?» — спросила я Батюшку дома. — «Это не люди. Это пришел сам окаяшка, сильный, наглый, страшный и взял себе в помощь еще двоих, и хотел о. Алексея искусить в молитве, помешать совершить Литургию и оставить вас всех и предстоящих без благодати, но Матерь Божия не позволила им искусить меня. Я видел их намерение и выгнал вон. Ты видела как?» — «Видела, Батюшка, как вы их гнали». — «Они испугались креста, — сказал Батюшка, — бежали в свою бездну с грохотом, наводя на всех вас страх. Благодарю Бога и Матерь Божию, что Она грешного о. Алексея не оставляет без помощи. Вот и ты молись».

   Батюшка очень не любил, когда его духовные дети бегают в другие храмы и к другим духовникам. Однажды меня две духовные сестры постарше меня повели на Пантелеимоновское подворье [202] к о. Исайе (а старец Аристоклий [203]тогда уже скончался). Рано утром без благословения Батюшки я помчалась вместе с ними. Возвращаюсь и прямо к Батюшке рассказать о своем впечатлении. А он, дорогой, ревнуя о чадах своих, говорит строго: «Если еще раз пойдете к Исайе (не назвал его отцом или иеромонахом, а прямо Исайей), — вы не мои духовные дети. Так и скажи и Т. и В.». Я испугалась, заплакала и говорю: «Они меня взяли». — «Ну вот, — ласково произнес Батюшка, похлопывая по щекам, — будь у меня умница, никого не слушай, а беги ко мне. Чего вам там Исаия–то напредсказывал, а?» — «Ничего, Батюшка, только дал мне три книжечки». — «Ну, принеси, я и сам посмотрю и почитаю». — «Хорошо, Батюшка, принесу». И ушла со скорбной душой, что я огорчила Батюшку.