Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы - Валентинов Андрей - Страница 75

Пустельга поежился. Выходит, его хотят убрать? Ведь убрали же Айзенберга! А что если он действительно вышел на «Вандею»? Что он знает о Волкове, об Иванове, о группе ОСНАЗа «Подольск»? И что делать? Наблюдать, как Прохор приклеивает пуговицы к карте? Его сомнут, уничтожат, раздавят!..

Сергей медленно шел, бездумно глядя на мокрый, покрытый опавшей листвой асфальт. Впереди негромко прозвучали шаги – кто-то двигался навстречу. Странно, кому еще понадобилось гулять по холодной осенней набережной?

...На женщине не было ни шляпы, ни косынки, воротник дорогого пальто поднят, как и у Сергея, но смотрела она не вниз, а в сторону – на мрачную, покрытую мелкой рябью воду. Пустельга и не узнал бы ее, если б не случайный поворот головы...

– Виктория Николаевна?

В темных глазах были лишь недоумение и усталость.

– Извините, не помню...

Сергею стало совсем плохо. Лучше бы он просто прошел мимо!

– Я Сергей... Сергей Пустельга. Мы с вами на спектакле...

– А, вы друг Михаила? Здравствуйте, Сергей... Простите, как полностью?

– Не надо полностью... Просто Сергей. Я вам помешал?

На лице промелькнула улыбка – слабая, неуверенная.

– Нет... Я рада встретить кого-нибудь в такой день. Странно лишь, что мы встретились именно здесь...

Следовало спросить «почему?», но Пустельга не решился.

– Я сегодня плохая собеседница, – Виктория Николаевна оглянулась назад, затем вновь перевела взгляд на темную воду:

– Как пусто!.. Извините, Сергей, я испорчу вам настроение...

– Ни в коем случае! – Пустельга почему-то обрадовался. – Честное слово, это невозможно!

– Вам так хорошо? – вздохнула она. – Впрочем, я говорю глупости, извините...

– Ерунда, Виктория Николаевна! Так, по службе всякое... Можно... я провожу вас?

Женщина пожала плечами. Это можно было принять за приглашение, и Сергей повернул обратно, стараясь идти так, чтобы хоть немного прикрыть ее от порывов ветра. Виктория Николаевна шла быстро, Сергею даже пришлось ускорить шаг.

– Вы говорите, по службе? – неожиданно спросила она. – В вашем учреждении служебные неприятности наверняка хуже личных!

Тон был настолько ясен, что Пустельга только вздохнул:

– Вы так не любите НКВД?

– Не люблю. Вас это удивляет? Или вам странно, что я говорю это вслух?

Первое действительно не удивило, а вот второе, пожалуй, да...

– Что ж, если хотите, можете на меня донести. Какая это статья, 58-10?

Сергей отшатнулся.

– Виктория Николаевна! За что?

Она остановилась, взглянула ему в лицо, затем медленно провела рукой по лбу, поправляя мокрые волосы:

– Господи, что я говорю?.. Сергей, Сережа... Если можете, извините. Мне... Мне нельзя сейчас разговаривать с людьми...

– Я не обиделся...

Обида действительно исчезла, остались лишь растерянность и внезапная горечь. Он хотел спросить: «У вас что-то случилось?», но вновь не решился.

Теперь они шли медленнее. Виктория Николаевна молчала, затем внезапно усмехнулась:

– Своя беда кажется всегда страшнее... Если бы мы могли помочь друг другу! Но так бывает только на сцене: двое встречаются на набережной, происходит чудо... Извините, я опять говорю что-то глупое... Сергей, вы сильно сутулитесь!..

Он послушно выпрямился. В ответ послышался смех.

– Обожаю делать замечания! Самое странное, что это почему-то не встречает отпора. Вам не холодно?

– Холодно, – честно признался он. – Даже очень.

– Мне тоже... Пора сворачивать, а то придется брать больничный, а это совершенно ни к чему... Сергей, вы порезались!

Ее пальцы почти коснулись ранки. Пустельга вздрогнул и поспешил отодвинуться.

– Н-ничего! Ерунда это...

– По службе?

Она не шутила. В голосе было сочувствие и почему-то тревога.

До ближайшего моста дошли молча. Сергей был бы рад продолжить разговор, но чувствовал, что лучше не мешать. Его спутница вновь смотрела на реку, и думая о чем-то таком, к чему старший лейтенант Пустельга не имел никакого отношения...

На прощание она протянула руку, как тогда, в театре. Ладонь была неожиданно твердой и теплой. Пустельга долго смотрел, как она идет по оживленной в этот предвечерний час улице, постепенно исчезая в шумной толпе.

Он все-таки добрался до комнаты № 542, дабы успеть на торжественное завершение великого труда лейтенанта Карабаева. Все пуговицы были на месте, смотрясь рядом с гильзами очень эффектно. Прохор стоял гордый, явно ожидая похвалы. Сергей отметил точность и аккуратность, проявленные бывшим селькором, отчего тот радостно заулыбался. Впрочем, то, что еще несколько дней назад казалось успехом, теперь вызвало раздражение. В конце концов, чего они так прицепились к загнанным в неведомое убежище беглецам? Что Сергею надо? Ворваться, надеть наручники, вталкивать в «столыпины»? Конечно, там могли быть не только придурковатые профессора и перепуганные комсомольцы, но и настоящие убийцы, заговорщики, диверсанты. К тому же, ребята не виноваты, они честно потрудились...

– Ладно, делитесь! – произнес он вслух, постаравшись улыбнуться.

– А вот и не скажем, отец-командир, – довольно ухмыльнулся Ахилло. – Правда, не скажем, Прохор?

– А ни за что, товарищ старший лейтенант!

– Саботажники! – Сергей присел возле карты, соображая, что могли заметить его глазастые сотрудники. Черные пуговицы – места появления загадочной машины – густо усеяли карту. Конечно, беглецам безопаснее уезжать в «Ковчег» под надлежащим прикрытием и со всеми удобствами! Да и таинственному «Седому» можно не сообщать беглецам адрес убежища. Странно, возле реки гильз больше всего, а вот пуговиц...

– Здесь!

Сергей указал на место, где был обозначен Дом на Набережной. Шестьдесят три гильзы – и ни одной пуговицы!

– Увидел! – разочарованно вздохнул Ахилло. – Прохор, сколько?

– Две минуты!

Оказывается, эти шкодники засекли время!

– Значит, вы хотите сказать, – Пустельга потер лоб, – что возле дома на Набережной ни разу не видели черную машину?

– Этого никто не говорит, Сергей! – Ахилло даже подмигнул. – Машину не видели во время бегства тамошних вражин. А приезжала ли она туда в другое время, никто и не спрашивал!