Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы - Валентинов Андрей - Страница 97

Неизвестный склонился над краем скалы, прижав приклад к щеке. Выстрел, еще один... Стрелок чуть отодвинулся в сторону, доставая новую обойму. Соображать было некогда, но Ахилло успел заметить, что его противник невысок и худ, почти мальчишка. Узкие глаза – азиат, не иначе, бхот, как и Гонжабов... Михаил вскинул руку и выстрелил, целя прямо в голову.

Отдача ударила в кисть. Ахилло недоуменно поднял глаза – площадка была пуста. Он отступил на шаг, оглянулся – и тут же сильный удар выбил оружие. Михаил поднял руку, защищаясь, но покачнулся и упал – еще один удар пришелся в живот.

Ему повезло, он рухнул не на затылок, а на плечо, перекатился, но тут его ударили вновь – по ногам. Михаил привстал и замер. Враг стоял в нескольких шагах, скуластое лицо насмешливо скалилось, правая рука подымалась для нового удара. Враг бил издалека, даже не прикасаясь...

Ахилло перекатился в сторону, вскочил, согнулся от нового удара. Послышался негромкий издевательский смешок. Скуластый парень вновь поднимал руку...

...Вспомнились слова Гонжабова. «Искусство...»

Он отскочил назад, выхватывая нож. Снова смешок, удар – рука разжалась от боли. Михаил пригнулся и побежал. Удар пришелся по спине...

Уже падая, он все же успел расстегнуть ворот куртки. Под мышкой был спрятан наган. Михаил лежал на животе, стараясь не двигаться, рука осторожно тянулась к кобуре. Тот, за спиной, кажется, уверен в победе. Сейчас он подойдет ближе. Еще секунда, еще...

Сзади послышались шаги. Пора! Резко повернувшись, Михаил выхватил наган и, почти не целясь, выстрелил. Невысокая фигура в десантном комбинезоне дернулась, Ахилло выстрелил второй раз, третий. На скуластом лице проступила гримаса боли, темные глаза сверкнули ненавистью. Бхот зашипел, словно раненая кошка, и мягко упал на камень. Все еще не веря, Ахилло, пошатываясь, встал и выпустил оставшиеся пули прямо в голову упавшего врага. Тело лежало неподвижно – бхот был мертв.

Кости ломило болью, но, вздохнув поглубже, Михаил понял, что не ранен. Только сейчас он начал понимать, с чем столкнулся. Среди сослуживцев ходили слухи о таинственных восточных школах, где обучали бить на расстоянии. Ахилло не верил – выходит зря!

Он помассировал налитую болью шею и крикнул, подзывая майора. Своего голоса Михаил не узнал: из горла вырвался хрип, словно его захлестнула удавка...

Глоток воды немного помог, но вставать Ахилло не спешил, так и оставшись на месте схватки. Ерофеев между тем перетащил вещи наверх, сходил на разведку ко входу на Караби, убедившись, что на плоскогорье пусто, а затем обыскал труп.

– Скрепки из нержавейки, – заметил он, показывая Михаилу красноармейскую книжку. – Че, Гонжабов, твой?

Тот был уже здесь, такой же равнодушный и спокойный.

– Он бхот. Мальчишка чему-то учился, но был нетерпелив...

Тем временем Ерофеев нащупал в нагрудном кармане убитого нечто, не замеченное ранее. Расстегнув пуговицы, он присвистнул:

– А ну, Гонжабов! Это уж точно по твоей части!

Михаилу тоже стало любопытно, Он не без труда встал и подошел поближе. На широкой ладони майора лежала маленькая бронзовая статуэтка – широкоплечий, кривоногий демон с клыкастой многозубой пастью и выпученными, словно от боли, глазами.

– Декаданс, – не удержался Ахилло. Божок был хотя и отвратен, но сделан с немалым искусством.

– Нарак-цэмпо, демон смерти, – прозвучал бесстрастный голос. – Мальчишка вообразил себя его слугой...

Худая смуглая рука взяла статуэтку, подержала секунду, словно взвешивая. На узких губах мелькнула усмешка:

– Теперь он твой, капитан. Амулет не принесет счастья, но сможет защитить. Бери, сильному он прибавит силы...

– Бери, бери, – кивнул Ерофеев. – Трофей! А лихо ты, Гонжабов, исчез. Вас что, учат этому?

– Не только этому, – бхот отвернулся, явно не желая продолжать разговор.

– Ладно, – рассудил Ерофеев. – Дырки для орденов крутить рано... Про бутылку, капитан, напомни – поставлю. А то еще немного, и остались бы мои сопляки без батьки. Ты-то, кажись, холостой?

Ахилло кивнул, думая совсем о другом. Убитый был врагом, зэк Гонжабов – союзником, но они были слишком похожи...

Глава 4. Шестнадцатый с краю

Чиф ждал, что первым заговорит любитель чая с коньяком, но товарищ Чижиков не спешил. На столе появились папиросы «Казбек», толстая рука ловко превратила бумажный мундштук в гармошку, затем вспыхнула спичка...

Чиф еле сдержался чтобы не поморщиться. На Тускуле не курили. Молодежь знала о табаке лишь из книг и кинофильмов, а старшее поколение просто отвыкло. По слухам, папиросы можно было найти лишь у Железного Генри, которому, опять-таки, по слухам, сам Дядя Сэм подкидывал ежегодно десяток пачек ко дню рождения. Чиф действительно несколько раз видел отца курящим, но уже давно. В последние годы Степан Иванович, несмотря на «металлическое» прозвище, начал прихварывать и окончательно бросил давнюю привычку.

Итак, приходилось терпеть. Товарищ Чижиков курил со вкусом. Остальные молчали – вероятно, курение «Казбека» входило в неведомый гостю ритуал. Чиф решил, что придется ждать последней затяжки, но тут заговорил Тарек:

– Итак, товарищ Косухин, мы вас слушаем.

Тон оказался соответствующий: товарищ Тарек, хотя и был в этой компании младшим, явно имел когда-то и кабинет, и пост, и все, что к этому посту полагалось.

– «Кто это – „мы"»? – подмывало спросить у гнома, но Чиф решил не обострять.

– Мне поручили поговорить с руководством подполья.

– Здесь нет подполья, – Иваныч невесело улыбнулся, – есть Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков и ее Политбюро. И есть бандиты, временно захватившие власть.

– Хорошо, – согласился Чиф. – Мне нужно поговорить с членами Политбюро.

– Вы присутствуете на комиссии Политбюро, – голос Чижикова прозвучал негромко, но веско. – Эта комиссия создана специально для решения вашего вопроса.

– Моего персонального дела?

От отца он знал, что для истинного большевика нет ничего страшнее этого самого «персонального».

Реплика произвела неожиданный эффект. Тарек хихикнул, Иваныч вновь улыбнулся, на этот раз весело, а товарищ Чижиков глубокомысленно хмыкнул: