Бумажные драконы - Блэйлок Джеймс - Страница 6

Вечерами, сидя у окна и наблюдая за тем, как Дженсен торопится на свою очередную вахту, я не переставал размышлять об этом человеке, о далеких тропических морях и потаенных тропах африканских джунглей; словом, о тех вещах, по поводу которых мне меньше всего следовало беспокоится.

Но я ничего не мог с собой поделать.

«Рано или поздно он вернется!» – повторял я по ночам, словно заклинание, и почему-то был уверен, что оно сбудется.

Над океаном повиснут клубы тумана, освещенные полной луной, и звуки китайских рожков и медных гонгов сольются с рокотом прибоя. Сквозь разрывы облаков на небе засияют миллиарды звезд, и музыка далеких миров повторит мелодию океана. Его корабль неожиданно, словно Летучий Голландец, появится на горизонте, и огни святого Эльма будут украшать его мачты.

Потом мы втроем будем мирно пить пиво в гараже Филби, и может статься, ради такого случая даже Дженсен согласиться прервать свои ночные бдения.

Но письмо все не приходило, и ожидание затягивалось. Творение Филби было собрано и в очередной раз расчленено на составные части.

Не знаю почему, но его каркас, с недавних пор задвинутый в угол гаража, все чаще напоминал мне обглоданные кости индейки, оставшиеся после празднования Дня Благодарения.

Что я мог поделать? Общение с Филби становилось все более тягостным.

Зато туман наконец рассеялся. Дуб в моем дворе покрылся листьями. Кусты помидоров обещали рекордный урожай. Правда, моя гусеница все еще продолжала спать, но ее состояние не внушало мне ни малейших опасений.

Однако эти маленькие радости жизни, похоже, совсем не касались Филби. Он снова проводил долгие часы над окрошкой из фрагментов своего дракона, но дело, насколько я мог судить, так и не сдвинулось с мертвой точки.

Как-то раз я неосторожно предложил ему направить срочную депешу в Детройт с просьбой прислать автомобильный двигатель, но в ответ он окатил меня таким ледяным презрением, что у меня надолго пропала охота шутить.

Однако в воскресенье, примерно около полудня, когда скрип, производимый дверью гаража Филби, стал совершенно нестерпимым, я отважился на последнюю попытку. Прокравшись к мастерской, я осторожно заглянул внутрь. То, что я увидел, одновременно поразило и испугало меня. Внутри гаража не осталось практически ничего, что говорило бы о совсем недавно кипевшей здесь напряженной работе, если не считать искореженного крыла несостоявшегося творения Филби, чья изысканная шелковая оболочка была варварски захватана чьими-то грязными руками.

Два ободранных кота испуганно прошмыгнули у меня под ногами.

Тщетно пытался я найти какие-нибудь следы, подтверждающие вторжение легендарного краба Дженсена, или, на худший конец, любые другие признаки, способные дать рациональное объяснение нелепому происшествию.

Увы, я не нашел ничего.

Пришлось признать очевидное.

А Филби просто пошел вразнос.

Вдохновение, до сих пор помогавшее ему добиваться почти невозможного, покинуло его.

Даже сам Август Сильвер, наверное, не смог бы ничего поделать, а тем более собрать живого дракона из тех жалких обломков, что сейчас в беспорядке валялись на грязном полу мастерской. Думаю, что никогда ни один автор не обходился столь безжалостно со своим любимым детищем.

В этот момент, словно в ответ на мои невеселые мысли, в мастерскую ввалился сам Филби. Вид у него был, мягко говоря, неважный. Он все-таки получил последнее письмо от Сильвера.

Увы, в нем не содержалось ничего нового, кроме извещения о том, что путешествие затягивается, и туманных намеков на грозящие его автору опасности.

Пришествие Сильвера на запад снова откладывалось на неопределенное время...

Видимо, заметив мой недоуменный взгляд, Филби сделал слабую попытку привести себя в более благопристойный вид и несколько раз неуверенно провел пятерней по взъерошенным волосам, но сумел добиться лишь прямо противоположного результата. Если до этого он напоминал загулявшего поденщика, то теперь приобрел все характерные признаки стопроцентного лунатика.

Дальнейшие его действия лишь подтвердили мои неутешительные выводы.

Ни с того ни с сего он принялся что-то бормотать о своей сестре, живущей где-то в районе Маккинлейвилля, особо упирая на тот факт, что в этом городке, затерянном в одном из наиболее глухих районов западного побережья, до сих пор находится самый крупный тотемный столб Северной Америки. Почему именно эта тема увлекла его, так и осталось загадкой.

Два дня спустя он исчез.

Я собственноручно отремонтировал и запер дверь гаража и принял на себя дополнительную обязанность следить за поступавшей на его имя корреспонденцией, обращая особое внимание на письма с марками экзотических стран. Но известий от Сильвера больше не поступало.

Оставшись в полном одиночестве, я стал проводить больше времени с Дженсеном и его сыном Бэмби, все еще продолжавшими нести свою вахту на пляже в ожидании появления Великого Краба.

Слава Богу, иногда даже самые печальные события способны давать совершенно неожиданные результаты.

Так, исчезновение Филби помогло мне самому убедиться в том, что закаты в наших краях, особенно весной, и в самом деле божественно прекрасны.

Как выяснилось вскоре, Бэмби оказался по своей натуре, скорее художником, нежели естествоиспытателем, и мы провели вместе с ним немало приятных часов, наблюдая игру лучей заходящего солнца на створках раковины или в луже морской воды, оставленной отступающим отливом.

Когда же моя гусеница наконец выбралась из своего убежища и превратилась в прелестную темно-коричневую бабочку, я бережно отнес ее на наш наблюдательный пункт, чтобы дать возможность ребенку лишний раз полюбоваться безграничными творческими возможностями природы.

В этот день небо было совершенно безоблачным, и ленивые волны, набегавшие на белый песок пляжа, исполняли привычную для себя бесхитростную и одновременно завораживающую мелодию.

По мнению Дженсена, это были идеальные условия для давно ожидаемого появления Великого Краба. Но Бэмби в этот день почему-то мало увлекали хитроумные умозаключения отца. С напряженным вниманием он вглядывался в причудливый узор крыльев летающего сфинкса, что так долго и умело скрывался под скромной личиной обыкновенной томатной гусеницы. Поверьте мне, зрелище было одновременно и страшным, и завораживающим, но в этом, очевидно, и состояла его особая притягательность для живого наблюдательного ребенка.

Когда я снял крышку сооруженной мною ловушки и позволил маленькому созданию выпорхнуть наружу и устремиться навстречу ласковому солнцу, Бэмби еще долго сопровождал его, стараясь не упустить ни одной детали восхитительного полета.

Воспоминания об этом эпизоде до сих пор столь же прозрачны и свежи в моей памяти, как самая чистая вода родников, берущих начало с отрогов Берегового хребта.

Закрыв глаза, я каждый раз вижу прекрасную бабочку, летящую все выше и выше, навстречу лучам весеннего солнца, и маленького Бэмби, беззаботно бегущего за ней следом по белому песку нашего пляжа.

Но до сих пор мне очень трудно сказать, кого же все-таки я видел тогда из нашего укрытия на фоне ярко-голубого неба – бабочку, на мгновение промелькнувшую на фоне горизонта, или огромную летающую рептилию, устремившуюся к той воображаемой линии, где небо сливается с волнами океана, чтобы навсегда исчезнуть в пустоте, за гранью плоской Земли.