Волчья кровь (СИ) - "Кьюба" - Страница 51

    - Виктор, сколько осталось до Совета?

    - Пара часов, - улыбнулся я, разглядывая крапинки в синей радужке.

    - Замечательно, - усмехнулся Ольтар, и прижался к моим губам.

Глава 18. Совет.

    Я копался в старой, почти развалившейся тумбочке около кровати и искал рубашку. Мы не хранили большое количество одежды, до дыр занашивая единожды надетые вещи, но я помнил, что оставлял где-то запасную. Рубашка вскоре нашлась – помятое несуразное нечто из льна, который перерабатывала одна из равнинных стай. Я скептически встряхнул ее, под тихий смех Ольтара принюхался и, убедившись, что ткань чистая, присел на край кровати.

    Человек развалился на животе, положив голову на скрещенные руки, и следил за мной ясным, смеющимся взглядом. Я провел рукой по обнаженной спине – от лопаток до ямочек на пояснице, и Ольтар фыркнул, чуть улыбаясь.

    - Вставай, пора собираться.

    И без того сумрачное небо окончательно потемнело, и я слышал возбужденный гомон волков, окруживших дом, где состоится Совет. Бета из моей стаи уже подходил к затянутому слюдой окну и тихо свистел, сообщая, что вожаки готовы начать, но я не собирался приходить раньше, чем солнце скроется за горизонтом, и яростно рычал на невидимого волка, а затем снова склонялся к смеющемуся Ольтару.

    Человек тяжело вздохнул, и я снова провел рукой по гибкой спине, не выдержал, склонился над ним, отбрасывая рубашку, поцеловал острую лопатку, коснулся языком под изумленный, тихий выдох, и скользнул вниз, выцеловывая каждый, трогательно выступающий позвонок.

    От него пахло горячо и терпко – потом, дыханием, стонами – мной, и я упоенно вдохнул, проводя носом по влажной, жаркой ложбинке, поцеловал упругую гладкую кожу – такой совершенный, прекрасный, красивый и мой – весь мой. Ольтар изумленно ахнул и застонал сорванным голосом, когда я нырнул языком между ягодицами, целуя его, лаская – каждый миллиметр, каждый кусочек совершенного тела – наслаждаясь горячими, сорванными всхлипами, изумленными стонами, выгнутой спиной.

    Он уткнулся лицом в подушку, судорожно сжал сбитую, влажную простыню – мальчик мой, хороший, красивый, не надо меня стесняться, только не ты, я не причиню тебе вред, не посмотрю косо или неодобрительно – никогда. Чертова подушка глушила его стоны, и я оторвался на мгновение, вырвал ее из рук и откинул – не надо прятаться, я хочу слышать, как ты кричишь, как кончаешь подо мной, хочу слышать тебя всего, о, Великие Духи… Я повернул его голову – он тяжело дышал, кусая губы, скользил по комнате ошалевшим, бездумным взглядом, и я прижался к его губам, накрывая собой горячее, гибкое, совершенное тело.

    Он застонал от прикосновения, потерся об меня, призывно открываясь – он дразнил, безумец, даже сейчас, даже после всех этих безумных часов, он дразнил меня, и я не выдержал, проникая в горячее тело, чувствуя, как он обхватывает меня – узкий, тесный, влажный, бесконечно нужный. Я зарычал в такт его тихим всхлипам, а затем заскулил, упираясь лбом в выгнутую, покрытую испариной спину.

    Он толкнулся мне навстречу – спешил, как всегда торопился, и я схватил его за бедро, удерживая – подожди, мой хороший, сладкий мой, не надо, кто же, какая сволочь не научила, не объяснила тебе, как это здорово, как упоительно хорошо смаковать каждый жест, взгляд, движение, каждое прикосновение…

    Я замер в нем, выцеловывая гибкую, изящную шею, и он застонал, короткими, жалобными, умопомрачительными выдохами – как же я люблю, когда ты так стонешь, тяжело дышишь, для меня, от моих рук – качнулся, вырывая задушенный, умоляющий всхлип. Толкнулся снова, уже под другим углом – и он заорал, закричал подо мной, выбивая дыхание, срывая разум, бессвязно забормотал мое имя, вцепляясь пальцами в сбитую простынь, подался назад, подмахивая всем телом, и я не выдержал, сорвался в упоительную теплоту, в мир, где он бьется под моими руками, стонет от моих поцелуев, шепчет мое имя.

    Я укусил его за волосы у основания шеи волчьим жестом, на инстинктах, яростно зарычал вбиваясь в податливое, обессиленно стонущее тело, подхватил его за талию, сгибая почти пополам – такой гибкий, тонкий, совершенный, мой, люблю, всего люблю… Обхватил его рукой, быстро, сильно, в такт движениям, и он закричал, сжимаясь, выплескиваясь в ладонь – о да, мальчик мой, солнце мое, жизнь, счастье, мой, весь мой – и я сорвался за ним, прижимаясь грудью к спине, обхватывая обессиленное тело и выдыхая его имя.

    Мы долго лежали, переводя дыхание – я покрывал поцелуями его лопатки, собирая губами капельки пота, а он фыркал, бездумно теребя простынь.

    - Ты сколько лет не трахался, а, Виктор? – прошептал он сорванным голосом, и я усмехнулся, мстительно прикусывая кожу.

    - С весны. Но это несравнимо, - честно ответил я, отрываясь от него и нашаривая на полу свои штаны. Ольтар неодобрительно посмотрел на меня из-под влажной челки.

    - В мою пользу, я надеюсь?

    Я даже рыкнул, поражаясь глупости вопроса, и поднялся на дрожащие ноги, завязывая поясной ремень.

    - Вставай, Ольтар. Пора идти.

    Он презрительно фыркнул, осторожно приподнялся и, поморщившись, сел. Я наблюдал за ним с легкой тревогой – раньше я не сталкивался с подобными проблемами, не с омегами моего племени так точно. Но человек встал, переступил с ноги на ногу, прислушиваясь к ощущениям, и резюмировал:

    - Сойдет. Хватит хмуриться, ты похож на трехлетнего ребенка, который пытается решить головоломку для взрослых, - я укоризненно фыркнул и отвернулся, накидывая рубашку. – Дай мне мою, пожалуйста.

    Я протянул ему помятую льняную тряпку, развел руками в ответ на полный скептицизма взгляд и поддержал, пока он неловко пытался попасть ногой в штанину. От него терпко пахло, и я уткнулся носом в нежную кожу за ухом, лизнул, наслаждаясь солоноватым привкусом, и зажмурился от подзатыльника.

    - Ты мне уже третий раз говоришь, что нам пора, и третий раз у нас ничего не выходит.

Я фыркнул и отодвинулся, а потом нахмурился, обхватывая его лицо ладонями:

    - Послушай, - я дождался сосредоточенного кивка и продолжил. - На Совете Общины будут вожаки и главные омеги всех стай. Я тебя умоляю - молчи. И Айдас с Нерингой тоже должны молчать. Я расскажу волкам правду, но не знаю, как они отреагируют. Тебя они не тронут, не посмеют - после того, как я взял тебя под защиту клыков, ты приравнен к омеге. Если бы ты был из моего народа, ты автоматически стал бы главным омегой стаи, но ты не сможешь...