Сироты - Бюттнер Роберт - Страница 33

— Хайя, господин Вайр!

— Самая идиотская выходка на моей памяти. Для того лишь, чтобы дать возможность упрямой недомерке схлопотать пулю в зад. — Он сокрушенно тряхнул головой. — Я такое только среди морпехов встречал.

Самый большой комплимент, который услышишь от Вайра:

— Так вот. Поскольку я вас уважаю — и это не пустые слова, — я уменьшу дополнительную физическую нагрузку, которой ты был лишен во время нашей философской беседы. Сто отжиманий. Вперед!

Если бы кто-то со мной провернул такую выходку, как я с Вайром, я бы наказал его тысячей отжиманий.

Когда проба на холодовую выносливость завершилась, мы с Пигалицей доковыляли в столовую, сели друг напротив друга и принялись греться о чашки долгожданного горячего кофе. Мы даже не потрудились снять куртки.

— Спасибо, — сказала она.

Я беззаботно растопырил пальцы.

— Ерунда. Видишь, ничего не отморозил.

— Не только за то, что мерз вместо меня. Вайр наверняка тебя расспрашивал, а ты ему врал. Тебя запросто могли выкинуть из войск.

Фу ты черт. Я и не подумал…

— Никогда не забуду, что ты для меня сделал. Даже брат не способен на большее.

Брат? А я-то надеялся, неотразимый герой-любовник.

Она нагнулась через стол, взяла меня за руку и стала массировать пальцы. Прямо как сестра.

Тогда-то я понял, что мы с Пигалицей будем любить друг друга, однако любовниками нам не стать. Слишком через многое прошли вместе, слишком тесно срослись. Как боевые товарищи.

Прошли две недели. Мы с Пигалицей сблизились еще сильнее — как напарники и друзья. А потом объявился Мецгер.

26

Счастливая рожа Мецгера сунулась в мою комнату. Я отбросил учебник и соскочил с кровати.

— Я в увольнении, — объяснил он, прежде чем я раскрыл рот. Понятно тогда, почему Мецгер без формы. — Был в Денвере, навестил родителей. Они тебе шлют привет.

Он обежал глазами комнату и остановился на Ари.

— Ты Мецгер! Я видел твои фотографии, — заявил тот.

Все видели его фотографии, даже Пигалица. Ари поднялся и пожал Мецгеру руку. Джиб с плеча Ари протянул Мецгеру железную лапу, и мой друган боязливо потряс ее, будто червяка в руки взял.

В наших войсках, начиная с генерала Кобба и ниже, увольнений не выдавали, а герою Мецгеру — пожалуйста. И ему, и его товарищам. Мецгер принес пропуска мне и Ари, похвастался про машину и про снятую в Аспене квартиру с ванной и горячей водой. Ари ехать отказался: мол, если снять Джиба с боевого поста, то это поставит под угрозу безопасность базы. На самом деле он наверняка хотел отоспаться. Мецгер переписал пропуск на Пигалицу, и мы договорились с ней встретиться у входа в женскую казарму через двадцать минут.

Мы сидели на бампере машины в ожидании Пигалицы так долго, что чуть дыры на штанах не протерли. Наконец она вышла — с легкой сумкой и курткой под мышкой. На ней (впервые, сколько ее помню) были узкое красное платье и туфли на высоких каблуках. Распущенные волосы спускались вдоль лица. Я остолбенел. Девчонка явно собиралась отморозить себе задницу, чтобы выглядеть красивой — и это моя Пигалица!..

Я представил ей Мецгера. (Впрочем, она, как и Ари, уже знала его по фотографиям). Так они и стояли, пожимая друг другу руки и улыбаясь, будто обкуренные.

Скоро мы начали дрожать от холода, особенно Пигалица. Я хлопнул Мецгера по руке.

— Поехали уже, а?

Выходные прошли замечательно. Мне досталась ванна с горячей водой. Не пойми с чего Мецгер с Пигалицей часами сидели и болтали в гостиной. Что ж, больше пива для меня.

Мецгер едва успел вернуть нас в воскресенье до отбоя.

А через три дня, когда я на складе чистил оружие, появился дежурный.

— Уондер, тебе звонок. — И благоговейно. — Там держат линию!

Кэмп-хейл хоть и наскоро собирали, но оснастили по последнему слову техники. В комнате отдыха стоял стол для бильярда, на котором я научил Пигалицу азам игры, после чего ежедневно оказывался битым. Здесь же находились две телефонные голобудки, огромный голограф, ловящий наиболее популярные программы, и массажные кресла, с которых этот голограф можно было смотреть. Холодильник, набитый бесплатной газировкой и даже настоящими соками. В общем, наконец-то роскошь.

Последнее слово техники, однако, не отменяло основных законов экономики. При нынешних ценах за телефон никто не станет держать линию, кроме, может быть, президента Соединенных Штатов. Хороших новостей ждать неоткуда. Взволнованный, я промчался по коридору, в два шага пересек комнату отдыха, юркнул в будку, где мигал огонек, и захлопнул дверь.

Внутри, облокотившись о стену, на меня смотрел Мецгер. Екнуло в груди. Его изображение колыхнулось — самую малость.

— Привет, — невинно сказал он.

— Привет. Ты чего? — Я оглядел друга сверху донизу. Вроде жив, не ранен.

— Подумал, тебя оторвут от любой работы, если я позвоню. Нам дают тысячу бесплатных минут на звонки каждый месяц.

Тысячу?! Бесплатная «кока-кола» рухнула в низ моего списка роскоши.

— Так у тебя все нормально?

— Прекрасно, как никогда. Через час в полет. Как у тебя?

— Холодно.

— Знаю-знаю, наслышан. Мне тут на выходные опять перепала квартирка в Аспене. Пропуска не проблема. Приезжай, расслабимся. Пиво на халяву. Футбольный матч с бронксовцами будут передавать.

— Считай, я уже там.

Он помялся с ноги на ногу. В Канаверале стемнело, и позади Мецгера виднелся его освещенный прожекторами перехватчик.

— Жалко только было бы третьей спальней не воспользоваться. Может, пулеметчицу свою, как бишь ее, спросишь, не хочет ли она приехать?

Как бишь ее? И это говорит Мецгер, который как-то в школе запомнил всю таблицу Менделеева за четыре оставшиеся до контрольной минуты и потом с закрытыми глазами безошибочно протараторил ее в обратном порядке?

— Ты прекрасно помнишь, как ее зовут. Пигалица не пьет пива и считает американский футбол варварской игрой. Какого…

Он поджал губы и замялся.

— Черт побери! — вдруг дошло до меня. С тех времен, как мы с Мецгером осознали, что девчонки — это не просто мальчишки, неспособные нормально закрутить футбольный мяч, он всегда был желанным, но вольным жеребцом. Я метался от одной безответной любви к другой, а Мецгер тем временем отбивался от наседавших на него девах. Я расплылся в улыбке. — Да ты запал на Пигалицу!

Он покраснел.

— Ничего я не запал. Просто подумал…

Я ткнул его в живот или, вернее, в воздух, куда проецировался его живот.

— Запал-запал, да так, что сам стесняешься ее спросить. — Я чмокнул губами.

— Повзрослел бы уже, Джейсон, — вздохнул Мецгер и спросил с надеждой: — Не знаешь, она ничего про меня не говорила?

— Типа, не вырезала ли твои инициалы у себя на туалетном столике?

— Хорош глумиться!

Черта с два, хорош! Это после того, как годами девушки моей мечты кидались на мистера Само Хладнокровие!

— Она сказала, что ты наглый и высокомерный тип.

Его лицо так вытянулось, что мое веселье будто корова языком слизнула.

— Ладно, ладно, не убивайся. Правду сказать, мы толком и не разговаривали с воскресенья.

— Но ты можешь попросить ее приехать на выходные?

— Не исключено.

— Ну, Джейсон!.. — захныкал он.

— Хорошо, хорошо.

— И еще… знаешь, замолви за меня словечко, а?

И это — от гения с известностью, деньгами и внешностью голозвезды. От одной его улыбки женщины таяли и слали ему свои трусики по почте. Ему мое словечко, что жаба для фрака.

— Будь спок.

В стеклянную дверь Мецгеру постучался механик. Пары жидкого кислорода клубились в темноте.

— Ладно, мне пора лететь.

Через час я нашел Пигалицу за столом в женской комнате отдыха. Мы там читали по вечерам: я — военную историю, она — все больше расписание занятий. Шария убивала кучу времени, планируя, что делать дальше.

— Нам полагалось двадцать недель на индивидуальную подготовку и тактику мелких подразделений, так? — встретила она меня вопросом.