Том 7. Изборник. Рукописные книги - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 33

33

«Трое ко мне устремились…»

Трое ко мне устремились, Трое искали меня, Трое во мне закружились, Пламенной вьюгой звеня, – Ветер, дающий дыханье, Молния, радость очей, Облачный гром, громыханье Вещих небесных речей. Вихорь, восставший из праха В устали томных дорог, Все наваждения страха В буйных тревогах я сжёг. В огненной страсти – услада, Небо – ликующий храм, Дни – сожигаемый ладан, Песня – живой фимиам.

«Если замолкнет хотя на минуту…»

Если замолкнет хотя на минуту   Милая песня моя, Я погружаюся в сонную смуту,   Горек мне бред бытия. Стонет душа, как в аду Евридика.   Где же ты, где же, Орфей? Сумрачна Лета, и каркает дико   Ворон зловещий над ней. Всё отгорело. Не надо, не надо   Жизни и страсти земной! Есть Евридике одна лишь отрада,   Жаждет услады одной. Стройный напев, вдохновенные звуки   Только услышит она, – Пляшет, подъемля смятенные руки,   Радостью упоена. Вновь пробуждается юная сила   Жить, ликовать и любить, Солнце дневное, ночные светила   С равным восторгом хвалить, Знать, что вовеки светла и нетленна   Сладкая прелесть любви. С песнею жизнь и легка и блаженна.   Песня, ликуй и живи! Милая песня любви и свободы,   Песня цветущих полей, Пей на меня твои ясные воды,   Лепетом звучным лелей!

«Я испытал превратности судеб…»

Я испытал превратности судеб, И видел много на земном просторе,   Трудом я добывал свой хлеб,   И весел был, и мыкал горе. На милой, мной изведанной земле Уже ничто теперь меня не держит,   И пусть таящийся во мгле   Меня стремительно повержет. Но есть одно, чему всегда я рад И с чем всегда бываю светло-молод, –   Мой труд. Иных земных наград   Не жду за здешний дикий холод. Когда меня у входа в Парадиз Суровый Пётр, гремя ключами, спросит:   «Что сделал ты?» – меня он вниз   Железным посохом не сбросит. Скажу: «Слагал романы и стихи, И утешал, но и вводил в соблазны,   И вообще мои грехи,   Апостол Пётр, многообразны. Но я – поэт». – И улыбнётся он, И разорвёт грехов рукописанье.   И смело в рай войду, прощён,   Внимать святое ликованье, Не затеряется и голос мой В хваленьях ангельских, горящих ясно.   Земля была моей тюрьмой,   Но здесь я прожил не напрасно. Горячий дух земных моих отрав, Неведомых чистейшим серафимам,   В благоуханье райских трав   Вольётся благовонным дымом.

Кануны

«Тяжёлыми одеждами…»

Тяжёлыми одеждами Закрыв мечту мою, Хочу я жить надеждами, О счастии пою. Во дни святого счастия Возникнет над землёй Великого безвластия Согласный, вечный строй. Не будет ни царящего, Надменного меча, Ни мстящего, разящего Безжалостно бича. В пыли не зашевелится Вопрос жестокий: чьё? И в сердце не прицелится Безумное ружьё. Поверженными знаками Потешится шутя В полях, шумящих злаками, Весёлое дитя.

«День безумный, день кровавый…»

День безумный, день кровавый Отгорел и отзвучал. Не победой, только славой Он героев увенчал. Кто-то плачет, одинокий, Над кровавой грудой тел. Враг народа, враг жестокий В битве снова одолел. Издеваясь над любовью, Хищный вскормленник могил, Он святою братской кровью Щедро землю напоил. Но в ответ победным крикам Восстаёт, могуч и яр, В шуме пламенном и диком Торжествующий пожар. Грозно пламя заметалось, Выметая, словно сор, Всё, что дерзко возвышалось, Что сулило нам позор. В гневном пламени проклятья Умирает старый мир. Славьте, други, славьте, братья, Разрушенья вольный пир!

Жалость

Пришла заплаканная жалость И у порога стонет вновь: «Невинных тел святая алость! Детей играющая кровь! За гулким взрывом лютой злости Рыданья детские и стон. Страшны изломанные кости И шёпот детский: „Это – сон?“» Нет, надо мной не властно жало Твоё, о жалость! Помню ночь, Когда в застенке умирала Моя замученная дочь. Нагаек свист, и визг мучений, Нагая дочь, и злой палач, – Всё помню. Жалость, в дни отмщений У моего окна не плачь!