Том 7. Изборник. Рукописные книги - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 54

54

«Угол падения…»

  Угол падения Равен углу отражения… В Сириус яркий вглядись:   Чьи-то мечтания В томной тоске ожидания К этой звезде вознеслись.   Где-то в Америке Иль на бунтующем Тереке, – Как бы я мог рассчитать?   Ночью бессонною Эту мечту отражённую Кто-то посмеет принять.   Далью великою Или недолею дикою Разлучены навсегда…   Угол падения Равен углу отражения… Та же обоим звезда.

«Сатанята в моей комнате живут…»

Сатанята в моей комнате живут. Я тихонько позову их, – прибегут. Хорошо, что у меня работ не просят, А живут со мной всегда, меня не бросят. Вкруг меня обсядут, ждут, чтоб рассказал, Что я в жизни видел, что переживал. Говорю им были дней, давно минувших, Повесть долгую мечтаний обманувших. А потом они начнут и свой рассказ. Не стесняются ничуть своих проказ. В людях столько зла, что часто сатанёнок Вдруг заплачет, как обиженный ребёнок. Не милы им люди так же, как и мне. Им со мной побыть приятно в тишине. Уж привыкли, знают, я их не обижу, Улыбнусь, когда их рожицы увижу. Почитаю им порой мои стихи, И услышу ахи, охи и хи-хи. Скажут мне: «Таких стихов не надо людям, А вот мы тебя охотно слушать будем». Да и проза им занятна и мила: Как на свете Лиза-барышня жила, Как у нас очаровательны печали, Как Невесты мудрые Христа встречали, Как пути нашли в Эммаус и в Дамаск, Расточая море слёз и море ласк.

«Валерьяна экзальтата…»

Валерьяна экзальтата, Серпий, ладан для кота. Ночью ярость аромата Им обильно пролита. Кот нюхнёт, на крышу лезет, Спину горбит, хвост трубой, О подруге дико грезит, И врага зовёт на бой Злобно фыркает, мяучит, Когти выпустит мой кот, И врага терзает, мучит, С крыши на землю швырнёт. В кровь изорвана вся шкура, Но победе храбрый рад. Возвещает власть Амура Валерьяны терпкий яд.

«Вернулся блудный сын. Глядит из подворотни…»

Вернулся блудный сын. Глядит из подворотни Девчонка шустрая и брату говорит: «Упитанных тельцов пускай зарежут сотни, Всё блудный сын пожрёт, и всё ж не станет сыт». И точно, – расточил отцовское наследство, И вновь остался нищ, и взялся он за нож. Ему осталося одно лишь только средство:     Грабёж.

«В чём слова ты обвиняешь?…»

В чём слова ты обвиняешь? С тихой лаской все их встреть. Если речь понять желаешь, Слово каждое приметь. От природы все невинны, Все теснятся в речь гурьбой. Коротки они иль длинны, Все, как дети, пред тобой. Ты пойми, – они не грубы, Самых дерзких не брани. Лишь пройдя чрез наши губы, Иногда язвят они. Все звучали очень гордо В час рожденья своего. Из Тримурти стала морда, Ну так что же из того? И со мною то бывало, Что, сложившись невзначай, Так пленительно звучала Кличка: милый негодяй.

«День окутался туманом…»

День окутался туманом Ржаво-серым и хмельным. Петербург с его обманом Весь растаял, словно дым. Город, выросший в пустыне, Прихоть дикого Петра, От которого поныне Всё не вижу я добра, Погрузится ли он в воду, Новым племенем забыт, Иль желанную свободу Всем народам возвестит? День грядущий нам неведом, День минувший нам постыл, И живём мы сонным бредом Дотлевающих могил. Это тленье, или ропот Набегающей волны, Или вновь возникший опыт Пробудившейся страны, Что решит твой жребий тёмный, Или славный, может быть? Что придётся внукам вспомнить, Что придётся позабыть?

«Мала ворона…»

Мала ворона, Да рот широк. Живёт Матрёна, – Ну язычок! Кого подцепит, Никто не рад. Словечко влепит, Все повторят. Из подворотни Таскает сор. Сплетает сплетни, Разносит вздор.