Том 3. Восхождения. Змеиные очи - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 38

38

«Два солнца горят в небесах…»

Два солнца горят в небесах, Посменно возносятся лики Благого и злого владыки, То радость ликует, то страх. Дракон сожигающий, дикий, И Гелиос, светом великий, – Два солнца в моих небесах. Внимайте зловещему крику, – Верховный идёт судия. Венчайте благого владыку, Сражайтесь с драконом, друзья.

«Печальный ангел земле принёс…»

Печальный ангел земле принёс И розы крови, и жемчуг слёз. Печальный ангел, зловещий взгляд! Ты здесь не медли, – вот твой наряд. Надень из злого земного ткань Ты сам, – а нам сердец не рань. Из роз кровавых надень венок, – С тобой, не с нами разящий рок. И жемчуг в бармы свяжи, сплети, И в Божье небо лети, лети.

«Кто на воле? Кто в плену?..»

Кто на воле? Кто в плену? Кто своей судьбою правит? Кто чужую волю славит, Цепь куя звено к звену? Кто рабы и кто владыки? Кто наёмник? Кто творец? Покажите, наконец, Сняв личины, ваши лики. Но, как прежде, всё темно. В душных весях и в пустыне Мы немотствуем и ныне, Цепь куя к звену звено. Нет великого Владыки. Празден трон, и нем дворец. Опечаленный творец Дал личины, отнял лики.

«Зелёный изумруд в твоём бездонном взоре…»

Зелёный изумруд в твоём бездонном взоре,     Что зеленело на просторе,     Замкнулось в тесный круг.  Мерцает взор зелёный, изумрудный, –     Мне кажется, что феей чудной     Прокинешься ты вдруг.  Уже не дева ты, – Зелёная царица,     И смех твой – звон ручья, И взор зелёный твой – лукавая зарница,       Но ты – опять моя.  И как бы ты в траве ни затаилась,     И чем бы ты ни притворилась,       Сверкая и звеня, –  Везде найду тебя, везде тебя открою,     Зеленоглазая! Ты всё со мною,       Ты вечно для меня.

«Я к ней пришел издалека…»

Я к ней пришел издалека.   Окрест, в полях, прохлада. И будет смерть моя легка   И слаще яда. Я взоры тёмные склонил.   В траву роса упала. Ещё дышу. Так мало сил.   Так жизни мало. Туман восходит, – и она   Идёт, так тихо, в поле. Поёт, – мне песнь её слышна, –   Поёт о воле. Пришёл. Она ко мне близка.   В её очах отрада. И смерть в руке её легка   И слаще яда.

«Зачем жемчуг-роса в траве?..»

   Зачем жемчуг-роса в траве? Зачем янтарь-луна ясна, бледна? Из леса фея вышла. Не одна.    Но сколько их? Одна иль две? Ночной ли рой прозрачнокрылых фей    Свивает мглу в волшебный круг, И синих сколько в нём зарниц-очей?    И кто бы смел считать подруг?    Им счёта нет, – одна иль сто, –    И блещет свет, и плещет смех. Но кто со мной в долине той? Никто Дневной ночных не ведает утех.

«Белый мой цветок, таинственно-прекрасный…»

Белый мой цветок, таинственно-прекрасный, Из моей земли, из чёрной ты возник, На меня глядишь ты, нежный и безгласный, И понятен мне безмолвный твой язык. Ты возник из тьмы, моей мечте навстречу, Ты зовёшь туда, откуда вышел ты, – Я твоим вещаньям не противоречу, К твоему дыханью наклонив мечты.

«День сгорал, недужно бледный…»

День сгорал, недужно бледный   И безумно чуждый мне. Я томился и метался   В безнадёжной тишине. Я не знал иного счастья, –   Стать недвижным, лечь в гробу. За метанья жизни пленной   Клял я злобную судьбу. Жизнь меня дразнила тупо,   Возвещая тайну зла: Вся она, в гореньи трупа,   Мной замышлена была. Это я из бездны мрачной   Вихри знойные воззвал, И себя цепями жизни   Для чего-то оковал. И среди немых раздолий,   Где царил седой Хаос, Это Я своею волей   Жизнь к сознанию вознёс.

«Благословляю сладкий яд…»

Благословляю сладкий яд В моей росе благоуханной. Чаруя утомлённый взгляд Мечтой о родине желанной, Цветок, струящий сладкий яд, Обвеян дрёмою туманной, И если яд разлит в росе, В его слезе благоуханной, И утешение в красе Безумной и внезапно странной, Благословен в его росе По воле сладостно избранный. В его отравленной росе Благословляю жребий вольный. К его таинственной красе, Безумно злой и безглагольной, Я устремляю думы все В моей задумчивости дольной. И тихо наклоняюсь я, Грустя в задумчивости дольной, К последним склонам бытия, К пределам жизни своевольной. Вот, жизнь безумная моя, Сладчайший яд для смерти вольной.