Том 3. Восхождения. Змеиные очи - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 9

9

«Что мы служим молебны…»

  Что мы служим молебны, И пред Господом ладан кадим!   Всё равно непотребны, Позабытые Богом своим.   В миротканной порфире, Осенённый покровами сил,   Позабыл он о мире, И от творческих дел опочил.   И нетленною мечтою Мировая душа занята,   Не земною, иною, – А земная пустыня – пуста.

Пилигрим

В одежде пыльной пилигрима, Обет свершая, он идёт, Босой, больной, неутомимо, То шаг назад, то два вперёд, – И, чередуясь мерно, дали Встают всё новые пред ним, Неистощимы, как печали, – И всё далек Ерусалим… В путях томительной печали, Стремится вечно род людской В недосягаемые дали, К какой-то цели роковой. И создаёт неутомимо Судьба преграды перед ним, И всё далек от пилигрима Его святой Ерусалим.

Лихо

Кто это возле меня засмеялся так тихо? Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо! Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели, Лихо стояло и возле крестильной купели, Лихо за мною идёт неотступною тенью,   Лихо уложит меня и в могилу. Лихо ужасное, враг и любви, и забвенью,   Кто тебе дал эту силу? Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо: «Я – бесталанное, всеми гонимое Лихо! В чьём бы дому для себя уголок не нашло я, Всяк меня гонит, не зная минуты покоя. Только тебе побороться со мной недосужно, –   Странно мечтая, стремишься ты к мукам. Вот почему я с твоею душою так дружно,   Как отголосок со звуком».

«Я тёмным иду переулком…»

Я тёмным иду переулком, Где в воздухе пыльном и гулком   Тревога, И чужд я больной укоризне, – Теперь мне осталось от жизни   Немного. Не знать и не ждать перемены, Смотреть на докучные стены   Досадно, Мечтать же о дне неслучайном, Навеки запретном и тайном,   Отрадно. Да, он никогда не настанет, – И кто моё сердце обманет   Гаданьем! Не мне утешаться и верить, И тёмные пропасти мерить   Желаньем.

«В предутренних потьмах я видел злые сны…»

В предутренних потьмах я видел злые сны.   Они меня до срока истомили. Тоска, томленье, страх в работу вплетены,   В сиянье дня – седые космы пыли. Предутренние сны, безумной ночи сны, –   На целый день меня вы отравили. Есть белый нежный цвет, – далёк он и высок,   Святая тень, туманно-голубая. Но мой больной привет начертан на песок,   И тусклый день, так медленно ступая, Метёт сухой песок, медлительно-жесток.   О жизнь моя, безжалостно-скупая! Предутреннего сна больная тишина,   Немая грусть в сияньи Змия. Святые ль наизусть твердишь ты имена,   Ты, мудрая жена седого Вия, Предутреннего сна больная тишина,   Но где ж твои соперницы нагие? Иль тусклой пеленой закроется закат,   И кто за ним, то будет Тайной снова, И, мёртвой тишиной мучительно объят,   Сойду к Иным без творческого Слова? Мучительный закат, безжалостный закат,   Последний яд, усмешка Духа Злого.

«Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?..»

Воля к жизни, воля к счастью, где же ты? Иль навеки претворилась ты в мечты, И в мечтах неясных, в тихом полусне, Лишь о невозможном возвещаешь мне? Путь один лишь знаю, – долог он и крут, – Здесь цветы печали бледные цветут, Умирает без ответа чей-то крик. За туманом солнце скрыто, – тусклый лик. Утомленьем и могилой дышит путь, – Воля к смерти убеждает отдохнуть, И от жизни обещает уберечь. Холодна и однозвучна злая речь, Но с отрадой и с надеждой внемлю ей В тишине, в томленьи неподвижных дней.

«Я спал от печали…»

Я спал от печали Тягостным сном. Чайки кричали Над моим окном. Заря возопила: «Встречай со мной царя. Я небеса разбудила, Разбудила, горя». И ветер, пылая Вечной тоской, Звал меня, пролетая Над моею рекой. Но в тяжёлой печали Я безрадостно спал. О, весёлые дали, Я вас не видал!

«Не отражаясь в зеркалах…»

Не отражаясь в зеркалах, Я проходил по шумным залам. Мой враг, с угрюмостью в очах, Стоял за белым пьедесталом. Пред кем бы я ни предстоял С моей двусмысленной ужимкой, Никто меня не замечал Под серой шапкой-невидимкой. И только он мой каждый шаг Следил в неукротимом гневе, Мой вечный, мой жестокий враг, Склонившись к изваянной деве. Среди прелестных стройных ног, Раздвинув белоснежный камень, Торчал его лохматый рог, И взор пылал, как адский пламень.