Периферийная империя: циклы русской истории - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 53

53

Получалось так, что казаки начинали служить тому самому государству, от которого они бежали. Сотрудничество это, однако, было непостоянным, а отношения с властью – нестабильными. Время от времени правительство предпринимало меры для того, чтобы укрепить контроль над казаками, что вызывало, естественно, сопротивление последних. В периоды ослабления центральной власти казаки могли фактически не считаться с правительством и его воеводами, следуя лишь распоряжениям своих атаманов и «казачьих кругов», своеобразных «представительных органов» военной демократии, складывавшейся на окраинах России. Коллективное землевладение, не допускавшее слишком большого имущественного расслоения в рядах казачества, позволяло поддерживать эту разновидность самоуправления в течение длительного исторического периода. Казачьи отряды были своеобразными самоуправляющимися общинами, всячески оберегавшими свою самостоятельность. Казаки также играли ключевую роль во всех крупных антиправительственных восстаниях, потрясавших Россию с XVI по XVIII век. Вожди народных восстаний – Болотников, Разин, Пугачев – либо сами были казаками, либо опирались на их поддержку, хотя основную массу восставших, как правило, составляли крепостные крестьяне. Многочисленные самозванцы, претендовавшие на русский трон в XVII и во второй половине XVIII века, также обращались к казакам за помощью.

«Особенно стойко поддерживали казаки самозванцев, выступавших под именем царевича (затем царя) Дмитрия Ивановича, в победе которого они видели гарантии почетного положения казачества в русском обществе, – отмечает современный историк, подводя итоги политическому кризису, охватившему русское общество в начале XVII века. – Стремление казачества добиться воцарения в Москве своего претендента было использовано в 1613 году романовской «партией». «Вольные» казаки явились одной из главных сил, способствовавших избранию на Земском Соборе Михаила Романова, которого они противопоставляли «боярским» кандидатам на русский престол» [327].

Тем не менее, при всем демократизме своей военной организации, казачество вовсе не было носителем передовых общественных отношений. Меньше всего казачьи хозяйства были похожи на буржуазные или семейно-фермерские. Напротив, бежав из центральных областей страны на окраины, казаки стремились восстановить на новом месте старые патриархальные порядки, подорванные правительственной политикой. По словам историков, «вольное» казачество Дона, Яика и Терека начала XVII века по «своему социальному развитию было много архаичнее общественного устройства Русского государства того же времени» [328].

В конечном счете, благодаря долгой борьбе казачество добилось свободы и привилегий для себя, но свобода эта пришла в форме средневековых сословных вольностей, а потому неудивительно, что к середине XIX века окрепшее казачество из периодически бунтующей и политически ненадежной массы превратилось в консервативную силу, помогающую режиму удерживать в рабстве остальные сословия и социальные группы. Если протестантские колонисты первоначально были более или менее лояльными подданными короны и лишь позднее превратились в бунтовщиков, то русское казачество проделало обратную эволюцию. Уже в XVII веке казаки периодически грабили крестьян, облагая их всевозможными поборами. К началу XX века казачьи части стали главной силой, на которую (в отличие от ненадежной регулярной армии) правительство могло твердо рассчитывать при подавлении любых городских и сельских бунтов, стачек и восстаний.

БОРЬБА С ПОЛЬШЕЙ

Если сибирская колонизация расширила границы России на восток, то войны с Польшей не просто укрепили ее позиции на западе. Присоединив Украину, Московское государство захватило важнейший в Европе источник зерна.

Как уже неоднократно говорилось, хлеб становится важным товаром не только на мировом, но и на внутреннем рынке. А это означает, с одной стороны, активное освоение всех еще пустующих земель на юге, а с другой – обострение борьбы за эту землю между польской аристократией и украинским казачеством. Еще на рубеже XVI и XVII веков казаки активно участвовали в походах Речи Посполитой против Московии, но в середине XVII столетия положение дел резко меняется. Противостояние между польским помещиком и казачеством обостряется на Украине прямо пропорционально развитию зернового рынка. Эта борьба, в конечном счете, подорвала польское государство в том виде, в каком оно сложилось к концу Средневековья.

Борьба между казачеством и польской аристократией, как отмечает Покровский, была национально-религиозным противоборством по форме, но по сути являлась социально-аграрным конфликтом. Именно поэтому восстание Богдана Хмельницкого сразу приобрело массовый размах. Украинский историк Олесь Бузина подчеркивает, что ни в одном документе эпохи Хмельницкого «мы не находим требований независимости Украины» [329] [Книга Бузины, разумеется, не может быть отнесена к разряду серьезных исторических исследований, но она является одним из редких примеров систематического разоблачения мифов, созданных как украинскими, так и русскими националистами].

С другой стороны, по мере того, как развивается зерновая торговля, обостряется и русско-польское противостояние. На сей раз борьба ведется не на берегах Балтики, а в степях Украины и заканчивается победой России. Украинское казачество, возглавляемое Богданом Хмельницким, видело в Москве скорее тактического союзника, от которого предстояло отделаться, как только будет решен вопрос с поляками, но Россия оказалась гораздо более сильным государством, чем могло показаться со стороны. Тактическое соглашение с московским царем обернулось присоединением Украины к России на несколько столетий.

Парадоксальное положение Российской империи в полной мере проявилось уже в XVII веке: с одной стороны – типичная периферийная страна, а с другой – великая европейская держава. Этот парадокс предопределил бесконечные противоречия политики, величественные взлеты и болезненные падения, империалистические амбиции и управленческую беспомощность, формирование мощной армии и неспособность преодолеть хроническую слабость экономики.

Та Россия, над судьбами которой ломали себе голову историки и философы, страна бескрайних просторов и постоянно нереализованных возможностей, противостоящая Западу и отчаянно стремящаяся приблизиться к нему, самодовольная и страдающая комплексом неполноценности, живущая под достоянным гнетом самодержавного режима, крепостническая, терпящая, но периодически взрывающая «бессмысленным и беспощадным» бунтом, эта Россия родилась именно в XVII веке. Завоевание Сибири резко изменило географию страны, крепостничество и самодержавие стали основой социального и политического порядка. Не татарское нашествие XIII века, а именно кризис XVII века и последовавшие за ним преобразования, завершившиеся модернизацией Петра I, сделали Российское государство неизбежно авторитарным.

ДОМОРОЩЕННАЯ БУРЖУАЗИЯ

Складывавшийся в Москве режим нуждался в идеологическом оформлении. И именно здесь он столкнулся с неожиданными проблемами, чуть было не обрушившими все здание нового общественно-государственного устройства.

Идеология в Москве XVII века – это религия, точно так же, как религия – это идеологическая и моральная опора государства. Однако сама по себе церковная организация Московского царства в XVII веке была исключительно нестабильна. Не была она и полностью изолирована от внешнего мира. Показательно, что в то самое время, когда на Западе официальная церковь переживает потрясения и разворачивается борьба между протестантизмом и католицизмом, в России сначала возникают многочисленные «ереси», а затем начинается церковная реформа.

Как и на Западе, лозунгом церковной реформы был «возврат к древнему благочестию», но на деле это была попытка приспособить церковь и идеологию к условиям нового времени.