Горячий лед - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 29

— Знаешь, чтобы так травануться тортиком, тот должен быть, как минимум, стрихнином начинен.

— А, как максимум, цианистым калием?

— Нет, дорогой мой, — усмехнулся Козырев. — С цианистого калия он бы так не мучился, летал бы себе уже преспокойненько над вершинами деревьев и с высоты птичьего полета взирал на этот бренный несовершенный мир.

— Вот за что не люблю вас, медиков, так это за нездоровый цинизм, — улыбнулся Гордеев.

— Это как раз цинизм очень здоровый, а нездоровый я и сам не очень-то люблю, — почти серьезно ответил Сергей.

Когда друзья напились чаю и обсуждали новости, произошедшие в жизни друг друга, в кабинет Козырева постучали.

— Сергей Александрович, вот результаты анализов из лаборатории прислали.

— Спасибо, Катюш. Сейчас посмотрим. — Козырев принял из рук медсестры какую-то бумажку и начал внимательно ее изучать.

— Вот так-так, — многозначительно протянул он спустя какое-то время.

— Что там такое? — заинтересовался Гордеев.

— Да вот. Интересные вещи тут написаны.

— Да какие такие вещи? Говори уже, не тяни интригу, — нетерпеливо вопрошал Юрий.

— Знаешь, что в желудке у твоего клиента обнаружили?

— Да что же?! — вскричал Гордеев.

— В желудочном соке пациента обнаружили следы вещества под названием гиосциамин, а эта дрянь ни в одном тортике находиться не может. И в тесто для улучшения вкусовых качеств продукта его не добавляют, это я тебе авторитетно заявляю.

— И что же это за хренотень такая?

— А это, друг мой, яд.

— О как! — вскинулся Гордеев. — И что это значит?

— А значит это, господин адвокат, что клиента вашего хотели отравить, — заключил Козырев.

— Ну дела! — присвистнул Юрий. — А где этот вой гиосциамин можно сыскать?

— Да его в чистом виде достать практически невозможно. Во всяком случае, простому обывателю, не имеющему никакого отношения к медицинским исследованиям, раздобыть не удастся. В аптеках его точно не продают.

— Ну а не в чистом? — продолжал пытать врача Гордеев.

— Не в чистом? — задумался Сергей. — В нашей полосе? Ну, например, в мухоморах этот гиосциамин содержится. Но опять же, обычный человек извлечь его из мухоморов в домашних условиях не сможет. А значит, чтобы человека этой гадостью незаметно прикончить, мухоморы эти самые нужно не один день в манную кашу подмешивать. Другими словами — травить нужно долго и целенаправленно.

— Вот как. Выходит, господина Соболева кто-то долго и целенаправленно травил? Мухоморами? — повторил за другом Юрий.

— Выходит, так, — подтвердил Козырев.

Из больницы Гордеев вышел в лихорадочном возбуждении. Уже несколько минут он терзал мобильный телефон, но ему так и не удавалось дозвониться до Лены, постоянно было занято. Наконец Бирюкова ответила.

— Лена! Что я тебе сейчас скажу! — прокричал Юрий в трубку.

— Ты чего орешь так? Что случилось? Откуда ты звонишь?

— Я звоню из больницы. Подробности письмом. Ты выслушай главное: Соболева хотели отравить.

— Что ты несешь такое? Кто хотел отравить? Почему хотел отравить? — Лена не на шутку взволновалась.

— Это все нам с тобой и предстоит выяснить. Но дельце-то принимает неожиданный оборот, чувствуешь?

— Не могу не согласиться. Что будем делать?

— Не знаю, Лена, пока не знаю. Может, обыск в квартире Соболевых учинить? Можешь подсобить?

— Ну, могу, наверное, но зачем?

— Не знаю пока, Лена, — повторился Гордеев. — Но необходимо устроить совет в Филях.

— Давай, я жду.

— Еду, — ответил Юрий и почти бегом бросился к машине.

15

Гордеев проснулся утром следующего дня около девяти часов. Ему хотелось еще поваляться в кровати, досмотреть великолепный сон. Но солнце нещадно лезло в окно, будило Гордеева.

Он поднялся и сонной походкой побрел в ванную. Душ значительно приободрил его. Затем был чай с мятой и жареными хлебцами, великолепная утренняя сигарета. Вообще-то Гордеев курил не часто. Но ему всегда были памятны слова его отца:

— Знаешь, что самое прекрасное? Для успокоения души… Это когда ты встаешь ранним утром, особенно летом. Солнце само еще только начинает просыпаться, и на улице стоит легкая прозрачная дымка, такое сиреневое марево, освещаемое только-только набирающими силу лучами солнца… Ты знаешь, что тебе предстоит идти на работу, что тебя ожидает, хоть и солнечный и прекрасный, но все же трудненький денек… И вот ты берешь сигарету и, глядя на всю эту красоту за окном, сладко затягиваешься… Первая утренняя сигарета — это просто сказочно!

С тех пор и Гордеев старался придерживаться той же традиции, что и его отец. Если у него с утра было достаточно хорошее настроение, и утро предвещало хороший денек, он закуривал сигарету и старался получить от нее максимум удовольствия… Для успокоения души…

Так и сегодня, покурив в окошко, Гордеев припомнил свой сон и подумал: «А почему бы мне не позвонить секретарше Динаре? В конце концов, она сама просила».

Он обшарил все карманы всех своих брюк и рубашек и наконец обнаружил заветную бумажку с телефоном.

«Ага, дала номер сотового. Не имеет ли это какого-нибудь особого значения? Намек… Ну, домашний не дала, естественно, там этот полоумный Рашид, никому с ним проблемы не нужны, ни мне, ни ей. Но она вполне могла бы дать мне свой рабочий номер телефона. А она дала сотовый. Значит, намекала на неофициальный разговор… А там… Мало ли что там! Как пойдет…»

И он твердой рукой набрал ее номер телефона.

— Да, я слушаю, — раздался томный голос в трубке.

— Добрый день. Это Динара? — спросил он.

— Да.

— Здравствуйте, Динара. Это вас беспокоит Гордеев… Юрий… Помните? Я адвокат Соболева…

— А, здравствуйте, здравствуйте. Да, конечно, я вас узнала, Юрий Петрович.

— Как поживаете? — вдруг спросил Гордеев.

— Поживаю? Да, собственно, ничего… хорошо поживаю. А вы как поживаете?

— Тоже хорошо, спасибо.

Гордеев никак не мог взять в толк, что же еще сказать красавице. Ведь про Соболева-то она уже все знала. Но Динара сама спросила:

— Вы были у Михаила Васильевича? Не знаете, как он там?

— Врачи говорят, что все будет хорошо. Вы простите меня, Динара, что я вам раньше так и не позвонил. Но совершенно не было времени, вы меня понимаете…

— Да, конечно, я все прекрасно понимаю. Но ведь с него так и не снято обвинение?

— Нет, к сожалению, нет. Мне удалось только изменить меру пресечения…

— Скажите, он скоро поправится? Что говорят врачи?

— Я думаю, что заботливый медицинский уход в скором времени поставит его на ноги. Но у меня к вам одна просьба, — неожиданно в голову Гордеева пришла мысль, под каким предлогом можно встретиться с этой красоткой. — Понимаете, в тюрьме Михаил Васильевич чувствовал себя очень хорошо. Странно, что на свободе его опять посетили прежние боли. Врачи рассказали об одном занимательном факте… Я хотел бы побеседовать с вами о том дне, когда он вышел на работу и когда его отвезли в больницу…

— Да, конечно. Я отвечу на все вопросы, расскажу все, что знаю…

— Вот и замечательно. Только вы, видимо, сами понимаете, что по телефону такие вопросы не решаются. Давайте встретимся с вами где-нибудь… Вы не против?

В трубке воцарилось тягостное молчание. Видно, Динара была в некотором замешательстве. Потом в трубке послышалось:

— Ну, хорошо… Вы не можете приехать к нам на работу?

— Нет… — Гордеев замялся. — Понимаете, я еще сам не знаю, какие у меня планы… Все настолько загружено… Если я смогу… Давайте лучше я заеду за вами, и мы с вами…

— Нет. Вот только заезжать за мной не надо, — отрезала Динара. — Давайте лучше тогда уж сразу договоримся, где встретиться.

Гордееву совсем не понравился тон, с каким она сказала последнюю фразу. «Можно подумать, что ей встречу назначает какое-то чудовище, а она, ну, вот только из высшего чувства долга идет на такую жертву и соглашается встретиться со мной!»