Запоздалый приговор - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 58

— Ха! — Ольга наполнила рюмку. — Хе-хе…

Она все же прошла на кухню найти какую-нибудь закуску. Не хотелось отключиться до прихода мужа. С ним предстоял весьма увлекательный разговор. Она уже позвонила ему из такси и все выложила, сказала, что эта маленькая шлюшка вернулась с того света, точнее, из Швейцарии, чтобы всех их уничтожить и… и… что же еще она сказала?

Или плюнуть и поехать в казино? Пожалуй, так она и сделает. Она глянула на себя в зеркало. Даже такая, нетрезвая, в светлом брючном костюме, она все еще была очень хороша, она знала это про себя. И… и… давно она не ездила в «Амбассадор», черт возьми!

12

Пока Роман колдовал над отбивными, салатами и другими закусками, Светлана и Римма просматривали в зале семейный альбом. Мальчишки, Артур и Алекум (одного назвали в честь отца Романа, а второго — в честь его старшего брата), играли у себя в спальне, собирая железную дорогу, подаренную Риммой. Квартира у Светланы с Ромой была трехкомнатная, они купили ее всего два года назад, и Светка была безмерно рада такому шикарному, в ее понимании, расширению площади. До этого приходилось обходиться съемными одно- и двухкомнатными.

— Дамы, кушать подано! — Роман торжественно внес исходящее паром и запахами блюдо, установил его в центре покрытого нарядной скатертью разборного стола.

— Тебе помочь? — Светлана, проявив инициативу, метнулась на кухню.

Когда они наболтались обо всем на свете, Роман спросил:

— Когда тебя ждать в следующий раз?

Римма пожала плечами. Она улетала через два дня.

— Планируем всей семьей приехать следующим летом. Но впереди целый год. Я обязательно сообщу заранее.

— Ну конечно… — протянул Роман. — Ты теперь у нас дама заграничная, куда нам, бедным трудягам!

— Да брось ты, Рома, мне что, расписку написать?

— Было бы неплохо! — вставила Светка и хихикнула. Совсем как раньше.

— У вас теперь есть мои координаты. Не потеряемся, — пообещала Римма.

— Будем надеяться. — Светлана подняла бокал, в котором рубиновым цветом искрилось вино. — За скорую встречу за этим столом! — И уже тише, подмигнув подруге, добавила: — Ужасно хочется с твоим Клаусом познакомиться.

Роман послал ей сосредоточенный взгляд, и Светка тут же поджала губки.

— Я, может, хочу взять квалифицированную медицинскую консультацию! А ты сразу о чем подумал?

— О твоем языке, — беззлобно ответил Рома.

Светка развела руками.

— Уж какой есть!

Рома включил телевизор и сразу «огокнул», хлопнув себя ладонью по колену.

— Проучили депутата по самые помидоры! — Лицо его озарила довольная улыбка. — Нет, девчонки, вы только посмотрите…

Римма слушала, смотрела… и ничему, собственно, не удивлялась. Все происходило так, как и должно было происходить. Диктор сообщил, что сегодня в столичной прессе появились компрометирующие снимки и другой материал на госдумовского «патриарха» и лидера одной из ведущих фракций. Экран высветил материалы из утренней газеты.

«Дальнейшие перспективы карьеры уважаемого депутата кажутся туманными. Можно только представить, как оживится оппозиция, с которой господин Шерстяк вел бесконечные дебаты и, можно сказать, настоящую войну по любым вопросам, порой совершенно несущественным. Возможно даже, что на некоторое время в среде народных избранников наступит перемирие…»

А дальше… дальше пространные комментарии по этому поводу давал его соратник по фракции Виктор Анатольевич Реутов. Он говорил, что все еще надо проверить, что возможен монтаж и фальсификация, и вообще он не готов судить своего коллегу. Вместе с тем он вовсе не торопился уйти от журналистов… Римма молча смотрела него. То, что он любит говорить, она знала от Юрки Шаповалова. Народный депутат Виктор Анатольевич Реутов часто вещал с трибуны о всяких важных вещах и, выражаясь словами Шопика, говорил «ни о чем». В этом он стал походить на Шерстяка. А может, уже и не только в этом? Римма вглядывалась в лицо человека, которого когда-то любила, и поражалась произошедшим с ним переменам. Серые глаза уже не искрились, не источали тепло, а потухли и, она бы сказала, выцвели. Вокруг них появились преждевременные морщины, которые обозначались и на лбу, и в уголках рта. Виски тронула седина. И все лицо как-то осунулось, потеряло прежний здоровый цвет, точно из него высосали жизнь. Это был уже не прежний Виктор, уверенный в себе и заражающий окружающих своей энергией, а смертельно уставший от жизни человек, который лишь отстраненно наблюдал за всем, что происходило вокруг него…

— А с ним ты виделась? — осторожно спросила Светка.

— Еще нет. И, честно сказать, большого желания не испытываю.

— И правильно! — одобрил Роман, подливая подругам вина, а себе коньяка. — На фиг он тебе теперь нужен, засранец! Только душу растравишь.

— Не думаю, — задумчиво проговорила Римма, рассматривая нежно-красные подушечки собственных пальцев, проступавшие с обратной стороны наполненного бокала. — Не думаю…

Много, очень много произошло за прошедшие годы. Да и сами эти годы — немалый срок. Она уже давно не была той наивной девочкой из провинции, которая до умопомрачения влюбилась в «своего принца». Влюбилась в первый раз, думая, что это на всю жизнь. А все обернулось совсем не так, как она себе представляла. Но оказалось, что ни делается, все к лучшему.

Римма, пробыв в Москве эти несколько дней, с удивлением обнаружила, что желание посмотреть Виктору в глаза, поговорить с ним в последний (а она была уверена, что так оно и будет) раз пропало как-то само собой… В самом деле, зачем? Посмотреть в глаза? Услышать из его уст сбивчивые и лживые (а она была уверена, что именно такими они и будут) объяснения? Все, что она наметила, она сделает и так… И сделала.

Странно, но сейчас никакого чувства удовлетворения и уж тем более радости Римма не испытывала, наоборот, ощущала опустошенность и даже разбитость. Но, с другой стороны, она ведь сама хотела чего-то подобного. Она вымучила улыбку и подняла бокал:

— Давайте за то, чтобы в стране было поменьше таких вот…

— Засранцев! — охотно подсказал Рома.

— Вот именно.

Реутов нашел Алексея Романовича в его кабинете надане, с красным оплывшим лицом, на котором едва проступали под тяжелыми мешками век мутные, дикие глаза.

— Ты это видел? — раздраженно потряс он в воздухе свернутой трубочкой газетой.

— А-а! — вяло протянул Шерстяк и махнул рукой. — Видел уже…

Виктор заметил на столе перед воинствующим народным избранником развернутый номер точно такой же газеты. Он швырнул свою Шерстяку под нос.

— И что теперь, позволь узнать, собираешься делать?

Шерстяк уставился на него щелочками похмельных глаз, как будто только что обнаружил в своем кабинете, заулыбался во весь рот, указал пальцем на свободное кресло.

— Ви-тя! Садись, Витя!

— Спасибо. Но ты не ответил на мой вопрос.

— А? Что?

— Что с этим вот, — Виктор ткнул пальцем в фотографию на первой полосе газеты, где хозяин кабинета красноречиво «соединился» с салатом в компании полуобнаженной нимфетки, — собираешься делать, Алексей Романович? А?

— А ну их всех на… — Шерстяк отмахнулся от воображаемых «их». — Давай лучше выпьем, Витя!

— Ты уже свое выпил, сполна! Ты хоть понимаешь, что ты не только себя подставил?! — Виктор распалялся все больше. — Ты всех нас подставил!

— У-у-у! — зарычал Шерстяк и громыхнул кулаком по столу. — Мы им еще покажем, где раки зимуют! И где земля сибирская!

— Какие тут раки? Какая, к черту, земля? Алексей Романович, ты хоть предполагаешь, кто это мог сделать? — Виктор опять ткнул пальцем в газету.

— Бог предполагает, а человек… — Шерстяк запнулся, наморщил, копаясь в основательно подсевшей памяти, лоб. — А что делает человек, Витя?

— Кто мог сделать эти снимки? — настойчиво, уже не повышая голоса, повторил тот.

Первый раз он говорил со своим патроном и соратником в таких тонах. Первый раз почувствовал жгучее желание прибить его здесь же, в его собственном кабинете, на даче, похожей на дворец шейха.