Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 64

Верно бабка Мирона говорила — не суди яблоко по красному боку, не попробовав.

— Пытали мы его. — Холодно сказал тем временем Рогор. — Уж извини, госпожа Триша, но мы, норвины, не как вы, тутеши. Саможорихой не балуемся. Мы, как наши прадеды, ножом прорезаем путь для правды наружу — из слабого тела с подлой душой.

Арания, стоявшая рядом, чуть шагнула вперед. Сказала чужим голосом:

— Слышь, Тришка, нету у нас времени на всякую болтовню. Нам ещё во дворец возвращаться. Пытали, не пытали. он убивец, что ж ему теперь, сказки рассказывать? А ты, господин вареский посол, изволь отвечать. Ты убил мою мать, Морислану Кэмеш-Бури, в девицах Ирдраар?

Пленник молчал, испугано тараща глаза на Аранию. Сокуг рядом с ним шевельнулся, вареский посланник взвизгнул:

— Я! Я её убил, признаю, все признаю, пресветлая госпожа.

— Под пыткой и не в таком признаются. — Хмуро бросила я.

Не нравилось мне все увиденное. Госпожа сестрица глянула через плечо в мою сторону, сдвинула брови на переносице. Спросила голосом, который вдруг истончился:

— Зачем же ты её убил, потрох смердячий?

Лютек Калесци со свистом втянул воздух и закашлялся. Рогор заявил напористо:

— У таких, как он, всегда есть повод кого-то убить. А долг детей — отомстить тем, кто оборвал нить жизни их родителей.

— Госпожа! — Вдруг взвизгнул Лютек. — Я не убивал! Пытали.

Сокуг двинул рукой, вареский посол осекся, тоненько завыл. Рогор сказал угрюмо:

— Снова врешь? Со мной по-другому пел.

Рука Сокуга все ещё лежала на культе Лютека. Тот слабо вскрикнул:

— Твоя правда, господин, лгу я! Сам я сгубил ту Морислану, по злоумышлению моему..

Арания отступила ко мне, я приобняла её за плечи.

Меня и то трясло, хоть я, помогая Мироне, навидалась всякого. И всяких — болящих, кричащих, порванных, израненных… Бывало, хаживала по локти в крови. А Арания к такому не привычна. Взялась играть в норвинские игры, да оказалась слаба. Её не просто трясло — у неё аж жилы на шее вздулись, лицо потемнело от нехорошего румянца.

Мала все-таки Арания для такого. Додавит её Рогор до того, что она выплатит ему легед — а ведь норвины ради бельчей невиновного сгубят, по всему видать. Ах вы, щуровы дети…

Гляди за ней, сказала Морислана в тот последний день, когда ещё говорила. Убереги. Как не крутись, а придется мне старшей быть.

Я потрепала Аранию по голове, шагнула вперед, отодвигая себе за спину — пущай постоит в сторонке, успокоится. Рявкнула на Сокуга:

— А ну отойди! Отойди, кому говорю! Не замай мужика!

Тот глянул непонимающе.

— Ужо я на вас управу найду. До самого короля дойду, слышите?

— Срывая голос, пообещала я. — А мне и идти недалеко — чай, в кремле теперь живу, на один поверх повыше короля. Что, жадюги бесстыжие, одни бельчи в глазах мелькают? На все готовы, лишь бы легед содрать? Вы что тут вместо убивца нам подсовываете? Случайного прохожего?

Рука у Сокуга зачем-то легла на рукоять тесака.

— Ты это дело оставь. — Посоветовала я, стараясь, чтобы дрожь из коленок не пробралась в голос.

Даже улыбнуться попыталась, чтоб казаться поуверенней. Только губы не гнулись. Расхлюпалась бы, но уж коли взялась орать на мужиков, слабину давать нельзя. Так бабка Мирона говорила.

Поэтому я подбоченилась и сказала нагло:

— А ты за ножик, Сокуг, не хватайся, не пужай девок, мы пуганые. И запомни — бельчи все одно не с нами, так что нахрапом ты их не возьмешь. Меня с Аранией королевишна только на время отпустила. Коли до вечера не вернемся, жильцы нас искать кинуться. И в Олгарской слободке скажут, с кем мы в лес поехали. А уж через твоего дружка и на тебя выйдут.

Не больно я и врала, если вдуматься. Королевишна, конечно, ради нас и бровью не поведет. А вот Ерша точно искать будет. Не ради меня — ради тайн всяких.

Имя его, пусть и не высказанное, а лишь промелькнувшее в думках, придало мне сил. Смелей живется на свете, если знаешь, что тебя есть кому искать, случись что. Особливо, если это мужик. Да ещё при мече, не страдалец какой-нибудь.

Рогор кашлянул.

— Зачем так кричать, госпожа Триша? А про жильцов ты к чему? Мы тебе и госпоже Аранслейг не враги. А варесцу ты не верь — врет он, вину с себя отводит. Увидел молодых девиц, вот и хитрит. Все знают — девки народ жалостливый.

Я топнула ногой, перекосила лицо пострашней. Сокуг отвел взгляд, убрал руку с тесака.

— Скажи мне лучше вот что, Рогор. Ты этого человека подозревал с самого начала, ещё не зная про зерно для пирожного, так?

Почему?

— Долгая история, госпожа Триша. — Туманно ответил Рогор.

Я развернулась к нему с перекошенным лицом. Он поспешно сказал:

— А мы все равно никуда не торопимся. помнишь, госпожа Триша, ту бабу, которую ты лечила? Парафену? После того случая госпожа Морислана велела разузнать о приезжих. Один из тутешей, что в Неверовке служат, по её приказу это сделал. Как раз тогда в Балыково заезжал один купец. Одет он был по-вашему, по-тутешски, но говорил чудно, как сказала чернавка с постоялого двор. И товара, как это заведено у купцов, у него при себе не было. Ещё одно люди заметили — купец тот ни с кем не торговал, ни рядился. С ним были двое, прислужник и какая-то старуха. Причем уехали они из Балыкова как раз в тот день, когда Парафену нашли на опушке.

Он замолчал. В наступившей тишине Сокуг подтвердил:

— Да, это было так.

— Одна зацепка осталась. — Довольно заявил Рогор — Конюх на постоялом дворе запомнил клеймо на лошадях. Две поперечные черты в круге. Поэтому, когда отравили госпожу Морислану, я прошелся по торговцам лошадьми в Чистограде. Клеймо оказалось известное, купца Дудяши. Он лошадей продает, а потом, если что, принимает обратно. За меньшую денежку, конечно. Говорят, зарабатывает на этом даже больше, чем на прочей торговле. Хорошее дело. Кто не имеет своего коня с возом, тот у него берет, а потом.

— Что сказал Дудяша? — Оборвала я Рогора.

Норвин обиженно выдохнул. Провозгласил громко:

— Что как раз в те дни, в конце месяца черемшаня, он продал двух лошадей и легкую господскую повозку господину варескому послу. А потом принял все обратно. Ещё удивлялся — куда варесец на шесть дней уезжал? До Варесии только в один конец конному две седьмицы тащится. А своей родни в Положье у посла нет — тут варесцы не живут.

Я молча слушала. Рогор с гордостью продолжил:

— Я с самого начала все сообразил. У самой Парафены какие тайны? Значит, саможорихой её накормили из-за госпожи Морисланы. Вот у той тайны имелись, да будет она счастлива в чертогах луногрудой Трарин. А кому нужна смерть госпожи? Ответ один — тому, кто за её тайнами охотился. Потому я и сказал тебе когда-то, госпожа Триша, что Ерислана тут ни при чем. Она с госпожой Морисланой только из-за сына могла схлестнуться. Но чтоб подсылать кого-то к Парафене.

Больно уж просто все у Рогора выходило. Просто — и нескладно. Зачем убивать Морислану, если все тайны от Парафены уже вызнаны? А если не вызнаны — тогда тем более зачем?

— Потом я вышел на торговца сахарным зерном. — Радостно сказал норвин. — И дальше, через прислужника, снова вернулся к дому вареского посла. Так Ргъёру Хафсону улыбнулась удача. А вместе со мной и моему другу, Скъёгу. Потому что легед, который я получу от госпожи Аранслейг, мы поделим.

— Я поняла, Ргъёр Хафсон. — Сказала я, стараясь выговорить норвинское имя в точности так, как выговаривал его сам Рогор.

И шагнула к лавке с пленником.

— А ты что скажешь, гость заморский? Зачем ты ездил в Балыково?

Посол заскулил, ничего не говоря. Сокуг застыл рядом неподвижно, с недовольным лицом. Так что мне пришлось самой пригрозить сидевшему на скамье:

— Или говори, господин хороший, или мы уйдем, а ты останешься наедине с норвинами.

— Скъёг! — Нехотя бросил Рогор.

Норвин тут же ожил и занес руку над культей Лютека. Я поспешно сказала:

— Стой, Сокуг! А ты говори, ну! Не скажешь, так Сокуг тебе.