Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь - Страница 32

32

Дорогой читатель, ты, должно быть, уже догадался, что это был тот самый грубый, нешлифованный камень, который бросили когда-то у подножья хребта Цингэн в горах Великих вымыслов.

По этому поводу потомки в шутку сочинили такие стихи:

Про камень, брошенный Нюйва, —давно уже болтать привычно,Но к этой прошлой болтовнееще прибавился слушок —Как будто камень потерялобычное свое обличьеИ был таинственно укрытв зловонный кожаный мешок.Известно: рок неотвратим,и золото теряет пламень;О том вздохнем, что и нефритне излучает больше свет[123], —О, горы белые костей!О, блеск родов, забытых нами!Там где-то отрок среди нихс красавицей минувших лет!

На оборотной стороне камня была изложена история его перевоплощения — иероглифы, выгравированные известным вам буддийским монахом с коростой на голове. Камень вначале был крохотный — умещался во рту новорожденного, а иероглифы до того мелкие, что не прочтешь, как ни старайся. Постепенно камень увеличивался и достиг таких размеров, что даже пьяный мог бы прочесть надпись при свете лампы.

Я счел своим долгом все это объяснить, чтобы у читателя не возникло недоумения, какой же должен быть рот у младенца, едва вышедшего из материнского чрева, если в нем мог уместиться такой большой камень.

Осмотрев яшму со всех сторон, Баочай вновь повернула ее лицевой стороной кверху и прочла:

Да не будет потерь,да не будет забвенья,И да здравствует святость,слава, жизни горенье!

Прочитав надпись дважды, Баочай повернулась к Инъэр и сказала:

— Ты что глаза таращишь? Наливай чай.

— Строки, которые вы прочли, мне кажется, могут составить пару тем, что выгравированы на замочке вашего ожерелья, барышня, — хихикая, ответила Инъэр.

— Значит, на твоем ожерелье тоже есть надпись, сестра? — удивился Баоюй. — Хотелось бы взглянуть.

— Не слушай ее болтовни, — проговорила Баочай, — нет там никакой надписи.

— Дорогая сестра, зачем же тогда ты разглядывала мою яшму? — не унимался Баоюй.

Баочай ничего не оставалось, как признаться:

— Один человек выгравировал на моем ожерелье пожелание счастья. Иначе зачем бы я стала его носить? Ведь оно тяжелое!

С этими словами Баочай расстегнула халат и сняла с шеи сверкающее жемчужное ожерелье, отделанное золотом, с золотым замочком.

Баоюй повертел его в руке. На замочке с обеих сторон было выгравировано по четыре иероглифа, в соответствии со всеми правилами каллиграфии.

Баоюй дважды прочел надпись на ожерелье Баочай, затем — дважды на своей яшме и сказал:

— В самом деле получается парная надпись.

— Эти иероглифы выгравировал буддийский монах, — не вытерпев, вмешалась Инъэр. — Он сказал, что пожелание непременно должно быть выгравировано на золотом предмете.

Баочай вдруг рассердилась и, не дав Инъэр договорить, отправила ее за чаем, а затем снова повернулась к Баоюю.

Прижавшись плечом к плечу Баочай, Баоюй вдруг ощутил какой-то необыкновенный аромат, в носу приятно защекотало.

— Сестра, чем это ты надушилась?

— Терпеть не могу душиться, — ответила Баочай, — к тому же на мне хорошее платье, зачем же обливать его духами?

— Нет, ты скажи, чем это пахнет? — не унимался Баоюй.

— Ах да, совсем забыла! — воскликнула Баочай. — Еще утром я приняла пилюлю холодного аромата. Вот ею и пахнет.

— Пилюлю холодного аромата? — с улыбкой спросил Баоюй. — А что это такое? Дай мне одну попробовать, дорогая сестра!

— Не говори глупостей! — засмеялась Баочай. — Разве лекарство принимают без надобности?

В этот момент из-за двери послышался голос служанки:

— Пришла барышня Линь Дайюй.

В комнату вприпрыжку вошла Дайюй и с улыбкой сказала:

— Ай-я-я! Как я некстати!

Баоюй вскочил с места, предложил ей сесть.

— Некстати? — засмеялась Баочай. — Что ты хочешь этим сказать?

— Знай я, что он здесь, ни за что не пришла бы, — ответила Дайюй.

— Не понимаю, — промолвила Баочай.

— Не понимаешь? — воскликнула Дайюй. — Сейчас объясню. Так получается, что мы либо приходим вместе, либо вообще не приходим. Уж лучше бы тебя навещал кто-нибудь один, но каждый день, сегодня он, завтра я. А то день пусто, день густо. Что же тут непонятного, сестра?

Заметив на Дайюй накидку из темно-красного голландского сукна, Баоюй спросил:

— Разве пошел снег?

— Давно идет, — ответили стоявшие возле кана женщины.

— Захватили мой плащ? — спросил Баоюй.

— Хорош! — засмеялась Дайюй. — Не успела я появиться, как он тут же уходит!

— Разве я сказал, что собираюсь уходить? — возразил Баоюй. — Просто хотел узнать.

Кормилица Баоюя, мамка Ли, сказала:

— Снег так и валит, придется переждать здесь. Побудь с сестрицами! Госпожа для вас приготовила чай. За плащом я пошлю служанку, а слуг отпущу домой.

Баоюй кивнул.

— Идите, — приказала слугам мамка Ли.

Тетушка Сюэ между тем приготовила чай, велела подать изысканные яства и пригласила всех к столу.

За трапезой Баоюй принялся расхваливать гусиные лапки, которые третьего дня ел в восточном дворце Нинго у жены Цзя Чжэня. Тетушка Сюэ тоже угостила его гусиными лапками собственного приготовления.

— Еще бы вина, тогда было бы совсем хорошо! — воскликнул Баоюй.

Тетушка Сюэ распорядилась подать самого лучшего вина.

— Не нужно ему вина, госпожа, — запротестовала мамка Ли.

— Милая няня, всего один кубок, пожалуйста, — стал упрашивать ее Баоюй.

— Нельзя, — заупрямилась мамка. — Были бы здесь твоя бабушка или мать, тогда пей хоть целый кувшин! В прошлый раз я недосмотрела и кто-то дал тебе выпить глоток вина, так меня, несчастную, потом два дня ругали! Вы что, госпожа, его не знаете? Стоит ему выпить, как он начинает безобразничать. Бабушка один-единственный раз разрешила ему выпить, когда была в хорошем настроении, а так никогда не позволяет. Зачем мне из-за него страдать?

— Ты тоже выпей! — прервала ее тетушка Сюэ. — Я не позволю ему много пить. А если узнает старая госпожа, держать ответ буду я.

И она приказала служанкам:

— Дайте тетушке кубок вина, пусть согреется.

Мамке Ли ничего не оставалось, как выпить вместе со всеми.

— Вино не подогревайте, я люблю холодное, — предупредил Баоюй.

— Вот это не годится, — возразила тетушка Сюэ. — От холодного вина дрожат руки — ты не сможешь писать.

— Брат Баоюй, наверное, науки, которыми ты так усердно занимаешься, не идут тебе на пользу! — насмешливо заметила Баочай. — Неужто не знаешь, что вино само по себе горячит? Если пить его подогретым, оно быстрее усваивается; а холодное будет разогреваться в желудке. Ведь это вредно для здоровья. Так что оставь эти глупости! Не пей больше холодного вина!

Совет был разумным, поэтому Баоюй отставил кубок с холодным вином и велел подать подогретого.

Дайюй щелкала дынные семечки и, с трудом сдерживая смех, прикрывала рот рукой.

Как раз в это время Сюэянь, служанка Дайюй, принесла своей барышне маленькую грелку для рук.

— Спасибо за заботу! А то я совсем замерзла! Кто тебя прислал?

— Сестрица Цзыцзюань, она подумала, что вам будет холодно, барышня!

— И ты послушалась? — с язвительной усмешкой заметила Дайюй. — Ведь это для тебя так хлопотно! Мне иногда целыми днями приходится твердить тебе одно и то же, а ты все пропускаешь мимо ушей. Никак не пойму, почему любой ее приказ ты исполняешь быстрее, чем исполнила бы высочайшее повеление?!

вернуться

123

…и нефрит не излучает больше свет… — Здесь под «золотом» подразумевается Баочай, под «нефритом» — Баоюй.