Модельный дом - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 16

— Слушай, брателло, не выручишь страдальца?

— Чего еще надо? — хмуро отозвался Ткачев, покосившись на невысокого, крепко сложенного мужика в камуфляжной форме, которому на вид можно было дать и сорок, и пятьдесят лет сразу. — Ежели денег, то у самого едва на бутылку наскребется.

— Да на хрена мне твои бабки сдались! — искренне возмутился Агеев. — Я сам только что получку получил.

— Так это… — в слезливо-потускневших глазах Ткачева мелькнули живые искорки, и он уже с нескрываемым интересом уставился на клоуна, у которого в карманах полно деньжат, а он изнывает от тоски, ломая из себя страдальца. — Чем помочь-то?

— Да понимаешь ли… — замялся Агеев, — тут такая хренотень… Короче, не поспособствуешь бутылку распить?

— На двоих, что ли, сброситься?

— Зачем же сбрасываться? — обиделся Агеев. — Считай, что я плачу, я и угощаю.

В слезливых глазах Ткачева отобразилось нечто непонятное, и он с хрипотцой в голосе пробурчал:

— Не понимаю.

— Да хрен ли тут понимать! — заторопился Агеев. — Как говорится, наливай да пей. Говорю же тебе, у меня сегодня получка была, и я боюсь, что до жены ее не донесу, если сейчас бутылку возьму. Чекушек-то здесь нет, а на двоих бутылку даже мараться никто не хочет.

— Само собой, — понимающе отозвался Ткачев, — но только что с того?

— Так вот я и твержу тебе: я щас бутылец возьму, и мы с тобой раздавим его на двоих. Врубаешься?

Судя по выражению явно оживших глаз, заблестевших радостным светом, о подобной удаче Ткачев даже помышлять не мог, и он, сглотнув слюну, утвердительно кивнул.

— Считай, что я уже выручил тебя. — И тут же: — Бутылку-то уже взял?

— Да нет пока что.

— Тогда бабки давай. Мы это дельце быстро разрулим.

В нем появилась радостная суетливость алкоголика, почувствовавшего запах халявной выпивки, и он тут же уточнил:

— Дешевую брать или ту, что на витрине?

Агеев пожал широченными плечами.

— На твое усмотрение.

— В таком абзаце, дешевую. Один хрен, из одной бочки разливают.

В его словах сквозила житейская мудрость, с которой не мог не согласиться Агеев.

— Вот и я так же думаю.

Вручив Ткачеву новенький стольник и сообщив ему, что он сам возьмет «что-нибудь зажевать», Агеев проводил глазами явно повеселевшего, нырнувшего к прилавку Ткачева, и направился в гастрономический отдел. Хоть и мог выпить немало, но глотать из горлышка паленую водку да не закусить при этом… Как говорится, здоровье дороже.

Распивали прямо за углом магазина в скверике, под завистливые взгляды тусующихся неподалеку алкашей, разделив по-братски двести грамм ливерной колбасы и батон белого хлеба.

— Ты как, сразу свое на грудь возьмешь или по чуть-чуть? — поинтересовался Ткачев, скручивая с бутылки пробку.

— Можно было бы, конечно, и сразу, — засомневался в своих способностях Агеев, — но боюсь душа не примет.

— Что, перебрал малек? — посочувствовал ему Ткачев.

— Было маленько.

— Тогда давай по бульке. Жена-то, надеюсь, не бросится по кустам искать?

— Исключено. Она у меня полную дрессировку прошла.

— Тогда давай за знакомство, — прицеливаясь к бутылке, произнес Ткачев. — Не каждый день хорошего человека на улице встретишь. Тебя, кстати, как звать-величать?

— Филипп.

— Ну а меня Михаилом. Так что будем знакомы. Бывай! — пробормотал он, принимая из рук Агеева бутылку, и отмерив ногтем на стекле ему одному ведомую черту, присосался к горлышку губами…

Прикончив бутылку с паленой водкой, которая, как сумел заметить Агеев, ничем не отличалась от акцизной, и покалякав о том о сем, явно оживший Ткачев покосился на пустую тару, сиротливо покоившуюся под ногами, перевел взгляд на надломленный батон, поверх которого лежал шмат ливерной колбасы, и обреченно вздохнул. Мол, и жизнь вроде бы налаживается, да и закуси осталось столько, что на два литра хватит, а тут… Более красноречивых вздохов не бывает, и Агеев не заставил себя ждать.

— Оно, конечно, — философски заметил он. — Однако на двоих, что звездочка младшего лейтенанта милиции — непременно тянешься за второй. И тот, кто ее не получил…

— Слушай, вот и я о том, — моментально подхватился Ткачев. — Одна — ни то ни се. И если бы еще по чуть-чуть…

— Но чекушек-то нет, — резонно заметил Агеев. — А целую опять брать?..

— Так мы граммчиков так по сто отопьем, а остальное разделим. Чтоб, как проспишься, было чем горло промочить.

Покосившись на новоиспеченного приятеля и словно раздумывая, стоит ли поддаваться соблазну, Агеев какое-то время «колебался», однако не выдержал красноречивого томления Ткачева и обреченно махнул рукой. Мол, где наша не пропадала. А одна бутылка на двоих, тем паче паленая, это действительно ни то ни се.

Правильно оценив его душевный порыв, Ткачев полез было в карман за деньгами, но Агеев его перехватил.

— Не-е, коли уж я соблазнил тебя… Сегодня угощаю я.

Ткачев не стал упрямиться.

— В таком случае, за мной завтрашний опохмел.

— Если, конечно, меня жена не прибьет, — резонно заметил Агеев. — Впрочем, думаю, обойдется. Она у меня дрессированная.

Задумался и с тоской в голосе добавил:

— Одно плохо — уже двое суток ничего горячего во рту не было. Кишки, небось, уже тревогу забили. А в кафушку идти накладно.

— Было бы о чем терзаться, — повеселел Ткачев. — Возьмем бутылец да пойдем ко мне в берлогу. Кастрюля с супцом всегда в холодильнике стоит.

— Так ты что, недалеко живешь?

— Считай что рядом. Вон он, дом, через дорогу.

— Ну-у, если, конечно, приглашаешь… — протянул Агеев, однако тут же спохватился: — А жена? Не встретит метлой по жопе?

— Исключено! Я уже забыл даже, когда развелся. Короче, пошли. Приглашаю.

— Тогда это совсем другой разговор, — сдался на милость победителя Агеев и полез в карман за деньгами.

Передал две полусотенных засуетившемуся Ткачеву, подумал — и отсчитал еще одну сотню.

— Чего уж там, бери сразу две. Чтобы лишний раз дорогу не перебегать.

Подумал еще, и двинулся следом за Ткачевым.

— Пивка что-то захотелось, да и пожрать что-нибудь прикупим. Пельменей да селедочки под картошку. У тебя, кстати, картошка-то найдется?

— Найдем.

Загрузившись пивом, закуской и водкой, они уже подходили к дому, в котором жил Ткачев, как вдруг тот спросил с хитринкой в голосе:

— Слушай, Филипп а чего это ты на скамейке про мента с единственной звездочкой на погоне вспомнил? Случаем, сам-то не из бывших?

Агеев вопросительно уставился на сотоварища.

— Ну а если даже из бывших? Что с того?

— Ничего, — радушной улыбкой успокоил его Ткачев. — Простоты такое сравнение привел, что… В общем, невозможно было не догадаться. Кстати, на пенсии или как?

— Что, что «или как»?

— Самолично рапорт написал?

— Какое там… Короче говоря, с начальством не сработался. Вот и дали под зад.

— Не жалеешь?

— Не знаю.

Агеев неожиданно остановился, словно раздумывая, стоит ли идти дальше, и в его голосе появились угрюмые нотки.

— А ты сам-то что?.. Поди ненавидишь — что бывших, что настоящих?

— Зачем же ты так сразу? — обиделся Ткачев. — Ненавидишь!.. Да ты сам-то как думаешь, кем я раньше работал?

— Ну-у?..

— Ладно, не ломай голову и можешь мне поверить на слово. Следователь!

Удивлению Агеева, казалось, не было конца.

— В райотделе! На земле!

— Бери выше. В прокуратуре.

— А чего же теперь?

— Ты имеешь в виду вот эти лохмотья? — с кривой усмешкой на лице произнес Ткачев, показав пальцем на фирменный чоповский значок.

— Ну!

— Считай, что тоже поддали. Причем с волчьим билетом в кармане. С-суки!

— За что?

— Потом расскажу.

Глава 8

Видимо, отработавшая все свои ресурсы, баржа переживала свой второй век. Намертво притороченная толстыми тросами к берегу, она сияла гирляндами огней, бликами, рассыпающихся в темноте по темной глади Москвы-реки.