Место преступления - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 26

Сдавал Илюхин своего шефа бывшего, будучи наверняка уверенным, что с тем ничего не сделается, а сам, тем временем, видел Филипп, постепенно успокаивался, взгляд ростовщика понемногу избавлялся от страха. Вероятно, тот рассчитывал уже, что ему удастся выйти из дрянной ситуации с малыми потерями. В конце концов, откупится небольшой суммой. Даже и много можно потерять, лишь бы не лишиться главного… Ну а там, потом… И он старательно пытался запомнить хоть какие-то приметы этого странного налетчика, который все навязчивым шепотом выспрашивал чего-то вместо того, чтобы немедленно требовать денег, и непременно больших. Но при этом Плюхин старался ничем не выдать себя, даже веки приспускал, чтобы сидящий на нем «серый всадник» не прочитал невзначай в глазах поверженного лютую ненависть.

Оружия у нападавшего, успел отметить бывший опер Плюхин, при себе вроде бы не было. Разве что в сумке? Но пока ее расстегнешь, пока достанешь… много можно успеть. Поза вот(неудобная, будто голый лежишь… И кулак еще перед носом… К тому же все-таки сильно «поскуливала» печень у Игнатия Савельевича, правда, и не так, чтобы уж совсем потерял он всякое соображение. А вот на его охи и болезненные гримасы не мог не обратить внимания дерзкий налетчик. И главное, заметил ростовщик, не понимал тот, что это все у Плюхина — удобная маскировка. Надо только улучить момент…

Но кулак время от времени появлялся перед носом, и Плюхин старательно оттягивал миг своего близкого уже и несомненного торжества. Но не дождался. Вспомнил о связанных за спиной руках, на которых все больнее ощущал саднящее жжение тугих веревок. И сообразил наконец, что дергаться нельзя. А одними ногами не отобьешься… Значит, терпеть придется. Вот запомнить бы мерзавца, грабителя… хотя и тут запоминать вроде нечего… Он еще и про каких-то обиженных Плюхиным соседей вспомнил! Ну надо же, Робин Гуд какой!..

А странный налетчик продолжал задавать вопросы, главным образом про то, о чем меньше всего хотел бы говорить ростовщик. Крохалев этого бандита в маске интересовал. И еще — «Мега», которая давно приказала долго жить. Но вобщем-то, понимал Плюхин, похоже, что не совсем дурак этот налетчик. Непонятно и как он очутился в доме, где все закрыто и самим же хозяином сто раз проверено. И — тем не менее.

Нет, он, конечно, всячески отрицал какую-либо свою связь с действиями «Меги», — ничего ведь и не доказано! Но о том, что с той финансовой группой могут быть какие-то связи у полковника, в этом ростовщик был вынужден согласиться, полагая, что такая «тайна», открытая им, ничем страшным грозить ему не может. Об этом же давно говорят в Боброве, сто раз слышал своими ушами. Что ж, пусть, если хочет, пользуется слухами. Одного для себя не желал Плюхин: отдавать грабителю ключи от своего сейфа.

Впрочем, только сам Игнатий Савельевич был уверен, будто ловко обводит незваного «ночного посетителя» вокруг пальца, Агеев так не думал. И прищуренные, якобы от страданий, глаза, и медленно цедящаяся речь хозяина дома не составляли для сыщика никакого секрета. А потом, сидя верхом на Плюхине, Филя чувствовал, как тот пытается напрячься, чтобы что? Скинуть с себя наглеца? Ну, так, а дальше что? Снова — по печени? Надо же дураку понимать простые истины!

— Ладно, так тому и быть, — хрипло «прорычал» Филипп, ловко спрыгивая с туши, — все, что мне надо, я узнал. А теперь давай сюда ключи от своего сейфа и не заставляй меня ждать, а то у тебя снова «прихватит» печень.

Простенько так сказал, почти без выражения, но Плюхин вмиг ощутил на спине холодный пот. И выстроенная логическая схема Игнатия Савельевича немедленно полетела ко всем чертям. Ключи лежали в ящике тумбочки на кривых ножках, стоявшей у изголовья кровати. А сейф — вон он, в платяном шкафу, за одеждой на вешалках. Можно было сдвинуть ее в сторону или выбросить из шкафа на пол, но Филя решил не «хулиганить». Аккуратно открыл дверцы, увидел в двух отделениях с десяток папок-скоросшивателей и решил не занимать у хозяина лишнего времени: все папки затолкал в свою объемистую сумку. После чего шепотом же объявил Плюхину, что остался очень доволен состоявшимся наконец близким знакомством. И оно, по его мнению, пойдет на пользу обоим — так и произнес, словно бы разделяя несчастную судьбу ростовщика.

— С моей стороны, Игнатий Савельевич, вы можете абсолютно за себя не беспокоиться, в ближайшее время от меня вам ничто не грозит. Смертельным исходом, во всяком случае. Поэтому вы особо-то не мучайтесь. Уходя, я оставлю входную дверь открытой, и калитку тоже запирать за собой не стану. Утречком к вам обязательно кто-нибудь заглянет деньжатами разжиться, и найдет вас… — Филипп ласково ухмыльнулся. — И развяжет. Если сочтет необходимым. Я думаю, все-таки сочтет… Всего вам доброго…

В кабинете хозяина, за ширмой, Филипп обнаружил прямо-таки натуральный охранный пост сигнализации с двумя мониторами видеокамер. Недолго думая, он вынул обе кассеты с затеями. Нечего им тут делать, вдруг к хозяину еще вопросы возникнут?

Быстро проходя по коридору, устланному ковровой дорожкой, к выходу, Филя услышал наверху звуки, напоминающие утробный вой подыхающего от голода волка. Даже и не вой, а нечто среднее между визгом и стоном. Хорошо, что окна в доме закрыты, а то перебудил бы весь славный город Бобров.

Следующий визит состоялся к жильцу квартиры на втором этаже пятиэтажки по Трудовой улице. До полуночи еще оставалось немного времени, и, по мнению Агеева, было не так поздно, чтобы отказать себе в удовольствии поближе, лучше вплотную, посмотреть в глаза человека, которому уже около сорока лет, а он так и не удостоился нормального отчества. Даже не столько посмотреть, сколько с участием выслушать его чистосердечные признания относительно странной истории с продажей фабрики неизвестному пока господину Сороковкину. Причем желательно с указанием домашнего адреса и прочих «сертификатов»: ну, семейного положения там, возраста, профессии, а также опасных в наше время связей с теми, кто мнит себя «сильными мира сего». Словом, чтоб рассказ был поинтересней и поподробней.

Филипп уже видел парня. Телосложением тот не блистал, хотя и побежал на фабрику с приличной стайерской сноровкой, но это еще ни о чем не говорило, разве что о возможной, правда, очень короткой, попытке сопротивления. Да он и наговорить-то должен был немного: главным образом о механизме продажи «Универсала» Сороковкину и о том, что того связывает с Крохалевым. Разговора минут на пятнадцать, не больше. У Агеева не вызывала сомнения версия о тесной связи этих лиц в одном уголовном деле, закончившемся убийством владельца фабрики…

А Захариков-то жил беспечно, подумал Филя, оглядывая дверь и раздумывая, самому открыть или позвонить? Даже глазка не поставил. Решил звонить, благо тот не спал, его окна светились.

— Кто там? — послышался из-за двери бодрый голос.

— Здравствуйте, — вежливо ответил Филипп, — капитан Васильев, от Степана Ананьевича Кроха-лева. Пакет вам тут.

Агеев полагал, что ничем не рискует, и не ошибся, дверь тотчас же отворилась. Перед ним стоял молодой человек в трусах и майке, с взъерошенными волосами и сонной физиономией. Тот открыл и отпрянул, увидев перед собой серого человека в шапке-маске. Не давая хозяину опомниться, Филя сделал короткий выпад, и Лешка отлетел назад, скорчившись от боли в животе. «Серый пришелец» аккуратно закрыл дверь и остановился над скорчившимся на полу Захариковым.

— Ну, не ври, не так и больно, — покровительственным шепотом заявил он. — Но вполне может быть, если не станешь отвечать на мои вопросы, понял?.. Не слышу!

— Понял, — прохрипел Лешка и, повернувшись на бок, попытался приподняться на карачки.

Филипп тут же схватил его за волосы и, пригнув голову вперед, повел из прихожей на кухню, где уже «поработал» утром. Там толкнул в сторону стула, а сам встал в дверях, сунув кулак в карман куртки и выпятив там палец, как ствол пистолета. Захариков растерянно хлопал глазами, похоже, он только что дремал, забыв выключить свет, а теперь все хотел проснуться, думая, что ему приснился кошмар. Но, увы, он быстро понял, что кошмар стоял в дверях…