Место преступления - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 33

А сказано там, на лестнице, Степаном Ананьевичем было буквально следующее:

— Ты вот что, парень… Наташку, значит, хочешь? Так получишь, и много кое-чего в придачу поимеешь. Но сперва уберешь того, — полковник брезгливо ткнул пальцем в сторону закрытой двери. — Как сделаешь, меня это не касается. А не сделаешь, то же самое может запросто случиться и с тобой, понял?.. И, не дождавшись внятного ответа, продолжил: — Ну, а понял, так действуй. Ступай на кухню, нож, что ли, возьми или молоток найди, ну и… В общем, ты парень способный, сильный, сам сообразишь, что отпечатков своих пальцев на орудии убийства умный преступник никогда не оставляет. Впрочем, учить жить тебя я не собираюсь, а Наташка — вполне приличная награда для такого… парня, как ты. С ней далеко пойдешь… Дом у нее уже есть, ты видел, машина вам будет… Ну, а я пройдусь пока маленько, воздухом подышу. Догонишь и скажешь. Действуй…

Глава восьмая

«РАЗНЫЕ ШТУЧКИ» АГЕЕВА

Шикарный малиновый джип «вольво» — краса и предмет гордости успешного столичного адвоката Юрия Петровича Гордеева — мчался с приличной скоростью по Минскому шоссе в сторону Вязьмы. Впереди, как заметил «штурман», сидевший рядом с водителем, Александр Борисович Турецкий, у них лежали примерно четыреста километров отличной дороги, обозначенной на всех автомобильных картах как «М-1». А там, впереди, у города Сафоново, им предстояло повернуть налево, в сторону Дорогобужа, то есть проехать еще с полсотни верст и, как говорится, вот она, станция назначения — благословенный город Бобров, который, если кто-то когда-то и благословил, то неизвестно за что. Иначе говоря, путники никак не могли взять в толк, кому пришла в голову эта редкая по своей глупости мысль.

Впрочем, такое впечатление сложилось у них после того, как «официальный помощник» адвоката Филипп Кузьмич Агеев сообщил о проделанной им предварительной работе по сбору необходимого для нового расследования материала, а также о некоторых индивидуальных особенностях населения, проживающего в Боброве. После закрытия единственного на весь городок предприятия, оно фактически лишилось официальных средств к нормальному человеческому, пардон, существованию. Это как бы «стеснительное» Агеевское «пардон» особенно веселило адвоката, который все похмыкивал и покачивал в недоумении головой: какой, мол, черт его дернул принять предложение друга и коллеги Турецкого! О неофициальных средствах Филя разговора не поднимал, поскольку они и сами догадывались, представляя себе положение дел в десятках тысяч других подобных городков на Руси великой, в которых обычно добрые две трети городского пространства занимают частные домишки, окруженные огородами, являющимися единственными кормильцами, и где любое мало-мальски сносное предприятие уже является, по существу, градообразующим. А его закрытие влечет за собой катастрофическую безработицу, компенсируемую в сознании обывателя привычным пьянством. То есть нигде ничего нового. Иначе говоря, суета сует и всяческая суета…

Кажется, что там уж и делить нечего, не за что воевать и ломать копья. Однако практика расследования довольно-таки типичных уголовных дел в подобных, забытых Богом поселениях показывает, что страсти там разыгрываются иной раз поистине шекспировские…

Соблазненный отчасти и Турецким, но более всего подкупающей внешностью и приятной манерой общения Веры Красновой, носящей, как стало понятно из разговора, собственную фамилию и потому, вероятно, незамужней, Юрий Петрович решил, что и в патриархальных городках может быть своя прелесть. А само дело, ради которого молодая и независимая женщина решила побеспокоить уважаемое и солидное агентство, представлялось ему «семечками». Хоть и завязано оно было на «смертоубийстве». Обыкновенная провинциальная разборка, решил адвокат, и много времени расследование его не отнимет. Тем более с непосредственной помощью таких асов сыска, как Турецкий и Агеев. Зато некоторой компенсацией потерянному времени вполне могла бы оказаться прелестная Верочка, «проникающий» взгляд которой так сладко волновал душу Юрия Петровича. И он, глядя на стелющееся перед ним серое полотно широкой трассы федерального значения, мечтательно улыбался.

Александр Борисович обратил, естественно, внимание, пригляделся и понял причину Юркиной «созерцательности». И решил подначить его немного, чтобы «сократить» расстояние до пункта назначения: за разговором — известное дело…

— Между прочим, — с легкой ухмылкой заметил он, — Филя передал, в качестве сведения особого значения, что вдовушке Кате эта Вера и в подметки не годится. — И равнодушно отвернулся к боковому стеклу. Но краем глаза подметил, как вздрогнул Гордеев. Значит, попал!

— Какое это имеет отношение?.. — с деланным равнодушием отозвался адвокат.

— Прямое…

— То есть? Не понимаю.

— А ты представь себе на минутку, что тот полковник — молодой и симпатичный. Ну, вот вроде тебя. Не сбеги ты тогда из прокуратуры, точно ходил бы сейчас в «настоящих» полковниках. А то и, как я, в генералах.

— Нет, я серьезно. В чем скрытый смысл твоего тезиса?

Турецкий скрыл ухмылку: «Ишь, как его разобрало! Тезис у него, видишь ли!..».

— А в том, Юрочка, дорогой, что я лично, например, не могу исключить, что Филипп Кузьмич наш, человек несколько иной формации, нежели мы с тобой, дружище, а потому и не разбирающийся путем в психологии, мог нечаянно сместить, так сказать, главные акценты дела. И убийство произошло вовсе не по причине передела собственности, а по совсем другой. Представь! Одна молодая дама — красавица, к тому же далеко не бедная вдовушка — при всяких машинах и особняках. А вторая, ее родственница, — такая же красавица, да еще собственный бизнес! И наш полковник — страстный Ромео, пусть и в возрасте, зато при погонах. Ну, ни о чем не говорит? Ни на что не намекает?

— А на что намекает тебе? — с легким сарказмом поинтересовался Гордеев, по-прежнему мечтательно улыбаясь.

— О том, например, что он убирает препятствия, на своем пути ради овладения одним из прекрасных призов. А может, и двумя, в зависимости от темперамента и сексуальных возможностей. И что же мы с тобой, даже и с помощью Фили, можем противопоставить ему? Разобрать дам — кому кого, потом разберемся, — ну, и лишить его приза, а? А когда полезет?.. Что ж, ты боксом занимался, призы имел, опять же, и я, говорят, не самый худший самбист. Еще и хорошо стрелять умею, попадаю. Отобьемся? Как считаешь?

— Я считаю до трех. Отвяжись со своими глупостями… А Верочка — хороша, ничего не скажешь. Но о твоей версии, я полагаю, тоже стоит подумать. Вот вы с Филиппом и займитесь. У вас получится… — И после короткой паузы продолжил: — Не понимаю, зачем Филиппу надо было лезть на рожон. Ты, что ли, посоветовал?

— Да ты что? Наоборот, я предоставил ему право решать самому, но обострений избегать.

— Во-во, избег, называется! Двух преследователей уложил и лишил личного оружия — раз… Отключил помощника владельца предприятия и забрал документы — два. «Засветился» на фабричке, ну, с охранником — три. Ростовщика уделал по полной программе и унес документацию — четыре. И ты думаешь, что полковник ему спустит такие дела с рук? Как бы не так. Я уже носом чую, придется нам, вместо того чтобы заниматься прямым своим делом — расследованием убийства, вызволять Филиппа из «обители вечной скорби», — тюряга там, уверен, построена еще при Иване Грозном. И зачем вы все это, ребята, затеяли? Я ж просил вас сделать только одно: грамотно разведать обстановку…

Гордеев явно огорчился, да только чего уж было теперь рассуждать? А между тем Александр Борисович тоже ведь просил Агеева не ложиться грудью на амбразуру, потерпеть немного. Однако Филя, прекрасно знал он, был человеком «упертым» на понятии «справедливость». И, не дай Боже, чтобы кто-то нечаянно пострадал от его неправомерных или просто неосторожных действий. Совесть его, понимаешь ли, сильно мучила в таких случаях, надо же?..

Но, может быть, надеялся еще Турецкий, события станут развиваться в патриархально-криминальной среде Боброва медленнее, чем в каком-нибудь «штатовском» блокбастере. Хотя Филипп умел, это было известно, отчасти и прогнозировать события. И, значит, такое предположение шатко, события могут начать раскручиваться как раз наоборот, стремительно, а с ними возникнут и ненужные заботы.