Истории, которых не могло быть - Царева Ирина - Страница 19

Потом я нашла большую цыганскую серьгу. Мне было шесть лет, и мы отдыхали на море. Копаясь в песке морского прибоя в поиске ракушек, я даже не догадалась, что это дорогая золотая вещь, и принесла ее в ведре вместе с прочим уловом.

В двенадцать лет я нашла прямо на улице кошелек, в котором не было ни одной монетки, но зато лежали два обручальных кольца — мужское и женское. Я опять была с мамой. Она тогда сказала: «Кто-то сейчас много слез льет по ним». А за поворотом мы увидели молодую женщину, которая металась в слезах по тротуару, явно что-то разыскивая. Мама спросила ее, что она потеряла. Оказалось, что именно этот кошелек. Мама протянула ей его, а она начала целовать мамину руку. Мама руку выдернула и показала на меня: «Ее благодарите». И тогда женщина стала целовать меня. А потом сняла с шеи тоненькую ниточку кораллов и одела мне на шею. Они сохранились у меня до сих пор.

Следующая находка была ровно через год. Я нашла в роще золотую брошку с тремя крупными каменьями горного хрусталя. Мама опять написала объявление. Только в этот раз, чтобы не ходили всякие жулики, такое: «Кто потерял безделушку с тремя хрустальными камнями…» И никто не пришел. В пятнадцать лет я принесла домой найденный в парке обрывок золотой цепочки длиной 5-6 см. Мама уже объявлений не давала.

А в семнадцать произошло вообще невероятное событие. Мне к окончанию школы родители подарили первые туфли на шпильке. Тогда носили очень высокую шпильку, а улицы были не везде асфальтированы: где-то мощеные, где-то грунтовые. Ходить было ужасно трудно. Мучил страх опереться всей тяжестью на каблук, чтобы он не ободрался о камни или землю. Ходили почти на цыпочках, переставляя ноги как журавли. Но охота пуще неволи, и, сцепив зубы от боли на вывернутых пальцах ног, зажатых к тому же еще безумно узким и длинным модным носком, мы улыбались и шли… шли… Вот на таких несчастных измученных болью ногах я и явилась домой и первым делом, сняв туфли, посмотрела на каблуки: не ободрала ли, не испортила ли их? И увидела: на шпильке туфельки было надето обручальное кольцо! Видимо, я ходила в нем долго, так как загнала его довольно высоко, и утрамбовано оно было прочно. Где, когда я умудрилась с прицельной точностью наступить на него — я не могла себе даже представить. Радости у меня не было. Кольцо меня интересовало мало, а вот тонкая кожа на каблучке была им порезана — и это была трагедия. Папа подклеил ее и, в конце концов, ничего не стало заметно. А колечко легло в шкатулку, в которой хранились мои предыдущие сувениры.

Эта шкатулка была известна всем друзьям родителей. Она служила как бы вещественным доказательством моего дара «притягивать» золото. И все друзья семьи иначе как «золотой девочкой» меня не называли.

Я закончила школу (с золотой медалью!) и уехала учиться в столицу. Была середина шестидесятых годов. Я жила на стипендию. Пятьдесят рублей, которые присылали мне родители, уходили в основном на оплату комнаты (30 руб.), т.к. мест в общежитии не было, да и родители очень не хотели, чтобы я там жила, считая что обстановка студенческой вольницы может оказать отрицательное влияние на мой «моральный облик». А «на квартире» меня в строгости воспитывала интеллигентнейшая старушка Виктория Никитична, которая была на постоянной связи с моими папой и мамой.

Однажды я застала мою хозяйку в слезах. Она ходила в магазин и потеряла брошку — камею, окантованную тонкой золотой оправой. Мне было очень жалко Виктошу, и я подарила ей свою найденную в детстве брошку с хрусталем. А месяца через два, прощаясь со своим другом у входа в подъезд, я уронила сумочку, из которой высыпалось при падении все ее содержимое. Собирая его, я нашла под неплотно прибитым деревянным порогом камею Виктории Никитичны. Когда я принесла ей пропажу, она была так счастлива, что трудно описать. Эта брошь была для нее памятна (осталась от матери), и она чуть не задушила меня в объятиях. Потом потребовала, чтобы я забрала свою брошку. Никакие мои «обиды» и прочие хитрости не изменили ее решения. Брошка с хрусталем снова легла в мою шкатулку. А на мое девятнадцатилетие она подарила мне свое девичье тоненькое золотое колечко с бирюзой.

На этот же день рождения мама моего друга, который считал себя почти женихом, подарила мне золотую цепочку. Сняла с шеи и одела на меня. В то время такие подарки может быть и делались в богатых семьях, но для советской интеллигенции, жившей от зарплаты до зарплаты и от пенсии до пенсии — это явно нельзя было отнести к ординарным событиям.

Еще через год я одела обручальное кольцо и сменила фамилию.

Десять лет золото не вспоминало обо мне. В то время у меня и мыслей об этом не было. Я забыла о золотом дожде юности. К побрякушкам я всегда была (и осталась) равнодушна. И, может быть, никогда бы не заметила того, что за десять лет у меня не появилось ни одной вещицы, если бы не последующие события.

Прожив десять лет, мы разошлись. Винить некого — так сложилась жизнь. Я решила вернуть свою девичью фамилию. Это было нелегко. За эти годы у меня появилась целая куча разных документов, выписанных на фамилию, полученную от мужа: паспорт, институтский диплом, еще парочка дипломов (я слишком много училась, отсюда и несложившаяся семья), всяческие «билеты», и т.д. И все это надо было переделывать. Заняло это почти год.

В тот день, когда я получила последнюю бумажку, закрывающую «документообменную эпопею», я купила бутылку шампанского, торт, позвонила своей подруге, и пригласила к себе «отпраздновать освобождение». После работы с полиэтиленовым пакетом, из которого торчало горлышко бутылки, я отправилась домой в набитом до отказа вагоне метро, а затем в давке автобуса. Когда дома стала распаковывать сумку с покупками, я обнаружила на горлышке бутылки золотые женские часики на тонком кожаном ремешке. Когда-то такие были у моей мамы: четырехугольные с очень выпуклым стеклом фирмы «Заря». До сих пор для меня остается загадкой, как они оказались на «шампанском». В том, что их не было, когда я выходила с работы, я уверена. И в тот момент, когда я их увидела, меня впервые в жизни посетили мистические мысли. Именно тогда я вспомнила, что десять лет жила без подарков и находок — те десять лет, что носила чужую фамилию! И точно в день, когда я окончательно от нее отреклась, я получила золотой подарок.

Пришедшая через час «обмывать свободу» подруга, предложила другую версию: «Фамилия здесь не при чем. Это твой бывший так на тебя действовал. Вспомни, как он не хотел, чтобы ты писала диссертацию! Вспомни, как он злился, когда ты защитилась!» и т.п.

Но жизнь опровергла ее слова. Я заболела, пришлось делать операцию. И полтора месяца меня продержали в больнице. Там меня навести мой бывший муж. Он принес фрукты, цветы, конфеты. И еще кулечек арахиса — его продавал прямо с машины, набирая совком из бумажных мешков, приезжий человек с Кавказа. Орехи были в кожуре, их осыпавшиеся чешуйки занимали половину кулька. Я попросила угостить соседок по палате. Он обошел все кровати и каждой насыпал в ладошки или на тумбочку горстку. В том числе и мне. В подставленные мной ладони упало из кулька вместе с орехами широкое кольцо «чалма». Оно было смято, как будто по нему проехало металлическое колесо, исцарапано, но на нем стояла проба — это было золото. Все было вполне объяснимо: у кого-то из тех, кто собирал арахис в эти мешки, соскользнуло колечко, и так и осталось среди орешков, потом их грузили, возили, швыряли и т.д. — отсюда все деформации. Труднее объяснить то, что попало оно в кулек, предназначенный мне, и то, что упало оно в мои ладони, хотя в палате было 12 женщин!

Этому подарку я была рада, как никогда раньше. Он опровергал версию моей подруги «об отрицательном влиянии моего мужа» — ведь это золото пришло в мои руки из его рук! Моя версия о влиянии фамилии упрочнялась.

Потом была целая серия совершенно комедийных ситуаций. Мои знакомые теряли у себя в доме кольца, цепочки и пр. золотые вещи и немедленно звонили мне. Это превратилось в своего рода игру. Я всегда находила эти вещицы. Причем в совершенно явных местах — почти на виду. Посрамленные «теряльщики» клялись и божились, что именно в этом месте они несколько раз смотрели, и там ничего не было. Детская кличка «золотая» вернулась ко мне.